Он к чему-то прислушивался.
Лес гудел.
Метель разыгралась не на шутку. Где-то с треском рухнуло дерево. Послышался глухой короткий стон.
Витька осторожно, на цыпочках подошел к окну и поманил меня пальцем.
Волк лежал на боку и лизал окровавленные передние лапы.
- Жалко, что ружье пустое.
- И так до утра никуда не денется, - шепотом успокоил Витька. - А утром мы его, фашиста, живьем возьмем.
Утром...
- До утра еще надо дожить.
- Перебьемся. Это наша первая партизанская ночь. Когда придут фрицы, мы тут жить будем.
- Тогда дровами запасемся.
- И хлебом.
- Размечтались... Окошко бы, Витьк, чем залатать. Дует очень.
- Давай землей.
Очутившись в непроглядной темноте, мы забрались на нары, прижались друг к другу, согрелись.
- Вовк, нам за этого матерого денег дадут. Ты слушаешь?
- Слушаю.
- Деньги мы не возьмем: на что они нам? Мы с тобой возьмем по ружью, патронов, пороху и дроби. Ага?
- Ага.
- Немцы придут - мы их бац, бац, бац! А шомпольное Синичкину отдадим. Хоть в нем и один заряд, а все подмога. Верно?
- Под-мога... - полусонно пробормотал я.
- Ты спишь?
- Не-е-ет.
- Ну спи. Ох, завтра мальчишки и запрыгают. Принесем живого волка. А ружья у нас какие будут... новые, блестящие. Загляденье.
Тишина.
Ночью мы несколько раз просыпались от озноба, прыгали по землянке, ложились, крепче прижимались один к другому и снова засыпали.
Ночь была ужасно длинная.
Чтобы не проспать, мы прокопали в засыпанном землей окошке небольшую щель. Лежали и смотрели в нее. Ждали утра. А оно все не наступало и не наступало.
- Витьк, а чего это наш волк ни гугу? Не сбежали наши ружья?
- Ну ты что, - испугался Витька и вплотную придвинулся к щели. - Тут он, вижу, под куст забрался.
Забрезжил рассвет.
И снова завыли волки. Мы ждали их, мы предполагали, что они не оставят в беде товарища, вернутся, и все-таки оцепенели, не от страха нет, а от какой-то муторной жути. Не мигая уставились в щель.
Раненый волк беспокойно заметался. Попробовал встать - упал. Извиваясь, со стоном пополз глубже в куст.
Прячется.
Мы недоуменно переглянулись.
Вой приближался. Утих. Послышался топот на крыше землянки.
Мы невольно прижались к нарам. Затаили дыхание.
С потолка упал мне за ворот маленький ком земли. Я вздрогнул, но не пошевелился.
Раненый волк жалобно заскулил. И тут... У меня под шапкой вздыбились волосы.
Голодная, разъяренная стая набросилась на лежачего волка. Схватка была жестокой и короткой.
Серые взъерошенные спины. Окровавленные пасти. Судорожный храп.
Когда волки ушли и мы, немного осмелев, вылезли из землянки, над лесом висела звонкая, морозная тишина.
Светало.
Вокруг куста, где лежал раненый волк, валялись клочья серо-бурой шерсти.
ГЛАВА 9
Вечером я писал отцу на фронт:
"Папа, если к нам придут фашисты, то мы с Витькой, с Колькой и с Синичкиным уйдем партизанить. Мы уже отремонтировали в лесу землянку. Подделали в ней небольшую печку, осталось только окошко. В ней тепло и уютно, и место глухое. Кругом дремучий лес.
Это знаешь, папа, где? Помнишь старую порубку - туда, дальше соснового бора? Мы еще с тобой все ходили к ней в дубняк за белыми грибами. А однажды ты убил там большую змею. Помнишь? Я поддел ее на палку и все тащил. Ты ругался и заставлял бросить. Я ее тогда ведь так и не бросил. Спрятал в корзину под грибы и принес домой. Около пригона все пугал ею девчонок. Ох они и визжали. Вот на той порубке, папа, и стоит наша землянка".
Я сжал зубами обгрызенный конец деревянной ручки.