Семен выпустил весло, протянул руку.
- Цепляйся, отделенный!
Ничего не получалось. Отделенный барахтался у борта. Семен подхватил его под мышки и втянул в лодку.
Отделенный хотел положить на корму раненую руку, но мешало скорченное тело Володи Яковлева.
- Чуток повернись, друг... - попросил отделенный. Володя Яковлев не ответил.
И раненая рука отделенного бессильно упала на мертвое плечо Володи Яковлева.
6
Трое, Вано и оба бойца, скрытые темнотой, вскочили с земли и во весь дух понеслись к воде. Они оторвались от голосов автоматчиков, залегших метрах в двухстах от них.
Вано понимал, несколько мгновений, и немцы сообразят, в чем дело - и автоматными очередями вдогонку. Надо воспользоваться этими мгновеньями. Может быть, повезет...
Вано бежал, не оглядываясь, чтоб и секунды не потерять, секунда - это метра два, больше, если усилить бег. Но бежать быстрее он не мог, слишком напряжены мышцы, слишком стучало сердце. Тело стало неприятно мокрым, словно он уже в воде. За спиной раздалась автоматная дробь. "Ну все! Не успеть... Где-то тут баллоны. Где-то тут... - Он споткнулся о них, упал. Так и есть, тут".
- Цепляй баллоны! - крикнул невидимым бойцам. - Баллоны!
В секунду перекинул через грудь баллон, ступил в воду. Широко вдохнул воздух. Ноги увязали в донном песке. Вано сделал два-три скачка, стало глубже. Сапоги наполнились водой, отяжелели. Еще немного, и дно ушло из-под ног. Он почувствовал облегчение: река скроет, а начнут палить, нырнет, всплывет, снова нырнет... Вода, как-никак, спасение.
Он загребал саженками. Поблизости, слышал он, плыли те, двое.
"Там, на берегу, осталось несколько баллонов, - тревожился Вано. - А если немцы вслед?.. - Он чуть было не захлебнулся, подумав об этом. - Нет. На баллонах немцы не рискнут", - успокоился он.
Течение тянуло его назад, к правому берегу, и он чувствовал это. Он ложился на бок, выбрасывал вперед руку, со всей силой врезал ее в глубь воды. Холодные и длинные языки волн, еще не успокоившихся после взрыва моста, накатывались на Вано, поднимали под ним баллон.
Он услышал лёт пуль и увидел их светящийся след. "Накроют... накроют... Шпарит трассирующими..." Сзади изнуряюще долго стучали пулеметы. Потом, в стороне, там, где был мост, дважды хлопнули разрывы. "Мины... А то - бризантные, да?.." - соображал Вано.
Взвился ошеломляющий свет ракеты. Стрельба продолжалась.
Пуля шлепнулась у самой груди Вано. Как раз в ту секунду, когда снова лег на бок и выбросил руку вперед. Пуля пробила баллон. Баллон стал опускаться в воду. Вано вынырнул из него и пошел вплавь. Он вобрал в себя воздух, двинул головой вниз, и вода накрыла его, всего; всплыл; взмах взмах - взмах, и снова головой вглубь. В открытых глазах - мрак. Кончилось дыхание, наверх! Черт возьми, свет ракеты стоял широко и долго.
Вано увидел, медленно, вместе с отяжелевшими баллонами, уходили под воду оба бойца.
Черные бугорки уменьшались у него на глазах.
Река молчала.
Правая рука вперед... левая рука вперед... правая рука вперед... Под ним текла холодная и черная вода.
Он, видно, вконец устал, вода показалась очень плотной, сдавливала грудь, спину, живот. Правая рука вперед, левая рука вперед...
Он захлебнулся, потянуло ко дну. "Кажется, попал в воронку". Водоворот тянул вниз, тянул вниз. Проклятые сапоги, и не скинешь их... Вано почувствовал, силы покидают его.
"Вано, не сдавайся. Не сдавайся, - безмолвно просил он себя. - Дотяни до берега, Вано... Нельзя же так, слушай, Вано. Ушел от немцев и глупо погибнуть. Вано, Вано, не сдавайся! Поднажми..."
Проклятые сапоги! Проклятые сапоги!.. Надо было скинуть их на берегу. Надо было скинуть... Не скинул. Они не дают плыть. "Вот и принимай смерть, Вано..."
С усилием выбросил правую руку, она чуть задержалась и, тяжело подгребая воду, пошла назад. Тело чуть продвинулось вперед. Он выбросил левую руку. "Вано, Вано... - подбадривал он себя. - Вано..."
Чудесная это штука, надежда. Во всех случаях, даже в самых погибельных, как тень тянется надежда за человеком. В чем она сейчас, надежда эта, Вано? Во всем! В нем самом.
Правая рука вперед. Левая рука вперед...
7
Пилипенко сунул ноги в ложбинку меж бревен, чтоб удержаться на плоту. С силой толкнул шест с туго привязанной к нижнему концу саперной лопаткой.
- Сянский! Живее ворочай!
- Ох, духу уже не хватает, - чуть не плача отозвался Сянский. - Шест вот выпущу из рук... - тревожился он.
- Вы-ы-пущу!.. Я тебе кишки выпущу! До берега с гулькин нос. Ворочай давай!
Плот все время сбивался вбок. Как ни старался Пилипенко регулировать движение, Сянский не поспевал за его взмахами.
Осколки разрывавшихся рядом мин шлепались в воду, и брызги покрывали плот.
- Ни черта не видать, - бормотал Полянцев. - С глазами что-то неладно.
"А может, закрыты? Да нет, открыты... А в них ночь и страх, могут ли они видеть?.." - неуверенно успокаивал себя.
- Ни черта не видать! - сказал в голос.
- Не видать, - подтвердил Рябов. Он лежал на плоту, вытянутые руки цепко держались за колени Полянцева.
Разрыв!.. Разрыв!.. Накат воды двинулся на плот, и край плота под тяжестью накренился. Залило Рябову глаза, рот полон воды.
"В вилку, что ли, берет", - Рябов выжидательно сжал плечи. Носом уткнулся в мокрые бревна. Что-то рухнуло на Рябова и ударило в бедро, в самую рану. Сянский, понял он, вместе с шестом повалился на него.
Волна прошла, плот выровнялся. "Сейчас еще стукнет, - ждал Рябов напряженно. - Амба!" Его не покидало ощущение, что никогда уже не вернется в мир, в котором ничего не надо бояться.
"По времени и берегу уже быть", - мелькнула мысль. Вода впереди казалась ему черной пахотой, и дух от нее шел густой, кисловатый, как бывало в Малинках от пахоты. Кружилась голова. Лучше не смотреть на воду, решил он.
Он услышал:
- Ну, Сянский! Разом давай! Разом! Разом! Причаливаем!..
"Слава богу... - с чувством облегчения подумал Рябов. Он вглядывался перед собой: только тьма впереди, ночь стояла на месте. Слух выделил из ночи: волна перебирала гальку. - Верно, значит, причаливаем".
Пилипенко швырнул шест, и шест с глухим стуком шлепнулся на песок.
- Сержант! Сейчас подсоблю...