И вот причал. Просим разрешения подняться на борт.
- Повремените немного, всего несколько минут, - отвечают.
Несколько минут вылились в добрый час. Впрочем, это не трудно понять: у моряков, вернувшихся из плавания, много забот. Судно доставило из Франции партию электровозов. К "Тбилиси" медленно приближается огромный плавучий кран. Сейчас начнется выгрузка.
Наконец нас окликнули, провели в просторную каюту. Навстречу поднялся высокий стройный человек лет пятидесяти, с большими карими глазами. Черные волосы чуть подернула седина, левая рука неподвижна - следы войны. Вот он какой, капитан Качарава!
Заложив левую руку за спину, Анатолий Алексеевич медленно прохаживается по каюте и рассказывает сначала сдержанно и спокойно, а потом все более загораясь. Нет, не может капитан без волнения вспоминать о тех днях.
Мы слышим подробности беспримерного боя маленького ледокола с грозным фашистским линкором, узнаем, как погибли комиссар Элимелах и Дедушка Бочурко, как достойно вела себя в плену захваченная врагом горсточка оставшихся в живых сибиряковцев. В блокнотах появляются фамилии людей: и тех, кто, пройдя все испытания, вернулся на Родину, и тех, кто погиб в сражении, в плену.
Конечно, капитан не может припомнить всего, многие детали забыты - ведь прошло столько лет. Не беда, пробелы восполнят встречи с другими сибиряковцами. Условившись с Качаравой о скором свидании, спешим в Ригу.
Времени в обрез. В порту сообщают, что ледокол "Капитан Воронин" скоро уходит, а он нас и интересует. Поднимаемся на борт. Все здесь сверкает удивительной чистотой. Высокий, богатырского сложения человек водит нас по "этажам", с гордостью показывая замечательный корабль. Великолепные каюты, салоны, лаборатории. И все это создано для того, чтобы скрасить полярникам долгие месяцы странствований в суровых арктических морях.
Наш хозяин беззаветно любит свой плавучий дворец. Он здесь дома и ходит в мягких шлепанцах, словно опасаясь поцарапать паркет в салонах и коридорах. Но мы знаем: этот человек в нужную минуту наденет высокие сапоги с отворотами и покажет пример другим в самой тяжелой работе.
Читатель, наверно, догадался - мы в гостях у боцмана Андрея Тихоновича Павловского, того самого, что вынес с горящего "Сибирякова" капитана и парторга.
Могучий соломбалец говорит густым басом, медленно, спокойно. Он, как и Качарава, начал свой рассказ словами; "Случилось это в августе сорок второго". А потом картины подвига одна ярче другой встали перед нами. Записываем новые сообщения о схватке с "Шеером", о походах в Белом море, о смелости и удивительной выдержке капитана Качаравы, о попытке захвата норвежского судна, о зуйке Юре Прошине, о прекрасной душе и мужественном сердце веселого русского парня комсомольца Анатолия Шаршавина.
Как мало времени! Гудок возвещает, что пора на берег. Прощаемся, желаем Андрею Тихоновичу счастливого плавания. В тот день "Капитан Воронин" покидал порт, чтобы встретить в море атомоход "Ленин" и сопровождать его в первом большом рейсе до Мурманска. Оттуда флагманский ледокол советского арктического флота отправится в океан на ледовое крещение.
И вот уже на самолете мчимся в Ленинград. По телефону договорились о встрече с бывшим парторгом "Сибирякова" Михаилом Федоровичем Сараевым. Он работает сейчас заместителем директора Малого драматического театра.
Выглядит Сараев хорошо. Это настоящий атлет. Какой же нужно иметь железный организм, чтобы перенести столько мучений и остаться таким крепышом!
- Здоровье досталось мне в наследство от предков, - говорил Михаил Федорович. - На Волге слыли силачами. Отец запросто подковы гнул. Ну, и спорт, конечно. До войны я очень им увлекался и сейчас не сажусь завтракать, не сделав гимнастики. Как видите, помогает.
Большие светлые глаза Сараева смотрят ясно, открыто. Как они меняются во время рассказа! То видишь в них огонь отваги, то гнев, то тихую грусть, Верно говорят: глаза - зеркало души. Михаил Федорович называет фамилии людей, которые еще не значатся в нашем списке. Он говорит, что жив и здоров Иван Алексеев. Но вот адреса нет.
Новые записи, новые впечатления. Их много. События, о которых нам рассказали, настолько захватывающие, яркие и значительные, что приходит убеждение: в очерке всего не передать. Надо работать дальше и упорно искать новых очевидцев, новые документы, а уж потом браться за работу и, конечно, рассказывать подробно, все от начала до конца.
Так мы оказались в Архангельске. Там снова ждем возвращения корабля. На этот раз встречаем ледокол "Капитан Мелихов". По сходням спускается среднего роста сухопарый человек с тонким орлиным носом.
Вместе с Павлом Ивановичем Вавиловым едем к нему домой, где его с нетерпением ждут супруга, дочки Евгения и Ольга и еще маленькая внучка.
Не без волнения вспоминал бывший кочегар "Сибирякова" дни, проведенные на необитаемом острове, затерянном среди холодных волн Карского
моря.
Как раз в ту пору, когда мы с ним увиделись, газеты писали о четырех отважных советских воинах, сорок девять дней боровшихся с океаном. Вавилов восхищен их стойкостью.
- Вот это люди! - говорит он. - Ведь сорок девять дней. Шутка ли!
Мы напоминаем Павлу Ивановичу:
- А Белуха? Он смеется:
- Это не сравнишь. Ведь они были без руля и без ветрил в чужом море, а я на своей, советской земле. Что бы там ни было, а никогда не отказывался от мысли: спасут, обязательно спасут.
Когда Вавилова сняли с острова, он, как и другие полярники, считал, что сибиряковцы погибли все до единого и в живых остался лишь он. И вот...
Это было после войны. Павел Иванович, вернувшись из дальнего рейса, спешил с парохода. Вдруг в порту его остановил какой-то высокий худой человек. Глянул Вавилов - и обмер, слова застыли в горле. Так, молча, он и бросился в объятия... Качаравы.
Кстати, и товарищи не знали, что Вавилов жив, и, вернувшись на Родину, с радостью зачислили в свой "экипаж" еще одного, человека. Их стало четырнадцать. Но так было сразу после окончания войны. А сейчас... Сейчас их меньше. В 1946 году умер Иван Замятин - сказались былые раны. А еще через два года погиб в авиационной катастрофе на Севере гидролог Анатолий Золотов, Вернувшись на Родину, он снова избрал местом работы дорогую сердцу Арктику. Трагический случай оборвал жизнь этого чудесного человека, беспредельно преданного своему делу. В 1950 году экипаж потерял еще одного своего товарища - Ивана Котлова. Он умер в Архангельске. Здоровье моряка было подорвано суровыми испытаниями, перенесенными в фашистском плену.
Итак, теперь предстояло искать еще семь человек: Николая Скворцова, Серафима Герегу, Федора Седунова и четырех Иванов - Алексеева, Тарбаева, Калянова и Копытова. Где они? Жизнь раскидала людей в разные концы страны. Те, с кем мы уже встречались, высказывали разные предположения. Говорили, что Герегу встречали в Игарке, а Калянова в Тикси, вот и все сведения. Так уж случилось, что в послевоенные годы сибиряковцы не имели возможности собраться вместе. Не простое дело съехаться сразу морякам и полярникам: арктические станции разбросаны по всему Северу, корабли всегда в пути...
А как мало мы еще знали о тех, кто погиб вместе с легендарным ледоколом! Их имена стали известными лишь из рассказов Качаравы, Сараева, Павловского и Вавилова. Причем нас. предупреждали: фамилии могут быть искажены, только на память надеяться, нельзя, надо все проверить. Но где, как?
Вот если бы удалось найти судовую роль - список команды судна. Увы ее не сохранилось в архиве пароходства. Так и уехали из Архангельска, не надеясь, что она когда-нибудь попадет в наши руки. Однако у авторов с каждым днем появлялось все больше помощников. Одним из них стал архангельский корреспондент "Советской России" Игорь Брагин.
- Поезжайте, - успокаивал он, - а я буду продолжать розыски.
И Брагин не подвел. Через две недели от него пришло письмо, к которому была приложена копия с судовой роли ледокольного парохода "Сибиряков", составленной накануне последнего рейса в Арктику. Каким-то чудом она сохранилась в областном партийном архиве. Теперь были точно известны имена, фамилии, год рождения, должности моряков, но, увы, только моряков. В списке не было ни военных связистов, ни артиллеристов, ни пассажиров-полярников. Выход был один - выступать в газете с тем, что было известно, и просить помощи у читателей.
Прежде чем писать, решили повидаться со всеми, кто в той или иной степени имел отношение к памятным событиям. Как было известно, после боя с "Сибиряковым" фашистский линкор появился у берегов острова Диксон. На нем гитлеровцы хотели выместить свою злобу за провал операции. Маленький советский гарнизон дал врагу достойный отпор.
Начальником штаба морских операций на Диксоне в ту пору был Николай Александрович Еремеев. Навели справки. Оказалось, что сейчас он руководит отделом морских арктических операций Главсевморпути.
- Этот человек, - сказали нам, - живая энциклопедия. Советский Север - его стихия. Вряд ли кто сможет рассказать столько, сколько он.
После первой же встречи с Николаем Александровичем мы убедились в точности характеристики, которую ему дали сослуживцы. Он терпеливо отвечал на наши бесконечные вопросы. Ответы его отличались безукоризненной точностью и ясностью, все сразу становилось понятным.
Еремеев отлично знал "Сибирякова", в свое время даже ходил на нем. Хорошо помнил Николай Александрович и людей из экипажа ледокольного парохода: Золотова, Черноус, Элимелаха и многих других. С Качаравой не раз встречался и после войны. Воспоминания Еремеева очень помогли нам. Он разыскал в архивах точный текст телеграмм, переданных Шаршавиным на Диксон после встречи с "Шеером", подробно рассказал о бое Диксона с фашистским рейдером. И, наконец, подсказал адреса, где могут оказаться материалы, содержащие подробности операции "Вундерланд".
Нас поразили многие из этих документов. Враги не могли не оценить мужества экипажа маленького советского судна. Что стоит одна короткая запись в судовом журнале гитлеровского крейсера: "Шеер" вступил в бой с "Сибиряковым". Подумать только - "вступил в бой"! Грозный военный корабль, закованный в броню, способный один выдержать натиск эскадры, всю мощь своей артиллерии обрушил на крохотный беззащитный пароход, и это называется "вступил в бой".
Документальная повесть о подвиге советского ледокола обрастала новыми фактами. Подробности того, как был снят со скалы кочегар Павел Вавилов, рассказал известный полярный летчик Герой Советского Союза Иван Иванович Черевичный. Несколько вечеров мы провели в интересных беседах с его знаменитым коллегой, тоже Героем Советского Союза, Ильей Павловичем Мазуруком. В годы войны Илья Павлович руководил полярной авиацией, он хорошо знал обстановку на Севере того времени, сам был очевидцем многих событий, участником ответственнейших полярных операций.
Тем временем на всякий случай были отправлены телеграммы и письма в Тикси и Игарку. И еще до одного из сибиряковцев дошла наша весточка. Калянов отозвался. Иван Ефимович работает теперь в техническом отделе порта Тикси. Он прислал свою фотографию, воспоминания.
Итак, в нашем активе теперь находилось пять живых сибиряковцев и около десяти человек, которые имели отношение к памятным событиям. Нити, по которым можно было бы искать остальных шестерых человек, оказались оборванными. Ну что ж, эти люди, возможно, откликнутся, когда повесть будет опубликована, решили мы. Так впоследствии и случилось.
Но и во время работы над повестью нередко приходилось делать добавления и поправки в уже написанные главы. Из Архангельска Брагин сообщил, что нашел семью Петра Гайдо. Вскоре он прислал фотографию. На ней были двое, кто второй - родные радиста не помнили. Как узнать, у кого спросить? Качарава, Павловский и Вавилов находились в море, Калянов - в Тикси, не сразу до него доберешься. Не оказалось в это время в Ленинграде и Сараева. А снимок очень хотелось опубликовать. В нашем распоряжении тогда было немного иллюстраций. Пришлось ждать, отложив фотографию до лучших времен.
К середине мая был, наконец, готов первый, краткий вариант повести. Хотелось во что бы то ни стало показать его кому-либо из сибиряковцев. Нам посчастливилось. Анатолий Качарава прислал коротенькую, но очень обрадовавшую телеграмму: "Скоро буду Ленинграде, простою несколько дней". Удалось выхлопотать ему в Министерстве морского флота разрешение на два дня выехать в Москву. Они ушли на чтение повести. Качарава внес поправки, подсказал дополнения.
Никто из сибиряковцев не мог точно назвать фамилию командира артиллеристов. Все хорошо помнили, как героически вел себя во время боя младший лейтенант, какой он был веселый и хороший человек, но вот имя и фамилию никто не называл точно. Было много различных вариантов. И как потом выяснилось, ближе всех к истине был капитан. Он назвал офицера Ничипоренко.
Когда читка рукописей подходила к концу, Качарава вдруг вспомнил:
- Есть одна возможность уточнить фамилию артиллериста. Как я раньше не подумал? Ведь у него была невеста, Галина Коренева, я несколько раз встречал ее в Архангельске, в пароходстве, разговаривал с ней. Если вам удастся ее найти...
Через три дня состоялся телефонный разговор с Галиной Степановной. Ну, конечно же, она точно помнила все о дорогом ее сердцу человеке.