- Сразу видать землячка-украинца...
Но землячок не так-то прост. Тихонечко прижимается спиной к подоконнику, отводя в сторону руку непрошеного гостя. И тут Рева замечает в углу длинный кнут.
- Это твоя лошадь у крыльца?
- Моя. А что?
- Головотяп ты, а не возница!
- А я и не возница вовсе.
Я внимательно всматриваюсь в человека. У него белые-белые волосы, а лицо моложавое, гладко выбритое, с ясными серыми глазами.
- Кто же ты? - не унимается Рева.
- Я - Таратуто Николай Васильевич, будем знакомы, - сует нам по очереди руку незнакомец. Делает он это так невозмутимо, будто его имя здесь всем прекрасно известно.
- Плохо тебя командир обучает, - говорит Рева и все-таки ухитряется стянуть с подоконника аппетитный кусочек.
- А я сам командир Хинельского партизанского отряда.
Это настолько неожиданно, что Рева, уже начав было жевать, обратно кладет еду. Пытается шуткой прикрыть свое смущение.
- Ну як же так, землячок, так бы сразу и говорил. Я же сразу узрел, что передо мной не простая людына...
Вместе идем в комнату. Я все вспоминаю: Таратуто - где я слышал эту фамилию? И вдруг вспомнил Гаврилову Слободу, старосту-предателя, его признание по поводу анонимок... Задаю обычные при знакомстве с новым командиром вопросы:
- Район хорошо знаете? Народ вас знает?
- Родился и вырос в этих местах. Работал здесь директором пенькозавода.
- В армии не служили?
- Нет, не служил, - ответ прозвучал без нотки сожаления.
- Скажите, а вы были директором завода в Новгород-Северске?
- Да.
- А у вас был такой - Фещенко?
- Был.
- А за что вы были под следствием?
Таратуто заметно встревожился.
- Да, арестовывали меня. Но потом разобрались, выпустили...
Я понимаю его тревогу. Сейчас, в условиях вражеской оккупации, не так-то просто выяснить причину ареста. Уже поэтому мы вправе были бы не доверять ему. Смотрю на погрустневшее лицо Таратуто, и волна возмущения снова переполняет грудь: одной анонимки, написанной мерзавцем, хватило, чтобы посадить хорошего, честного человека.
- Все же за что вы оказались в тюрьме?
- Кто-то оклеветал меня.
- Вы не знаете, кто именно?
- Нет.
Рассказываю ему историю, которая произошла в Гавриловой Слободе.
- Неужели тот самый Фещенко? - не верит Таратуто.
- Он принял нас за немецких чиновников и рассказал нам все до мельчайших подробностей. Мы его потом расстреляли.
Таратуто вытирает вспотевшее лицо.
- Значит, расстреляли? Спасибо вам, спасибо от живых и от мертвых!..
И вдруг мрачнеет:
- А вы знаете, все-таки не Фещенко на меня настрочил. Не мог он... Тут что-то не так.
- Это почему? - удивляюсь я.
- Потому, что, когда меня исключали из партии, он жарче всех защищал меня. А потом вместе с моей женой приезжал ко мне в тюрьму, добивался, чтобы передачу разрешили.
- Очередной трюк для отвода глаз. А вы и поверили...
- Да, - задумчиво говорит Таратуто. - Трудно даже себе представить такое.
Так состоялось наше знакомство с Николаем Васильевичем Таратуто, которого Хильчанский райком партии назначил командиром местного партизанского отряда.
Сложны характеры людей. Не каждого с первого взгляда разгадаешь. Когда мы в лесу повстречали Петракова и он сказал, что в прошлом был лесорубом, а в армии стал сержантом, мы сначала не поверили. Разухабистая походка, задиристый тон, вызывающая вольность обращения без учета должностей и званий исключали даже мысль о том, что перед нами армейский сержант. Но прошло время, и мы увидели, что это очень исполнительный и волевой человек. Теперь он лучший командир взвода. Взвод у него такой, что может сражаться за целую роту.
Или Иван Иванович Шитов. В армии был простым поваром. Человек несколько замкнутый, молчаливый. Думалось на первых порах, что выше черпака и котла он никогда не подымется. А на наших глазах Иван Иванович стал талантливым подрывником, затем командиром подрывной группы, а вскоре возглавил все подрывные группы отряда. Когда же мы организовали школу по подготовке подрывников, то ее начальником, не раздумывая, назначили Шитова. Организаторские способности этого человека с каждым днем раскрывались все шире и очевиднее. Он стал командиром отряда, который со временем превратился в могучее партизанское соединение, успешно действовавшее в Каменец-Подольской области. Я имел удовольствие работать с Иваном Ивановичем и после войны. Кристальной души человек, вдумчивый и смелый, он очень много сделал в первые послевоенные годы, когда мы вели трудную и жестокую борьбу с последышами фашизма - украинскими буржуазными националистами - бандеровцами. Шитов умер рано - ему не было и сорока лет. А мы и не подозревали, что он тяжко, неизлечимо болен...
Хорошо запомнился мне и Григорьев, житель Красной Слободы, ветеринарный фельдшер. Фанатически влюбленный в свою профессию, он считал для себя самым главным в жизни заботу о здоровье своих бессловесных пациентов. Ради них он все свободное время отдавал сбору всяких целебных трав. Кто бы мог подумать, что этот тихий, сугубо мирный человек станет главным конструктором партизанских мин? А именно ему мы обязаны тем, что в нашем распоряжении появлялись все более совершенные и надежные мины, с помощью которых партизаны-подрывники отправили под откос десятки вражеских эшелонов.
Вот такими оказывались советские люди в грозную для Родины годину. И Таратуто тоже не стал исключением.
Мы с ним направились в избу, чтобы поговорить по душам. Но тогда разговор не состоялся. В дверях мы столкнулись с Васькой Волчковым. Никогда еще не был наш разведчик таким взъерошенным и растерянным.
- Что случилось? - спрашиваю.
Молчит.