- Хорошо, хорошо, - как бы вспомнил. Под рукавами гимнастерки угадывались длинные костлявые руки. Пальцы почему-то дрожали. Он похлопал по карманам галифе, извлек мятую пачку папирос. Щелчком выбил из нее папиросу, закурил. Протянул пачку Андрею: - Кури.
Андрей тоже закурил.
Комбат зажал папиросу между пальцами, темно-желтыми от частого курения, и дрожь стала заметней - колебался огонек, лишь возникнув, осыпался пепел.
Комбат немного оживился.
- Хорошо, - сказал опять, уже твердо. Брови сомкнулись у переносицы, думал. - Ну-ка, покрути, - посмотрел на связиста. Словно забыл об Андрее. - Покрути.
Связист понял, кого надо вызывать. Рьяно завертел ручку полевого телефона.
- Я "Земля"! Я "Земля"! "Волна"! Я "Земля"! - сердился связист. - Что ты там, спишь? - уже орал он. - А с ним завсегда так, товарищ майор, весь замучился с ним... "Волна"? Наконец. Зови.
Трубку взял комбат.
- Как у тебя? - Пауза, слушал. - Хорошо. - Пауза. - Подтверждаю: двадцать три ноль-ноль.
Положил трубку. Опять поправил очки, повернул лицо к входу, и стекла вспыхнули на свету. Сам повертел ручку телефона, еще раз повертел.
- "Прибой", все тебе ясно? - Помолчал. - Да. - Еще помолчал. Двадцать три ноль-ноль. Действуй.
Андрей не догадывался, что значит это "двадцать три ноль-ноль". Понял только, что "двадцать три ноль-ноль" было продолжением до этого отданного приказания. Какого? - прикидывал Андрей. Комбат, наверное, скажет, для того, видимо, и вызвал.
Комбат бросил погасший окурок, придавил носком сапога, снова неторопливо закурил, выпустил из ноздрей сизые струи дыма. Взял со столика раскрытый планшет - из-под целлулоида виднелась сложенная карта - и поднялся со скамьи. Так устал он, заметил Андрей, что даже поморщился, вставая.
- Пошли, лейтенант, - показал на прямоугольник света под откинутым краем брезента.
Комбат и Андрей вышли из землянки.
Сухой и длинный, комбат уселся на низком пне, покрытом бронзой пожелтевшего мха. Жестом показал Андрею: садись. Тот примостился у пня, на пыльной траве, нагретой солнцем. Небо было совсем синее. "Таким синим бывает небо только в апреле", - подумал Андрей. И оттого, что небо было такое синее, синими показались ему глаза комбата, хоть и помнил их густо-зеленый цвет, и мешки под глазами были синие, и пепел на конце папиросы был синим.
Лицо комбата осунувшееся не соответствовало тону, каким на рассвете, во время боя, подбадривал Андрея по телефону. Седая голова, седые виски, на лбу, на щеках, в уголках рта круто проступали окостеневшие складки ему можно было дать и сорок лет и шестьдесят. То были следы не старости, а фронтовой утомленности и непрерывных тревог. Крупные и резкие черты выдавали в нем человека сильного и решительного.
Андрей уже знал характер комбата. Сдержанный, он не выходил из себя. Что бы ни приключилось, лицо его выражало устоявшееся спокойствие. В сложных обстоятельствах по его лицу пробегала мгновенная тень, он прижмуривал глаза, как бы размышляя, по обыкновению доставал папиросу, долго не закуривал ее. И начинался деловой разговор начальника с подчиненным. В размеренных движениях чувствовалась твердость, даже жесткость, и все это не пугало, а привлекало к нему. Он, верилось, и самому себе приказывал со всей неуступчивой строгостью.
А сейчас Андрей не мог разобраться в состоянии комбата, никак не мог взять в толк: что же происходит?
Упираясь ладонями о землю, Андрей привалился спиной к шелковистому стволу березы, от нее тянулась тонкая сеть паутины.
- Достань карту, - сказал комбат наконец. Он вынул из планшета карту, исчерченную пометами условных обозначений. Синие стрелы на карте устремлялись спереди, справа, слева и целились именно сюда, где пролегал рубеж обороны. Комбат, словно впервые увидел, слишком внимательно рассматривал их.
Андрей убрал руку с земли, к ладони прилипла травинка, и он стряхнул ее. Тоже развернул карту - карандашные линии, угольнички, подковки, кружки: схема переднего края. Но видел он в этом переплетении знаков реальную рощу и просеку в роще, и бугор, и поле, и длинный коровник, а за коровником силосную башню, а дальше - ручей, потом пустырь... Местность представала перед ним такой, какая она есть на самом деле.
Комбат сосредоточенно продолжал рассматривать пометы на карте. Ни разу не взглянул на Андрея, словно его и не было рядом.
Он достал остро отточенный красный карандаш, тупым концом повел по карте: роща, холм, луг... Тень комбата недвижно лежала на траве, и когда он шевелился, тень тоже проделывала что-то похожее.
- Молодец, - поднял комбат глаза. Теперь смотрел он на Андрея в упор. Он улыбнулся одним уголком губ. - Молодец. Хорошо сработал.
Андрей понимал, к чему это относилось: удачное отражение атаки на рассвете. Не для этого ли вызван? И "двадцать три ноль-ноль" - ничего особенного? Он даже вздохнул облегченно.
- Потери, товарищ майор. Докладывал вам.
- Потери, - согласился комбат. - Война.
Оба помолчали.
- Семеро убитых, так? - Веки комбата заметно дрогнули. - Раненых? Шестнадцать?
- Так точно, товарищ майор. Шестнадцать.
- Когда стемнеет, доставишь раненых на левый берег, в санчасть. Только не по переправе. Начни сколачивать плоты. Небольшие. Повали сколько нужно сосен и давай плоты. Они тебе так и так понадобятся. Так вот, раненых на тот берег. Увезем их. Не только у тебя, во всех ротах убитые и раненые. И батальонный комиссар и мой адъютант старший ранены. Комиссар тяжело ранен, - произнес комбат совсем тихо, в потускневших его глазах отразилась боль, и она медлила уходить. - Всех раненых и увезем. Когда стемнеет. Так. Дальше. Сколько у тебя бойцов?
- Бойцов, без этих, шестнадцати, шестьдесят семь. Виноват, шестьдесят девять. Вместе со связными.
- Шестьдесят девять. Так. - Брови комбата снова сомкнулись у переносицы, как там в землянке, и лицо нахмурилось. - Придам тебе пулеметный взвод. Взвода, конечно, не будет. А все ж... К двадцати четырем переправлю тебе и лодки. Мне, видишь ли, они уже будут не нужны, а тебе, лейтенант, обязательно понадобятся. Немного их, правда, плоскодонок, тоном сожаления сказал комбат и махнул рукой, - а все ж...
- Понял, товарищ майор. Плоты, раненые, пулеметный взвод, лодки... В двадцать четыре? - Андрей сделал упор на словах - двадцать четыре. Может быть, комбат оговорился и поправит его: двадцать три ноль-ноль?
Комбат кивнул: правильно.
Нет, значит, не обмолвился, значит, ротам поставлены разные задачи. Андрей уже не сомневался, его подготавливали к чему-то важному.
- Обстановка сложилась так. - Комбат умолк, словно ему самому не совсем ясно было, как сложилась обстановка, и он хотел подумать. Но тут же круто повернулся к Андрею. - Ты знаешь, противнику удалось пробить нашу оборону севернее города. - Папироса погасла, он собирался затянуться и заметил это. - Здесь вот, - показал карандашом на карте, - возможность такого течения событий и предусмотрело командование, когда переводило наш полк на запасные позиции. - Комбат нащупал в кармане зажигалку, прикурил. - Противник обошел укрепрайон и на рассвете намеревался с ходу вклиниться в наш батальонный район обороны и выйти к переправе. Не получилось. Батальон задал ему жару, так? Подразделения противника, атаковавшие нас, тоже довольно потрепаны. Этим обстоятельством мы и воспользовались.
- По тону ваших приказаний, товарищ майор, догадался, что вы были уверены в успехе.
- Хм... По тону... Тон, учти, у командира всегда должен быть такой, поднял комбат указательный палец и долго не убирал. - Иначе разве поднять бойцов, если дело слишком горячее и, возможно, проигрышное? Так вот, противник переправы не захватил. А танки потерял. Ты подбил три, да твой сосед справа - два. А пехоты немца сколько полегло, пусть сам считает.
- Тут уж Вано, уж Рябов постарались, товарищ майор.
Комбат, точно не расслышал слов Андрея, продолжал:
- Но все равно, задача у противника - наступать...
Он замолчал, как бы отделился от Андрея, смотрел куда-то вдаль. Щеки вспыхнули, не то блик солнца лег на лицо, не то старческий румянец проступил.
- И не пробует битые свои танки с луга утащить.
Андрей пожал плечами: зачем? Сказал:
- Ясно же, товарищ майор. Всю ночь двигались из города наши войска. На переправу. - "Конечно же, ясно..."
Теперь лицо комбата потемнело, на него пала медленная тень облака, проплывавшего над головой. Андрей чувствовал, его тоже накрыла тень глаза словно дымом заволокло.
- Все, товарищ майор, на виду: противник уверен, что танки эти скоро окажутся у него в тылу. Потому и не беспокоится. Ясно же...