- Я с ними. Парты... - направился Роман Харитонович к партам.
Петрусь Бульба с автоматом наперевес уже затаился у главного входа, как и определил Андрей, когда осматривал школу.
- Вано! Вместе с Петрусем отбивай попытки завладеть входом! Наблюдение вести в окна! Ты - в правое, Петрусь - в левое! Самое опасное для нас место. Поняли?
В конце коридора у круглого торцового окна увидел Андрей Данилу. Повернул голову в другой конец: и Шишарев на месте. Правильно. Как и надо.
- Саша! Вот эти окна смотри! В продольной стене. Гранаты!
- Есть! - "Да, да. Гранаты. Вот эти окна. Очень толково. Ай, лейтенант. Ничего у немцев не получится", - с облегчением подумал Саша, и не сомневался, что именно это - гранаты, которые должен будет швырнуть в окна, и выручат.
Все заняли свои позиции. Ждали. Чего ждали? Этого никто не мог сказать. Выстрелов, конечно.
- Товарищ лейтенант!
Андрей взглядом искал, кто его окликнул. Не находил. Показалось? Или кто-то не выдержал ожидания?
- Гитлеровцы не должны пройти! - выкрикнул Андрей: - Выстоим! Поднятая ладонь с растопыренными пальцами: спокойно! Он сжал кулаки, от них исходила сила и беспощадность тоже. В тоне, в движениях Андрея властность, даже жестокость.
Немцы ударили из автоматов. На этот раз со стороны подсобных строений на заднем дворе. В окна. Осколки стекол рассыпались по полу. Потом снова ударили из сада.
- Давай! Давай! Давай! Давай! - Вано это. Себя подстегивал? Петруся Бульбу? - Давай! Давай!
Автоматы Вано и Петруся Бульбы гулко стучали.
- Ну и стреляешь! Криво! Как вол ссыт... - Голос Данилы оттуда, от торца. Потом: - Сашко! Ну, видишь, вон там, смотри. Один. Крадется. Достанешь винтовкой?
- Не достану. Прикрылся.
- А ты еще попробуй.
- Попробовать можно, но не достану. Прикрылся.
- Тогда и не пробуй, раз не достанешь.
- Попробую все ж...
- Ну, пробуй. Только достань.
Два винтовочных выстрела.
- Эх! - возглас Данилы.
Достал Саша или не достал? - не понял Андрей.
Автоматы снаружи били по фасаду с правой стороны. Андрей кинулся в класс, седьмой "Б". Сердце колотилось. Сильно. Сильно. Он почувствовал, что утрачивает спокойствие. До чего холоден пол, ощутили ноги, и вспомнил, что не успел натянуть сапоги. Сапоги стояли у парты. Острый свист пуль заставил его пригнуться. Пули ударялись над ним, в стену. На голову потекли тонкие струйки известки. Известковая пыль попала в глаза, и он протирал их кулаком. "Ладно! Не до сапог..."
Над самым окном повисло облако, и воздух в классе посинел. Лицо Пилипенко, припавшего к пулемету, стало тоже темным. Он посмотрел на Андрея: пора? Пора! Пора! - говорил его горячечный взгляд.
Но автоматы в саду смолкли. Враз. Из-за яблонь раздался голос:
- Граждане! Граждане! Внимание! - Странно было услышать оттуда, откуда стреляли немцы, русский голос, это казалось невозможным. Но это был отчетливый русский голос. - Не проливайте своей крови! - убеждал он. - И нашей... Мы - соотечественники. Вы в кольце. Сопротивление бессмысленно. Германцы великодушны. Выходите. Сдавайте оружие. И для вас война кончится. Отвечайте!..
"Главный здешний полицай, - подумалось Андрею, - тот, что приходил предлагать Роману Харитоновичу должность старосты".
- Сейчас ответим! Вот!.. - И длинная-длинная-длинная очередь, вырвавшаяся из-под рук Пилипенко, потрясла класс.
Капли пота, как оспинки, покрывали лицо Пилипенко. Рот перекошен. В глазах - бешеное озлобление, гнев, ненависть и еще что-то такое, сделавшее его готовым на все, не считаясь и с собственной жизнью. Еще очередь. Плечи Пилипенко тряслись очереди в лад. Он уже не смотрел на Андрея. Еще очередь! Стреляные гильзы с тупым звоном падали на пол. Ветер отодвинул облако от окна, и в проеме снова мелькнул солнечный свет. Гильзы золотисто откликнулись этому свету.
Андрей увидел: из укрытия выбрался короткий немец в каске, он прокричал что-то, наверное, поднимал солдат на приступ. Потом побежал к школе, к главному входу, в руке граната с длинной ручкой.
- Товарищ лейтенант, долбану его из винтовки! - двинул Валерик затвором, досылая патрон. Он почти высунулся в окно.
- Голову прячь! - приказал Андрей. "Война у него все еще не на самом деле. Романтика. Подвиги". Ом выхватил из кобуры пистолет, прищурился, стал целиться в немца, твердо повел дуло. "Все. Взял его. Промахнуться нельзя. Не промахнуться! Не..." Он выстрелил в ту самую секунду, когда немец развернул руку для броска гранаты. Тот упал. Кажется, упал. Огонь и дым разорвавшейся гранаты не дали этого увидеть.
Еще злее ударили из сада автоматы, во все окна, во все классы. Андрей приник лицом к простенку. Он вздрогнул: пули прошли у правого плеча левое окно, у левого плеча - правое окно. С потолка мелко посыпалась штукатурка, и с минуту в классе дымилась белая пыль.
Искоса глянул наружу: из-за сосен высунулись каски, потом он увидел пригнувшиеся спины - немцы перебегали от дерева к дереву... двое-трое... ближе к стене... трое-четверо...
- Пилипенко!!
Но Пилипенко, красный от ярости, уже нажимал на гашетку. Пулемет клокотал.
- Тиш-ка!.. Ленту! Ленту! - Из приемника спадала пустая лента.
Тишка-мокрые-штаны сидел на корточках, перезаряжал ленту. Пока он делал это, Пилипенко нетерпеливым движением ерошил волосы, они спадали на лоб, взмахом руки вскидывал их наверх, снова сбивал почти на глаза.
- Тю!.. Чего возишься? Тебе шо, в детстве сахар не давали? - рявкнул Пилипенко и повертел пальцем у виска.
- Давали, Пиль, давали, - совершенно серьезно кивнул Тишка-мокрые-штаны, считая, что именно это хотел тот услышать. Что Пилипенко угодно, подтвердил бы он сейчас. Что угодно сказал бы.
- Пусти, трясця твоей матери. Сам.
Пилипенко опять застрочил, длинно-длинно.
"Очумел, что ли?" - поморщился Андрей.
- По целям бей! По целям! - прокричал он. - Пол-ленты же в одну очередь выпустил! Пустых лент куча вон... А нам держаться сколько!..
- Патронов не станет, руками душить буду. - Пулемет строчил. Пулемет строчил. Такое выражение лица у Пилипенко! С таким выражением можно города сокрушать, землю сотрясать можно...
В классе горячий запах долго стреляющего пулемета. Даже видно, как ствол горяч.
- Тиш-ка!.. Воду! Кипит... Вода там, в бачке. Быстрее задом ворочай! Тишка! Ну!
С минуту Тишка-мокрые-штаны соображал, как под пулями, свистевшими в классе, выбраться в коридор к бачку с водой. По запыленным щекам пот прокладывал извилистые завитки, и обычно белое лицо его было теперь тусклым, серым. На четвереньках, неуклюже перебирая руками и ногами, пополз он к двери. И вот уже затопотал по коридору сапогами.