Оперативное построение армии было в один эшелон. И этому тоже находилось объяснение. Дескать, глубина операции небольшая, всего 42 километра, да и по времени операция непродолжительная - три дня. Так что...
Кстати сказать, в штабе имелось и другое мнение. Его сторонники предлагали построить боевые порядки армии в два эшелона, увеличить фронт прорыва, создать на направлении главного удара мощную артиллерийскую группировку. Они ратовали и за более массированное применение танков на этом направлении, и, конечно, за выделение сильного армейского резерва, с помощью которого можно было бы влиять на ход боя. Такое оперативное построение армии, утверждали сторонники второго мнения, будет в полной мере соответствовать замыслу командующего - сильным одновременным ударом прорвать оборону противника, подвижными соединениями выйти в его тылы, чтобы соединиться затем с войсками 21-й и 4-й гвардейской танковой армий и окружить противника на оппельнском выступе. Наращивать же силу удара можно будет за счет второго эшелона и резервов.
Но восторжествовало, повторяю, первое мнение, на основе которого 10 марта был разработан и направлен в войска боевой приказ. В нем определялись задачи армий и соседей, было изложено решение, поставлены задачи стрелковым и механизированному корпусам. Подробно говорилось в нем и об артиллерийском и инженерном обеспечении операции, указывались время готовности к переходу в наступление, пункты управления, порядок обеспечения войск связью.
Подходила решающая минута.
* * *
Справа от нашей армии должны были наступать 21-я и 4-я гвардейская танковая армии, держа направление на Нейсе, слева - 60-я армия, получившая задачу двигаться на Люобшютц. Не могу не сказать, что командующие этими объединениями были нашими старыми знакомыми. Так, 21-й армией командовал генерал-лейтенант Дмитрий Николаевич Гусев, которого мы знали еще по Ленинградскому фронту. Правда, тогда он был начальником штаба фронта и лишь позднее принял 21-ю армию. По своему характеру Дмитрий Николаевич был человеком очень собранным и активным, отличался глубиной мышления и трезвой рассудительностью. В проведении в жизнь принятых решений был тверд и непреклонен, умел широко осмыслить всю обстановку и найти в ней главное.
60-й армией командовал генерал-лейтенант П. А. Курочкин, тоже дальновидный, опытный генерал. Словом, на соседей можно было вполне положиться. Такие не оставят в беде.
В период подготовки к наступлению мне пришлось принять участие в составлении таблицы взаимодействия нашей армии с авиацией. На первый день операции мы спланировали 150 самолето-вылетов бомбардировщиков, 180 самолето-вылетов штурмовиков и 90 самолето-вылетов истребителей. На второй день - 100 самолето-вылетов бомбардировщиков, 150 самолето-вылетов штурмовиков и 70 самолето-вылетов истребителей{38}. Как видим, особое внимание мы уделили бомбардировочной и штурмовой авиации, которая должна была нанести мощные удары по противнику, засевшему в укрепленных пунктах и узлах сопротивления, а также по его резервам и отступающим колоннам.
Артиллерийское наступление планировалось построить следующим образом: артиллерийская подготовка, огонь на разрушение по разведанным целям, огневые налеты, а в период подготовки атаки - подавление огневых средств и уничтожение живой силы противника на переднем крае и в ближайшей глубине. Предусматривалось и сопровождение пехоты артогнем.
К началу наступления артиллерийская группа нашей армии состояла из 17-й артиллерийской дивизии, 127-й армейской пушечной артиллерийской бригады, 127-го минометного полка, 70-го гвардейского минометного полка, 11-й и 18-й истребительно-противотанковых бригад, 883-го истребительно-противотанкового полка, 1-й гвардейской бригады реактивных установок М-13 и других артчастей и подразделений. Всего - 1198 стволов{39}. Это было довольно внушительной силой.
В плане артобеспечения предусматривалось насыщение боевых порядков пехоты орудиями прямой наводки, что давало возможность использовать огневую мощь артиллерии для разрушения укреплений противника, уничтожения его огневых средств и живой силы в полосе прорыва, а затем и при бое за населенные пункты и высоты.
При подготовке к проведению Верхне-Силезской наступательной операции штаб армии уделял большое внимание и ее инженерному обеспечению. Так, приказом штаарма было определено исходное положение для наших войск оборудовать не далее как в 150 метрах от переднего края обороны противника. Предлагалось особенно тщательно оборудовать траншеи и ходы сообщения на направлении главного удара, замаскировать их. Для этих целей рекомендовалось использовать на открытых участках местности маскировочные сети. Серьезнейшее внимание обращалось на создание условий для сосредоточения на плацдарме 7-го гвардейского механизированного корпуса и артиллерии усиления, для чего требовалось навести через реку Одер две переправы грузоподъемностью по 60 тонн каждая.
Наиболее трудным моментом в подготовке к операции явилось занятие исходного положения для наступления. Почему? Да потому, что плацдарм, на котором находились наши войска, составлял по территории чуть больше 20 квадратных километров. К тому же он был разделен пополам между нашей и 60-й армией. И выходило, что стрелковые дивизии первого эшелона из 115-го и 93-го корпусов, а также 7-й гвардейский мехкорпус должны были располагаться буквально на небольшом пятачке. А насколько сложно было незаметно для противника перебросить туда войска, можно судить хотя бы по тому, что дорожная сеть на подходах к реке была очень слабо развита. Но все же ценой огромных усилий, благодаря хорошо организованной комендантской службе, высокой личной ответственности командиров корпусов и дивизий ударная группировка 59-й армии в течение двух ночей полностью перебазировалась на пятачок.
Времени на подготовку к операции было, как говорится, в обрез. Но использовалось оно очень продуктивно, и не только для организации боя, но и для ведения действенной партийно-политической работы с личным составом. В ней участвовали как Военный совет армии, так и командиры, политработники, коммунисты и комсомольцы частей и подразделений.
Здесь следует сказать, что уже в первые месяцы 1945 года в партийно-политической работе с личным составом появился совершенно новый элемент. Он заключался вот в чем. Войска Красной Армии вступили уже на территорию собственно Германии. В сердцах наших бойцов и командиров горела лютая ненависть к фашистам. И задачей номер один стало неустанное разъяснение личному составу сущности гуманной, освободительной миссии наших Вооруженных Сил. В советской печати в этот момент появились материалы, ориентирующие командный и рядовой состав Красной Армии на то, чтобы наши воины высоко держали честь а достоинство советского гражданина за рубежом родной страны. В статье газеты "Правда" говорилось, что нашим людям и, конечно, вооруженным защитникам Страны Советов нельзя смешивать в одну кучу всех немцев. Ведь среди немецкого населения есть и коммунисты, которые в глубоком подполье вели активную борьбу с фашизмом, и демократические элементы, не разделявшие взглядов нацистов. С этими-то здоровыми силами немецкого народа нам и надо сотрудничать, даже опираться на них.
В статье указывалось, что советский воин не воюет с местным населением, он громит фашистскую армию, которая является лютым врагом и немецких трудящихся.
Об этом же говорили в беседах и на собраниях личного состава член Военного совета армии генерал-майор П. С. Лебедев, начальник поарма полковник А. Г. Королев, другие командиры, политработники, коммунисты и комсомольцы. И их проникновенные слова находили живой отклик в сердцах слушателей.
* * *
15 марта в 7 часов 30 минут по всему фронту началась артиллерийская подготовка, после которой соединения 59-й армии перешли в наступление. К исходу дня они прорвали первую полосу обороны врага и даже продвинулись вглубь на несколько километров. И все же темп наступления был весьма незначительным, если сравнить его, скажем, с началом Висло-Одерской операции.
Правда, теперь мы действовали в совершенно иных условиях. В период Висло-Одерской операции, как известно, наша армия вводилась в сражение из второго эшелона, когда оборона врага была уже в основном преодолена войсками первого эшелона. А здесь мы с первых же минут столкнулись с хорошо организованным сопротивлением гитлеровцев, с их обороной, укрепленной в глубину на 20-25 километров. Кроме того, противник насытил ее фаустниками, которые в ближнем бою являлись настоящей грозой для наших танкистов. К тому же и войска - танковые, механизированные да и стрелковые - из-за распутицы были буквально привязаны к дорогам. Вследствие этого и несли подчас неоправданные потери как от артиллерийского огня, так и от ударов авиации.
Словом, осуществив в первый день операции прорыв обороны противника, мы тем не менее не выполнили задачу дня.
Естественно, командующий 1-м Украинским фронтом был весьма недоволен темпами наступления как нашей, так и 60-й армии и поэтому принял меры, чтобы, если можно так выразиться, взбодрить нас. Так, вечером 15 марта был получен приказ И. С. Конева, в котором он потребовал вести активные наступательные действия не только днем, но и ночью. "Приказываю, говорилось в атом документе, - боевые действия продолжать всеми силами вести и ночью. Ввести в бой вторые эшелоны полков, дивизий. Обязательно заставить наступать ночью Корчагина (имелся в виду командир 7-го гвардейского механизированного корпуса. - И. К.). Обязываю более оперативно и распорядительно строить мосты через ручьи. На каждый маршрут движения артиллерии и танков назначить ответственных офицеров. Энергичными мерами расшивать пробки на маршрутах"{40}.
Получив такое строгое указание, командующий и штаб 59-й армии, конечно, тут же предприняли все меры для его претворения в жизнь. В войска оперативно было спущено боевое распоряжение, в котором тоже указывалось на неудовлетворительные темпы наступления, формулировалась задача - в ночь на 17 марта не прекращать наступление, а продолжать вести его с полной активностью, специально выделив для этого усиленные передовые отряды. В их составе следовало иметь артиллерию и минометы, способные как поддержать боевые действия пехоты, так и отразить возможные контратаки противника.
Однако, несмотря на все принимаемые меры, положение у нас не очень-то улучшилось. Не случайно поэтому Маршал Советского Союза И. С. Конев и отдал 17 марта два новых приказания, переданных на имя И. Т. Коровникова. В них командующий фронтом требовал от командарма 59 "решительней разворачивать свой правый фланг, усилив его артиллерией и самоходно-артиллерийскими полками армии". Маршал приказал также и командиру 80-й стрелковой дивизии, находящейся на плацдарме южнее Оппельна, немедленно перейти в наступление.
"Примите все меры, - требовал от нашего командарма И. С. Конев, - чтобы сегодня же захватить Зюльц и соединиться с Лелюшенко на рубеже Зюльц, Нейштадт. К 19.00 17.3.45 г. части Лелюшенко овладели Штейнау, Ригерсдорф. Противник бежит. Во что бы то ни стало сегодня окружить оппельнскую группировку противника"{41}. А вскоре поступило новое распоряжение от командующего фронтом, в котором говорилось: ...Из-за вашей нерешительности и нераспорядительности противник безнаказанно отходит с оппельнского выступа на Нейштадг. Корпус Корчагина распылили и тем лишили его ударной силы. Приказываю:
1. По всему фронту перейти в решительное наступление.
2. Корчагину наступать ночью. 17.3.45 г. к рассвету соединиться с 61-й танковой бригадой Лелюшенко, ведущей бои у Нейштадта.
3. Задача армии к утру 18.3.45 г. выйти на рубеж Зюльц, Нейштадт и там завершить окружение оппельнской группировки противника и соединиться с частями 21-й и 4-й танковой армий.
4. Решительно поднять всех на выполнение задачи. Конев" {42}.
* * *
Не будем во всех подробностях описывать ход дальнейших боевых действий 59-й армии. Отметим лишь наиболее интересные моменты, которые, кстати, и склонили в этой операции чашу весов в нашу пользу.
Это, во-первых, решительные действия 314-й дивизии 43-го стрелкового корпуса, вскоре поставившие противника в районе Козеля под угрозу флангового удара с юга, а также выход 135-й дивизии на рубеж юго-западнее Козеля, что в свою очередь угрожало единственной дороге Козель - Люобшютц (Глубчице), питавшей козельскую группировку противника. Более того, 98-я дивизия вскоре овладела городом Госьценцин. Это еще больше осложнило и без того трудное положение вражеских войск. Их сопротивление начало заметно слабеть.
К вечеру 17 марта 13-я дивизия 43-го стрелкового корпуса, наступая частью сил вдоль восточного берега Одера, ликвидировала здесь последние опорные пункты гитлеровцев. Теперь оставалось лишь овладеть городом Козель, чтобы полностью очистить приодерские районы от врага. Это и было сделано 18 марта.
Важная роль в окружении противника на оппельнском выступе отводилась, как уже было сказано, 93-му стрелковому и 7-му гвардейскому механизированному корпусам. 17 марта части последнего вышли на берег реки Хотценплотц (Особлага) юго-западнее Обер-Глогау. Воспользовавшись успехом мехкорпуса, командир 93-го стрелкового корпуса генерал Я. С. Шарабурко этой же ночью организовал форсирование названной реки своими передовыми батальонами. Более того, одян из полков 391-й стрелковой дивизии сумел захватить переправу у населенного пункта Рассельвитц. Темпы форсирования удвоились. И вот уже танкисты 26-й гвардейской механизированной бригады с десантом на броне устремились на Нейштадт.
В 16 часов 18 марта 1945 года наши войска встретились здесь с передовыми отрядами 4-й гвардейской танковой армии и тем самым завершили окружение оппельнской группировки противника. Затем, частью сил повернув на запад, они создали и внешний фронт окружения. Гитлеровцы оказались в двойном кольце.
Началось уничтожение окруженных войск противника. Несмотря на яростные контратаки, особенно в районе Рассельвитц, где враг пытался деблокировать свои попавшие в беду части, соединения 59-й армии успешно справились с поставленной перед ними задачей. К вечеру 20 марта дивизии 43-го и 115-го стрелковых корпусов полностью закончили ликвидацию окруженных войск противника. Оппельнский котел прекратил свое существование.
Глава восьмая.
Прорыв через Судеты
К начале апреля 1945 года в войсках 1-го Украинского франта, куда по-прежнему входила и наша 59-я армия, развернулись самые, пожалуй, волнующие за всю войну события - подготовка к Берлинской операции.
Ставка Верховного Главнокомандования поторапливала. Да и нам, низовому звену, было, конечно, понятно - надо как можно быстрее подготовить и провести эту крупнейшую стратегическую операцию Великой Отечественной войны, овладеть столицей фашистской Германии, чтобы уже через несколько дней выйти к реке Эльба.
Директивой Ставки, датированной 3 апреля 1945 года, непосредственный захват Берлина возлагался на 1-й Белорусский фронт, которым командовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Его войскам предписывалось, взяв штурмом Берлин, уже на 12-15-й день операции выйти к Эльбе.
1-му же Украинскому фронту ставилась следующая задача: разгромив группировку противника в районе Котбуса и южнее Берлина, не позднее 10-12-го дня операции овладеть рубежом Беелитц, Виттенберг, частью сил двигаясь вдоль Эльбы к Дрездену. В дальнейшем, уже после взятия советскими войсками Берлина, фронт должен был наступать на Лейпциг.
Главный свой удар силами пятя общевойсковых и двух танковых армий 1-й Украинский фронт наносил из района Трибель в общем направлении на Шпремберг, Бельциг. На участок, намеченный для прорыва, привлекали, кроме того, и шесть артиллерийских дивизий прорыва, чтобы создать здесь плотность не менее 250 стволов на один километр фронта.
Здесь следует сказать, что в одном из пунктов директивы Ставки ставилась и такая задача: 1-му Украинскому фронту своим левым крылом перейти к жесткой обороне, обратив особое внимание на бреславльское направление. И он, этот пункт, в первую очередь относился к нашей 59-й армии, которая теперь как раз находилась на левом фланге фронта, так как 60-я армия генерала П. А. Курочкина незадолго до начала операции была передана в состав 4-го Украинского фронта.
Начало операции Ставка Верховного Главнокомандования назначала на 16 апреля. Как видим, срок на ее подготовку был чрезвычайно мал. Но это решение исходило из реальных возможностей фронтов, из соотношения как наших сил, так и сил противника. Кроме того, оно диктовалось и еще одной очень важной необходимостью: советскому командованию стало известно, что англо-американское командование тоже ускоренными темпами готовит операцию по взятию Берлина, ставя перед своими войсками задачу во что бы то ни стало захватить его раньше Красной Армии.
Помнится, уже после войны бывший командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев рассказывал нам, как его и Г. К. Жукова 1 апреля 1945 года вызвали в Кремль. Там после зачтения телеграммы, в которой и говорилось о намерениях англо-американского командования первым захватить Берлин, И. В. Сталин обратился к ним с таким вопросом: "Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?"
Первому пришлось отвечать И. С. Коневу. И он сказал:
- Берлин будем брать мы, и возьмем его раньше союзников!
- А как вы сумеете создать для этого группировку? У вас же главные силы находятся на южном фланге. По-видимому, придется производить большую перегруппировку? - спросил И. В. Сталин.