- Задание мы не выполнили, - выдавливает Волчков.- На окраине Середины-Буды нас обстреляли. Мы вернулись.
Мне стало ясно состояние Волчкова. Этот человек не привык докладывать о том, что он не справился с заданием, такого с ним еще не случалось.
Разведчики Волчков, Уваров, Заварзин и Ивашура должны были проникнуть в Середину-Буду, разведать скрытые проходы в город и добыть "языка". И вот не получилось. Это для меня неожиданный удар. Нельзя же вслепую наступать на мощный вражеский гарнизон.
Волчков не оправдывается.
- На обратном пути мы захватили двух румынских солдат, - со вздохом говорит он. - Но от них никакого проку: ни бум-бум ни по-немецки, ни по-русски. Начальник штаба посылает меня в отряд Покровского. Говорят, что там есть румын, знающий русский язык. Доставлю его сюда.
Вхожу в избу. Здесь вовсю идет допрос:
- Говорите, кто вы? Зачем оказались ночью в лесу?
- Кто вас послал?
- Какой номер вашей части?
Вопросы задавались наперебой, и два румынских солдата едва успевали поворачивать голову к спрашивающему.
Высокий солдат встретился со мной взглядом и широко улыбнулся. Развел руками и покачал головой: не понимаю, дескать. Потом начал тыкать в грудь себя и своего низкорослого товарища:
- Румунешту... Камарад... Камарад...
Рева пускает в ход всю свою богатую мимику. Ничего не помогает. Улыбаются румыны, говорят по-своему.
Командир отряда Боровик сердито отвернулся:
- Притворяются.
И, словно почувствовав, что угроза для них таится теперь в этом строгом человеке, румыны, как по команде, поворачиваются в сторону Боровика. Уставились на него, на лицах исчезла улыбка.
Уже много позже, когда эти двое стали полноправными партизанами, я понял цену их мужественному поступку: оторванные от своей родины, втиснутые в мундиры вражеских солдат, не зная ни слова по-русски, они бежали в лес, чтобы найти партизан. Шли с единственной надеждой, что, несмотря на всю напряженность обстановки, их поймут. А ведь могли бы и не понять...
К сожалению, я запомнил фамилию только одного из солдат, того - высокого. И то, наверно, потому, что была забавная - Рак. До сих пор не знаю, есть ли вообще такая фамилия у румын. Тогда нас больше интересовало существо человека, его антифашистское кредо. И теперь, спустя многие годы, я с удовлетворением вспоминаю о том, что даже в то тяжелое, омытое кровью время на территории, занятой врагом, мы со своими иноплеменными друзьями находили общий язык.
Нашу затянувшуюся беседу с румынами мы прервали тогда, когда приехал комиссар Захар Антонович Богатырь с незнакомыми для нас людьми. Первым Захар представил секретаря Хильчанского райкома партии Горинова. Этот худощавый человек сразу показался мне энергичным и жизнедеятельным. Горинов, увидев своего командира Таратуто, удивленно подернул остро выступающими плечами и добродушно улыбнулся.
- Ты не забыл, - спросил он, - что сегодня делаешь доклад в Ново-Васильевске? Там тебя ждут.
Я заметил, как переглянулись все командиры и комиссары. Я был удивлен не меньше... В самом деле, если мы открыто проводили собрания в деревнях, то это происходило в нашем, отвоеванном у врага партизанском крае. А ведь эти люди стоят только у истоков организации отряда. Что это - уверенность в своих силах или благодушная беспечность? Не так-то просто решиться проводить собрание, когда знаешь, что оно в любую минуту может быть прервано появлением карателей.
Богатырь, поняв причину нашего недоумения, пояснил:
- У Скрыпницких болот забазировались отряды Покровского и Гнибеды. Партизаны разогнали всю полицию и старост. Территория свободна, а немецкие гарнизоны в районных центрах пока еще не очухались.
Вторым человеком, с которым нас познакомил Богатырь, оказался секретарь Гремячского райкома партии Черниговской области, он же командир Гремячского партизанского отряда, С. К. Клименко. Немного грузноватый, с веселой улыбкой на лице, Клименко крепко стиснул мою руку и пробасил:
- Наш отряд действует с первых дней оккупации. Правда, он у нас небольшой-всего лишь пятнадцать человек вооруженных, но зато все ребята проверенные, настоящие коммунисты.
Районный центр Гремяч, Черниговской области, находится за рекой Десной, но он граничит с Хильчанским районом, Сумской области, и это было для нас очень важным обстоятельством хотя бы потому, что стык областей, как правило, слабо или совсем не контролировался областными оккупационными властями. Мы начинали развертывать боевую работу в этих новых для нас районах, и то, что за Десной наши партизаны могли опереться на хорошо подготовленное и уже давно действующее партийное подполье, многое значило.
Клименко порадовал нас еще одним важным сообщением: подпольный райком передавал в наше распоряжение свою типографию. Правда, она раскомплектована, хранится частями в нескольких местах, в ней мало оборудования и шрифта, но все-таки это типография. И Богатырь уже положил передо мной листок со списком состава редколлегии нашей будущей партизанской газеты. Возглавлял список Иван Иванович Гридчин.
Типография... Газеты, листовки... Многое вспоминается, когда слышишь эти слова. И пусть читатель простит, что я опять увожу рассказ в сторону. Наверное, без таких невольных отступлений вообще не обойтись в воспоминаниях.
С той поры, когда мы в заснеженном лесу зимой 1941 года нашли праздничный номер "Правды", прошло много времени, но в любой день - и в будни, и в торжественную юбилейную дату, - раскрывая газетный лист, я снова вижу взволнованные лица моих друзей, которые после долгого перерыва вновь увидели свою, родную, советскую газету. Голос партии, дыхание Родины несли к нам четкие газетные строки. Газеты, журналы, книги для нас в те времена были самым драгоценным грузом из всего того, что везли к нам самолеты.
В своих воспоминаниях о партизанской борьбе дважды Герой Советского Союза С. А. Ковпак пишет:
"Вместе с пушками и снарядами прибыли на наш аэродром и пачки с литературой, листовками. Для выполнения нашей задачи это оружие было не менее необходимо, чем пушки"...
Очень точно сказано. Партизаны-коммунисты уже с первых шагов своей деятельности на оккупированной врагом территории широко использовали силу большевистского печатного слова. В листовках и газетах гремел боевой набат, поднимающий народ на борьбу. Печать разоблачала звериную сущность фашизма, говорила правду о героической борьбе Красной Армии, о подвигах народных мстителей во вражеском тылу.
Огромное дело сделал секретарь подпольного райкома Клименко, сохранив и передав нам типографию. Мы ее сразу пустили в ход. Каждое издание мы выпускали тиражом не менее двух тысяч экземпляров, а листовка о разгроме немцев под Сталинградом вышла тиражом более пяти тысяч экземпляров. Всего же общий тираж изданных у нас газет и листовок превысил семьсот двадцать пять тысяч экземпляров. И это несмотря на все трудности, с которыми мы сталкивались повседневно. Когда на нас нападали карательные экспедиции врага, мы четырежды закапывали нашу типографию в землю, но работа редакции не прекращалась ни на один день. Партизаны всегда уносили с собой немного шрифта. Листовки набирались прямо в лесу и печатались небольшим валиком, обмотанным бумагой.
Печать помогала нам успешно бороться с вражеской пропагандой. А Геббельс и его подручные не брезговали никакими средствами. Немецкие самолеты все леса и поля усеивали листовками, в которых было все: от обещаний райских благ до запугивания смертью. Гитлеровцы шли на любые провокации. Из штаба партизанского движения к нам прибыла радистка Антонина Чередниченко. Однажды, когда она шла в отдаленный отряд, ее схватили немцы. Через несколько дней с самолета посыпались листовки за ее подписью: "Голодные, истощенные, бегали партизаны сотни километров лесами и болотами от преследования немецких войск, и только в плену у немцев я почувствовала себя хорошо. Доверьтесь немцам, уходите из партизанских отрядов и расходитесь по домам". Немного спустя возле села Боровичи партизаны нашли зверски изуродованный труп Антонины Чередниченко. И мы в своих листовках рассказали нашим людям правду об этой чудесной девушке и мерзкой лжи, которой гитлеровские изверги пытались запятнать ее чистое имя.
Замечу кстати, что в июле 1943 года немцы распространили листовку, на которой была подделана и моя подпись. "Я, известный партизанский командир соединения,- значилось в этом листке, - убедившись в бесплодности борьбы против непобедимой немецкой армии, не получая поддержки из Москвы, со всем своим штабом в районе Локница сдался в плен. Кормят меня хорошо, гарантирована жизнь и работа. Мне разрешено самому принимать сдающихся в плен партизан. Я обращаюсь к своим партизанам, а также к партизанам Ковпака: сдавайтесь в плен и приходите ко мне!" Разоблачить эту грубую фальшивку было нетрудно, если бы она распространялась только в радиусе действия наших отрядов. Но фашисты всегда отличались коварством. Тысячи таких грязных листков они разбросали далеко к югу от нашего партизанского края, и нам приходилось посылать своих людей в дальние рейсы с багажом наших листовок, в которых разъяснялась населению правда и разоблачалась очередная провокация фашистских пропагандистов.
Партизанская печать не только поддерживала людей духовно, но и повседневно оказывала им жизненную помощь, подчас спасала их от смертельной опасности. В оккупированных районах не хватало пищевой соли. Гестаповцы воспользовались этим и начали подбрасывать отравленную соль. Мы вынуждены были издать специальные листовки, которые предупреждали население и партизан ни в коем случае не пользоваться пищевыми продуктами, пока их не проверят наши врачи.
Многие наши листовки адресовались солдатам, пригнанным из стран, порабощенных Гитлером. Насильно поставленные под ружье, эти люди жадно искали правду и находили ее в наших листовках. Сотни словаков, венгров, румын, с помощью этих листовок разыскали дорогу в партизанские отряды, обрели свое место в общей борьбе и стали нашими боевыми друзьями.
Печатное слово удесятеряло силу нашей устной пропаганды, повышало действенность бесед, которые проводили в деревнях неутомимые партизанские агитаторы. Отправляясь на боевое задание, партизаны обязательно заходили в редакцию, запасались газетами и листовками. Очень часто здесь можно было увидеть ходоков из деревень. Они шли к нам за газетами и листовками, которые потом переходили из рук в руки, из села в село, из района в район.
Партизанская газета делалась руками людей, которые сами не расставались с оружием. И потому так убедительны всегда были корреспонденции ковпаковцев Вершигоры и Воронько, стихи нашего поэта политрука Ивана Гуда, заметки и письма партизан, заполнявшие каждую газетную страницу.
Работники редакции тоже нередко меняли перо на автомат. Редактор Гридчин, литературные сотрудники Зайцев и Поляков, наборщики Голубев и Коняев, печатник Григорьев не раз участвовали в боях. Рядом с наборной кассой и печатным станком всегда находилось оружие. И надо отдать должное: наши газетчики владели им превосходно.
Партизанская печать нашего соединения прошла славный боевой путь от крохотных листовок до массовых газет "Партизанская правда", "Партизан Украины", литературного журнала. Мы начинали с самодельного печатного станка, сконструированного из гильзы 152-миллиметрового снаряда, а уже в 1943 году, после того как наши партизаны освободили город Овруч, у нас появилась превосходная типография и мы смогли выпускать не только свою "Партизанскую правду", но и районную газету "Зоря".
Партизанская печать - неотъемлемая часть всей нашей большевистской прессы - была мощным рупором Коммунистической партии на временно оккупированной фашистами территории, действенным оружием в борьбе с врагом.
Но вернемся к тому, что происходило апрельским вечером в доме лесника. Мы познакомились с командиром третьего из вновь организованных отрядов - Иваном Филипповичем Федоровым. До войны он был чекистом. Теперь Середино-Будский подпольный райком поставил его во главе местных партизан.
Когда собрались все командиры и политработники, выяснилось, что в наши планы надо вносить существенные и неожиданные коррективы. Некоторые соседние отряды не могли принять участия в операции - они получили другие задания. Пришлось, как говорится, на ходу латать прорехи.
Начальник штаба объединения Илья Иванович Бородачев вытряхивает из своей полевой сумки целую кипу разных документов. Бережливо, по-хозяйски разбирает их. Знаю, ему каждая бумажка здесь дорога. Эти потрепанные листки отображают всю нашу боевую деятельность за шесть месяцев.
Не выдерживаю и тоже, в который раз, просматриваю эту своеобразную летопись наших дел.
19 ноября 1941 года - налет на немецкий гарнизон на станции Зерново. 27 ноября - нападение на инженерное подразделение гитлеровцев. 2 декабря разгром полицейского гарнизона в Красной Слободе. 8 декабря - похищение оккупационной администрации в райцентре Суземка. 17-19 декабря - засада на большаке Трубчевск - Брянск; уничтожено восемь автомашин. 26 декабря - разгром гарнизона в Суземке. 1 января 1942года - уничтожен полицейский участок в Селечно. 7 января - ликвидирован крупный гарнизон в поселке Локоть. 17 января - уничтожено подразделение противника, занимавшееся ремонтом железной дороги в районе станции Нерусса. 1 февраля - взятие города Трубчевска. 2 февраля взорван мост на железной дороге Брянск - Почеп. 10 февраля - на станции Бороденка выведен из строя лесозавод и склад смазочных материалов. 15-16 февраля - ликвидированы фашистские гарнизоны в селах Павловичи и Полевые Новоселки. 26 февраля - 1 марта - поход в Трубчевские районы и бой в Кветуне. 17 марта - уничтожен полицейский участок в селе Большая Березка. 19 марта разгром отряда полиции в Гавриловой Слободе...
За это время горстка окруженцев из девяти человек выросла в партизанское объединение, насчитывающее свыше двух тысяч бойцов. Кроме того, в Суземском, Трубчевском и Брасовском районах действуют мощные отряды самообороны - наш резерв и тыл.
Прошу Бородачева отложить в сторону архив и приступить к изложению плана предстоящей операции.