Телефон в редакции звонит всегда.
Это закон.
Если трубка молчит, значит, наступил конец света. Или самый популярный журнал в Сан-Франциско стал терять читателей. Что еще хуже. Но этого не может быть, потому что не может быть никогда.
А сегодня творилось вообще уж что-то невообразимое. Аманда никак не могла допечатать статью, которую надо было сдать еще утром, и поэтому, когда ей в девятьсот девяносто девятый раз (в сто раз больше, в сто раз меньше — она ж не арифмометр) пришлось отвечать на звонок, нервы были уже на пределе.
— Алло! — злобно гавкнула она в трубку. — Если у вас нет сенсации, советую сразу же отключиться!..
— Именно сенсацию я и собираюсь вам предложить, — с негромким смешком произнес приятный мужской голос с легким иностранным акцентом. — Если, разумеется, в цене сойдемся…
Сразу чувствуется деловой подход. Или очередной притырок с бредовой идеей? Решил наварить на ровном месте… Так она тоже не пальцем деланная.
— Ну, что там у вас? Только по существу!
— Как прикажете, — хмыкнули на том конце.
А потом она долго слушала, не перебивая, и еще не положив трубку, в спешном порядке стала собираться. Сидящий за соседним столом юный Сэм, которому пока что ничего серьезнее кратких сводок дорожных происшествий не поручали, посмотрел на нее полуехидно, полузавистливо.
— Что за сенсация на этот раз? — полюбопытствовал он. — В моду опять входят мини-юбки?
— Тебя это беспокоит? — Аманда критически оглядела себя в зеркальце, подправила макияж.
Сэм смотрел на нее и, сам того не замечая, облизывал пересохшие губы. Первое, что он сделал, придя в редакцию, попытался назначить ей свидание. Ну, какой парень мог бы устоять перед знойной черноволосой красоткой, сгустком притягательной женской энергии, которая одновременно бодрит и убаюкивает тебя?! Когда-нибудь он непременно отразит свои ощущения на бумаге. «Высшая степень физического влечения» — так будет называться его первый роман.
— Опять кутюрье? Они же женщин просто ненавидят.
Аманда махнула кисточкой.
— Ничего, переоденусь в голубого гея. — Сунула в сумочку диктофон и умчалась, пока Джон раздумывал, что бы ей такого еще сказать.
Что тут скажешь?! Сэм сунул руки поглубже в карманы брюк и безразлично засвистел.
Голос ее не обманул. Он был ничего себе. Очень даже. И на встречу явился точно в срок. Проскользнул к Аманде в машину, несмотря на крупное телосложение, и начал без обиняков:
— Зовите меня Джон, потому что на самом деле меня зовут не так.
— Хорошо, Джон, — улыбнулась Аманда, которой понравилось вступление. Еще она подумала, что всяким там «Джонам» из ее прошлого неплохо было бы поучиться вызывать у женщин положительные эмоции.
— Тогда приступим, — сказал симпатичный Джон (несмотря на то, что был он совсем даже Фил, и тоже ничего)…
И пока он рассказывал, журналистка хмурилась все больше и больше.
— Вот так, на мой взгляд, обстоят дела на сегодняшний день, — изложил суть дела мужчина.
Некоторое время они напряженно молчали.
— Да… Ничего себе… Жутковатое будущее… Это больше, чем сенсация…
Ее собеседник достал из кармана конверт:
— Здесь более подробная информация…
— Я боюсь, что такой кусок мне самой не проглотить, — безнадежно сказала Аманда. — Сколько вы хотите?
— Если бы я не отдал это вам, то получил бы несравненно больше.
— Или пулю, — не исключила журналистка.
— Такой вариант тоже рассматривается…
— Хотите предложить партнерство? Тогда это будет стоить в два раза дешевле…
— А вы азартная девушка…
Аманде было не до комплиментов. Она понимала, что такой шанс выпадает раз в жизни, и то далеко не каждому. Что уж там взбрело в голову вздорной Фортуне, но сегодня она снизошла до нее. И прошляпить такую возможность девушка просто не могла.
— Я хотела бы услышать реальную цену, — достаточно жестко сказала она.
— Для вас? — спросил мнимый Джон.
— Да, для меня, — кокетливо улыбнулась Аманда. — А что, я вам не нравлюсь?
Она никак не могла понять, чего он мудрит.
— Благосклонность такой леди — дорогого стоит… — он несколько смазал впечатление напыщенностью фразы. — Так что… Берите!
И он протянул ей конверт.
А она тут же засомневалась. Наверное, как всегда, «болл-шит». Но конверт все-таки взяла. Рука сама потянулась.
Она открыла конверт, быстро пробежала глазами содержимое и решила, что не отдаст его никому на свете. Ни за какие деньги. И ни за какие другие блага жизни.
Но как девушка трезвая, она заставила себя поинтересоваться будничным, не без элементов скуки голосом:
— А где гарантии? Кто-нибудь может подтвердить, что это не утка?
Мужчина, внимательно следивший за чередованием эмоций на ее лице, устало вздохнул:
— Гарантии, дорогая Аманда, получите через пару месяцев, когда это начнут ввозить сюда тоннами…
Аманда ничего не ответила. Верх бесстыдства требовать гарантии на халяву. Она завела мотор, плавно тронулась с места и влилась в поток машин.
— Вам действительно от меня ничего не нужно?
Мужчина посмотрел на нее с явным мужским интересом, улыбнулся и отрицательно покачал головой. Совсем почему-то не обидно. Тут бы снова вспомнить другого «бывшего» Джона, но он даже не пришел на ум. А на ум пришло абсолютно другое. И она впервые за всю встречу по-настоящему заволновалась. И за себя в первую очередь. То есть просто за себя. Что ей за дело до этого Джона, которого даже неизвестно, как зовут на самом деле?! Но спросила она тем не менее именно так:
— А вам не страшно?
Он не стал уточнять, чего должен бояться, а очень даже удачно отшутился:
— Я для вас единственный источник информации, вам надо меня беречь…
И от его внутренней уверенности ей тоже неожиданно стало легко и спокойно: и впрямь, чего бояться-то?!
— Может, все-таки хотите завести знакомство?
И он принял игру:
— Ну, если вы так настаиваете…
— Тогда придумайте легенду попикантней…
— В следующий раз принесу микстуру от импотенции, которую принимают молодые президенты…
— И телефон доктора, который ее прописывает? — усмехнулась она.
— Тормозните вот здесь, — неожиданно ткнул пальцем мужчина, и пока Аманда искала место для парковки, практически на ходу выскользнул из машины.
— Скользкий, как уж… — глядя на пустое место, где он только что так вальяжно располагался, вслух сказала она.
И не было в этой фразе даже намека на женское восхищение, а сплошные тревожные размышления и внутренние сомнения, вновь охватившие ее.
Раз уж прибилась к тротуару, надо зайти в кафе и что-нибудь перехватить. И размяться тоже нелишне, а то всю задницу отсидела.
После второй чашки кофе и внушительного сэндвича с ветчиной бодрости слегка прибавилось. Аманда задумчиво размешивала в чашке кофейную гущу. Документы она просмотрела еще раз — предельно внимательно — и, честно говоря, стопроцентной уверенности они у нее не вызвали. Но впечатлили. Чего уж тут. В наше время надо быть полной идиоткой, чтобы кому-нибудь или чему-нибудь абсолютно доверять. Но даже если двадцать процентов из этого правда — уже сенсация.
Она созвонилась с шефом, и тот, опираясь на свое профессиональное чутье, сразу же дал добро, и теперь со спокойной душой можно подумать, как бы эффектнее все это преподнести.
Конечно, она уже проводила серьезные журналистские расследования, и весьма успешно, но здесь совсем другой масштаб. Ее ждет успех, она нисколько в этом не сомневалась. Возможно, Пулитцеровская премия… Собственная программа на NBC…
Аманда с головой окунулась в сладкие грезы, как вдруг телефонный звонок вернул ее в реальность.
— Алло… Да. это я…
Голос в трубке показался знакомым.
— А что это там передал тебе этот черт?
— Перестань разыгрывать меня, Сэм!…
— Какой к черту, Сэм? Что там в конверте?
Аманда на секунду опешила, но тут же собралась:
— А почему это вас интересует?!
— Наверно, запала? Хочешь, чтобы он тебя от-трахал?
— Конечно! — Аманда усмехнулась. — Мне очень симпатичны его обтягивающие джинсы… Особенно спереди…
— Вот и хорошо, назначь ему свидание, тебе позвонят — ты скажешь, где, и не крути, иначе с тобой будет плохо…
— Только не надо меня пугать!… Если он вам так нужен — ищите его сами!.,
Аманда решительно сгребла в охапку сумочку и, задевая крутыми бедрами окружающих, выскочила из кафе. Никто не делал ей замечаний. Наоборот, впору попросить потолкаться «на бис».
Появление Фила у хоккейного бортика внесло в тренировку легкую сумятицу, слегка нарушило привычный ритм. Тренер — по другую сторону площадки — хоть и поднял в приветствии руку, но был не в восторге от его присутствия: ему все громче приходилось хлопать в ладоши и покрикивать в гулкую пустоту ледового дворца спорта, требуя абсолютного внимания. Игроки — в основном русские — оборачивались, кивали, а то и задирали в воздух клюшки. Он не мог на них по-настоящему сердиться, потому как считал, что хоккей требует искренности и проявления чувств, это раз. Во-вторых, сам на их месте поступил бы так же. Мальчишки! Как только кончится это мальчишество — прощай, хоккей! А это равнозначно, прощай, жизнь.
Бр-р-р! И думать об этом не сметь!
Один из хоккеистов, оказавшись в зоне, будто завязывая шнурок, прижался к бортику. Лицо, давно уже более популярное в Америке, чем в России, осветилось приветливой улыбкой:
— Где пропадал?!
— Дела… Анекдот новый хочешь?
— Ну, давай, если короткий.
— Знаешь, почему Буш ни разу не засветился в сексуальном скандале?
— Почему?
— Да потому что он даже секретарше не может объяснить, чего же он хочет…
Звезда улыбнулась.
— Как всегда, дурацкий. А я вот на русском сайте вычитал: выходят две блохи из ресторана, сытые, довольные. Одна спрашивает: ну как будем добираться, пешком пойдем или собаку подождем?
Посмеяться не успели. Тренер, надувая щеки, с силой цунами разрывал свисток, пытаясь вернуть на лед заболтавшегося игрока.
— Не буду дразнить американских гусей, — привычным жестом успокоил наставника хоккеист.
— Они же несут золотые яйца, — от себя добавил Фил. — Кстати, я лечу в Россию. Буду в Москве и Питере. Может, кого-то порекомендуешь?
— В Питере есть классный парень — Власов. Но дешево не отдадут.
— Поторгуемся. Я могу на тебя сослаться?
— Вот этого не надо.
Цунами разразился с новой силой.
— Как пить дать оштрафует! — хоккеиста и след простыл.
К Маковскому подлетела секретарша, собираясь разразиться тирадой, но не успела и рта раскрыть. Фил галантно заткнул ее:
— Элли, ты, как всегда, очаровательна. Небольшой презент, — он всучил ей тюбик губной помады. — Твой цвет!
— Этим не откупишься! — атака захлебнулась, Элли сокрушенно покачала головой, удивляясь собственной покладистости. — Шеф разносит всех и вся. Вас не могут найти уже неделю. У Буре из-за этого тоже неприятности…
— Я же предупредил, что буду отсутствовать, — Фил виновато развел руками.
— Три дня. А сегодня уже восьмой! Ой! — Элли обернулась, увидела приближающегося шефа и торопливо юркнула куда-то под трибуны.
— Ты аферист! — орал шеф, грозно надвигаясь на Фила.
— Паша, кого ты мне подсунул? Мало нам прошлогоднего скандала с Могильным?
— Но договор с Могильным… — попытался оправдать Маковского тут как тут вновь оказавшийся Буре…
— …составлял твой друг Маковский! Да-да! Именно он втянул меня в эту авантюру. Мне надоело!!! Не желаю иметь дело с этим авантюристом и его обещаниями! — он повернулся к Маковскому: — Где обещанные Соколов и Зимин?
— Я завтра лечу в Питер и привезу их, кровь из носу… — примирительно начал Фил. — Сева обещал…
— Никуда вы не летите! — опять заорал менеджер, не особо понимая, при чем здесь кровь. — И наплевать мне на ваш нос! Вы вылетаете в трубу!
Вместе с вашим подельником Пашей! Я вас видеть не желаю! Убирайся отсюда! Сию же минуту!
Он выхватил из кармана контракт, разорвал его на мелкие кусочки и швырнул в лицо Филу. Тот, стиснув зубы, молча развернулся и ушел, провожаемый удрученным взглядом своего друга.
Оставшись вдвоем с Буре, шеф понемногу пришел в себя:
— Пол, ты прости, но я его больше видеть не хочу. Да-да, я понимаю — смерть сына, унижения… Но я на этом пролетел на сотни тысяч…
Павел долго молчал, все еще глядя вслед Филу, пока тот пробирался к выходу, потом все же ответил:
— Послезавтра он будет в Питере. И все решит. Вот увидите…
Но босс его уже не слушал. Ему кто-то позвонил на мобильный…
Фил долго шатался по городу. Как неприкаянный, переходил из бара в бар, пока, наконец, не завис в своем любимом местечке — на углу Сорок четвертой и Гленн-роуд.
Не то, чтобы его сильно волновал скандал в клубе — такое случалось и раньше, босс немного попылит и остынет, как обычно. О журналистке он думал куда больше. Проглотит ли она то, что он ей сегодня скормил? Кое-кто, во всяком случае, наживку точно заглотнул. «Хвост» Фил заметил еще на подъезде к стадиону.
А этого лысого, который вошел следом за ним в бар, вычислил еще на Кипре. Постоянно с ним рядом ошивался. Ну что ж, посмотрим, как будут развиваться события дальше…
— Двойной бурбон, пожалуйста, — обратился Маковский к бармену.
Тот поспешил выполнить заказ. Посетителя он знал как выгодного клиента, который может выпить, не пьянея, черт-те сколько. А значит, и дальнейшей возни с ним не намечалось: ни тебе дебошей, ни транспортировки домой в стельку… Российская выучка в этом вопросе не подводила Фила никогда. Как бы там американцы ни пыжились, а по части «количества» они все же не тянут. Это он как профессионал заявляет. Ирландцы еще, куда ни шло, но против конкретного парня — жидковаты…
Лысый с ним тягаться даже и не пытался. Тихо — мирно считал воображаемых ворон за дальним столиком в углу, потягивая безобидную содовую.
«Расшевелить что ли муравейник? — подумал Фил. — А то проходу от них не стало. Совсем оборзели, ребята».
Но быстро смекнул, что это в нем играет хмель. И не всегда нападение лучшая защита. А по сему лучше принять еще дозу и по — прежнему держать паузу. Пусть даже музыкальную.
Маковский сполз с непомерно высокого шаткого табурета, проследовал к «музыкальной шкатулке», подсвеченной всеми цветами радуги, запулил в нее монетку и нажал первую попавшуюся кнопку. Автомат не отреагировал. Маковский нажал другую — эффект тот же. Тогда он грохнул в сердцах по этой «технике» кулаком…
— Зря стараетесь! — крикнул из-за стойки бармен. — Только кулаки отобьете. Он парень привычный и играть ни за что на свете не будет. Молчун от рождения. Чего-то у него там не контачит…
— Предупреждать надо, — буркнул Фил.
Бармен пожал плечами.
«Ну и черт с ним! — не очень-то расстроился Маковский. — Обойдемся без фанфар. Факир был пьян и фокус не удался. Сами подойдут, когда надо будет».
Ждать пришлось недолго.
Не успел он — к удивлению и разочарованию бармена — выйти на улицу и завернуть за угол, как его обхватили железной хваткой со спины, заломили руки, накинули на голову черный пластиковый мешок и куда-то потащили. Недалеко, правда. До поджидавшей в нескольких шагах машины. Фил догадался об этом, когда ему звезданули по шее, чтобы пригнулся, впихнули без особых церемоний между двумя какими-то потными мужиками.
Слишком грубо. А ведь он особо и не сопротивлялся.
Ехали долго. Сначала петляли по городу, потом выскочили на побережье. Сквозь прохудившийся от старости целлофан — идиоты, был бы пакет поновее, доставили бы по адресу синюшный труп! — он почувствовал отрезвляюще-йодистый запах океана, а, судя по шуму волн, конечная цель их романтического путешествия, которой они наконец-то достигли, располагалась чуть ли не на пляже.
Маковского вытолкали из машины, еще круче заломили руки и потащили внутрь здания. На входе тщательно обыскали, отобрали кошелек и мобильный телефон, втолкнули в комнату и только тогда сняли мешок. Сами — ба, знакомые все лица! — с чувством выполненного долга застыли, как вкопанные, у двери. И впрямь истуканы.
Пользуясь временной передышкой, Фил с интересом осмотрелся вокруг. Судя по всему, он оказался в студии художника. Просторное помещение с огромным, во всю стену, окном, выходящим на океан. У окна — мольберт, все стены от пола до самого потолка увешаны картинами. Одну, видимо, повесили только что, даже заляпанную олифой стремянку убрать не успели. У стены диван, кресло и журнальный столик, заваленный кистями и красками вперемешку с газетами и глянцевыми журналами. В кресле сидел некто маленький, круглый, чернявый, похожий на сытого кота. Оглядел Фила с любопытством и представился:
— Поляк.
— Русский, — не соврал в свою очередь Фил.
— Мы знаем, — улыбнулся собеседник и кивнул головой на застывшего у двери «солдата». А это Лысый. Вы его, наверное, уже видели.
— Неоднократно, — согласился Фил. — Все глаза намозолил…
И кивнул на другого давно не стриженного бандита: — А это, должно быть, Волосатый?
— Угадали! — восхитился Поляк.
Улыбка уже не помещалась у него на лице, сползала куда-то за уши.
— Ну, как вам здесь? — он обвел рукой студию с явной гордостью.
— Неплохо. Но я не большой знаток живописи. Это подлинники? — Филу показалось, что некоторые из висевших картин он уже где-то видел. Или, по крайней мере, очень похожие на эти.
Хозяин иронично наморщился, всем своим видом давая понять, что ему недосуг объяснять основы живописи дилетантам, но, в виде исключения, так уж и быть…
— Важна подпись, — доверительно поделился он. — А она фальшивая. Знаете, однажды художник Дали — слышали, надеюсь?! — сделал потомкам бесценный подарок: подписал сотню пустых холстов. Очень, знаете ли, удобно: приобрел за разумные деньги его подпись и рисуй, что хочешь…
— Осмелюсь предположить, что один из этих «подарков» я вижу на стене? — Фил кивнул на самое большое полотно, изображающее то ли испанский полдень, то ли корриду, то ли пожар в джунглях.
— Не стесняйтесь, посмотрите поближе, — посоветовал Поляк. — Она того, безусловно, стоит…
Фил подошел к стене и едва успел взяться рукой за стремянку, как тотчас же подскочивший, словно на пружинах, Поляк приковал его руку к стальной перекладине наручниками. Голова Фила ударилась об стену. Он вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли.
— Что ты знаешь о принципиально новом товаре из России? — жестко спросил Поляк.
И Фил понял, что светские беседы закончились.
— Что за товар? — на всякий пожарный, больше по инерции скорчил он изумленную физиономию.
— Кончай ваньку валять, — снова наморщился Поляк. — Здесь фраеров нет…
— Охотно верю, — пожал плечами Фил, — но при чем же тут я?
— Вот и мы думаем, при чем же здесь ты? — задушевно спросил хозяин положения…
Убедившись, что нет никакого шухера. Лысый с Волосатым, не привлекая к себе внимание, незаметно покинули комнату. По винтовой лестнице они поднялись на второй этаж, где в полупустой комнате — оторвавшись от компьютера — у окна стояла девушка, напряженно вглядывающаяся в бинокль. Она обернулась на звук шагов и сообщила:
— Чисто. Электроникой не пахнет…
На столе валялся открытый бумажник, который Лысый схватил, вывернул чуть ли не наизнанку, жадно проверил содержимое, удовлетворенно поцокав языком:
— Таскать с собой целую кучу наличных!.. Небедный парень! Вот именно такие и провоцируют уличную преступность. Слушай, а может, это ко-повские штучки?
Девушка покачала головой, не оборачиваясь:
— Ни по копам, ни по федералам он не проходит.
— А твой источник, он никогда не ошибается?
— Источник у нас на довольствии…
Девушка обернулась, приглашая Лысого взглянуть в бинокль. Тот не замедлил прильнуть к окулярам.
— Этот «Мустанг» притащился прямо за вами. Даже не прячется, сучонок…
— Ну и черт бы с ним, — пробурчал Лысый, отрываясь от бинокля и между делом поглаживая девушку по аппетитной попке. Девушка не отстранилась. Волосатый хмыкнул и в свою очередь принялся рассматривать бумажник Фила, прикидывая, не восстановить ли относительную справедливость, не сыграть ли роль уличного грабителя, выудив оттуда пару-тройку купюр…
…Беседа Маковского с Поляком тем временем протекала, выражаясь газетным языком, в обстановке пусть не дружбы, но взаимопонимания. Наручники были сняты, собеседники, смахнув все лишнее на пол, по-приятельски сидели за столиком и пили кофе. Поляк явно ловил кайф не только от нарисовавшейся неизвестно откуда бутылки французского коньяка. Все, что он хотел знать, Фил, нюхнувший вместе с ним, поведал ему. Разговор близился к завершению.
— Ну что ж, мы подумаем. Но ты нас не забывай, мы теперь не чужие. А рука, как у вас говорят, руку моет…
Поляк в который раз натужно улыбнулся. Его самого с души воротило от этих улыбок. Он прекрасно видел, что Фила от них тошнит. Но такова се ля ви, как говорят в окрестностях Эйфелевой башни, и не им ее менять. По крайней мере, в ближайшее время. Так что все разборки на потом.
— А у вас разве так не говорят? — подивился Фил.
— Говорят, еще как говорят, — улыбнулся Поляк и поймал себя на том, что его рука непроизвольно нащупывает кобуру под шелковым халатом.
От Маковского тоже не ускользнуло это движение.
— Тогда, надеюсь, обратно в бар вы меня доставите?
И хотя отсутствие логики было очевидно, лицо Поляка снова свело и уже не отпускало:
— А как же?! Куда пожелаешь…
На этот раз обошлось без мешка на голову, хотя нельзя сказать, что подельники Поляка сменили гнев на милость и вели себя с Маковским чересчур вежливо.
— Пошевеливайся! — приказал ему Лысый, когда он замешкался у дверцы машины. И с трудом удержал руку, уже готовую придать Филу дополнительное движение.
В гнетущей, не сулящей ничего хорошего тишине они оттранспортировали его до бара и даже — к изумлению бармена — довели до стойки. То есть довел Лысый, а Волосатый направился к «Мустангу», который всю дорогу неотрывно плелся за ними и теперь с независимым видом пасся в пределах досягаемости.
Волосатому пришлось согнуться в три погибели, чтобы с тротуара заглянуть в окошко и без того приземистой машины. За рулем сидел какой-то бородатый хрен с аскетичным лицом служителя закона и делал вид, что ему все по фигу:
— Что угодно? — спросил он Волосатого казенным голосом.
— Поздравляю, ты удобно устроился на собственном конце… — не без ехидства начал тот, но подавился концом собственного остроумия.
Водитель, молниеносно выхватив из кармана газовый баллончик, направил едкую струю в ему в лицо:
— Поздравь свою бабушку, ублюдок! — сказал бородатый злорадным человеческим голосом, опрыскивая Волосатого, как саранчу на кукурузном поле.
— Ах, ты!..
В последовавшем за этим слепом матерном словоблудии досталось всем, включая Господа Бога.
Несомненно, Волосатый еще не раз пожалеет о сказанном. А пока он, вытянув руки, распугивал шарахающихся прохожих, нелепо подпрыгивая на одном месте и утирая вовсе не крокодиловы слезы, «Мустанг» гордой поступью иноходца скрылся за ближайшим поворотом.
…Утром следующего дня Мартин Ферро, который освежил фейс бедняге Волосатому, докладывал о результатах расследования своему начальнику генералу Джексону.
— …Мы даже связались с ведомством генерала Соколова в Москве. Никаких конкретных подтверждений, конечно, не получили, хотя там не отрицают возможность изготовления нового вещества. По их мнению, интересующий нас наркотик, скорее всего, может производиться в одной из подпольных лабораторий Санкт-Петербурга. Подобное производство в России поставлено на широкую ногу, но лаборатории работают автономно, и раскрытие одной никак не сказывается на деятельности других. Так что у наших коллег проблемы…
Генерал — огромный темнокожий мужчина в дорогом сером пиджаке и красном шелковом галстуке — все это время, сдвинув брови, рассматривал фотографии Маковского и его похитителей.
— Но это же ничего, пшик! Нам нужны факты! — в его голосе сквозило явное недовольство работой Мартина.
— Мы перехватили телефонный разговор Маковского с Петербургом… С кем-то по имени Шурик… Возможно, это связано с новым веществом…
— А возможно, с хоккеем?! Это ведь его основная работа?!
— Маковский…
— Какая связь между хоккеем и мафией?
— Две недели назад в Нью-Йорке рэкетиры наехали на русского хоккеиста. Маковский его отмазал…
— Что за приблатненный лексикон?! Завязывай с этой «феней», — голос генерала стал сварливым, как у старой негритянки с плантаций, на которую только что прилюдно завалилась хижина дяди Тома. — Это не доказывает его связи с бандитами. У нас на него ничего нет. Возьмитесь за Маковского вплотную! Все его контакты, связи, все о нем!..
— Да!
— Наройте на него что-нибудь в России. У вас три недели, чтобы его раскрутить. Ясно?
Джексон отшвырнул фотографии и они, как колода карт в отточенных руках шулера, легким веером рассыпались по столу.
— Совершенно!
— Кстати…
Генерал впервые за выволочку взглянул на Мартина заинтересованно:
— Как ваш роман с его супругой?
Мартин отрапортовал по-военному:
— Она оказалась неожиданно приятной в общении…
Джексон хохотнул.
— Ты прямо вылитый отец! Тот тоже катастрофически глупел, когда в очередной раз влюблялся. Свободен!
Из кабинета Мартин вышел в смятении чувств. Ему и в голову не приходило, что его отношения с Ирэн — Ириной Маковской — уже муссируются даже на верхах. Что за дурацкая контора?!
…Судьба свела их три года назад, когда Денис Маковский, сын Филиппа и Ирины, был обнаружен в студенческом кампусе, умирающим от передозировки наркотика. Мартину тогда поручили вести это дело. А Фил и Ирэн — параллельно — тогда же стали отдаляться друг от друга. Общее горе чаще не сближает людей, как это почему-то ошибочно принято считать, наоборот, разводит их в разные стороны. Так уж получилось тогда, что утешения Ирэн искала у него, Мартина, а не у своего супруга…
Вот и сегодня они должны были встретиться в конном клубе. Как-то он взял туда с собой Ирэн с младшей дочкой Машей, и девочка прямо-таки влюбилась в лошадей.
Солнце уже заходило, в прибрежном сквере становилось прохладно. Ирина зябко поежилась. Легкий шелковый шарф был наброшен на плечи больше для красоты, чем для тепла. Она сидела на лавочке, Маша крутилась рядом, слушая плеер и пританцовывая. На минутку остановилась, перестала егозить, капризно надула губы:
— Долго мы еще будем ждать этого… папочку?
— Ты что, куда-то спешишь? — думая о чем-то своем, машинально спросила мать.
— Да нет, — девочка тоже присела на скамейку и, подражая Ирине, сложила руки на коленях. Вылитая уменьшенная копия! — Я просто вспомнила, как он в прошлый раз наобещал, трезвонил-трезвонил, а сам потом не появился…
— Пока все остается в силе, отбой не давал.
— Может, у него телефон сломался? — подковырнула Маша. — Он у него часто в нужный момент отказывает.
— Перестань катить бочки на отца, — устало попросила Ирина.
— А я и не качу, — вздохнула мамина дочка, сердито стягивая наушники. — Просто ему с нами скучно!
Вспыльчивая, вся в отца, отметила Ирина. Точно говорят, если мужчину очень любишь, то дети обязательно будут похожи на него. Ведь и Денис был, как две капли…
— Угомонись, — сказала она. — Тебе что, недостаточно моего внимания?
— Тебе тоже со мной не очень интересно, — упрямо возразила дочь, — у тебя приятели постарше…
Ирина намек уловила, слегка повысила голос:
— Рано тебе мать судить! По-твоему, я должна все бросить…
Фил, неожиданно подошедший с другой стороны аллеи, закрыл Маше глаза ладонями. Прорычал шутливо:
— Кто и за что здесь мать судит?!
— Папа! — по-детски непосредственно воскликнула Маша, как будто ожидала кого-то другого.
— Угадала! — Маковский, смеясь, чмокнул дочь в макушку. — Ну, как успехи?
— Привет, Фил! — с растраченной нежностью смотрела на них Ирина.
— Успехи?.. — голос Маши упал. — В школе — не очень, а вот в клубе — классно! Мартин мной доволен…
— Да ну?! — сделал вид, что рад за дочь Фил. — А кто такой Мартин?
Маша смутилась. По ходу сообразив, что подробности вряд ли будут приятны отцу, стала неловко выкручиваться:
— Ну… Там у нас… Лошадь так зовут, — брякнула она наобум.
— Понятно, — хмыкнул Фил. — Знаем мы этих клубных коней! Не лягается?!
— Отстань от ребенка, — пришла на выручку дочери Ирина.
— Пусть только попробует! — смело заявила Маша. И расхохоталась.
И Ирина рассмеялась, представив картину.
А что оставалось Филу делать?!
Так они втроем и хохотали до слез, сами не зная толком над чем. Пока не сообразили, что это нервное, и разом стали серьезными, стараясь не глядеть, друг на друга.
— Вот, держи, — Фил прервал тяжелую паузу, протянув дочери объемистую коробку.
— Что это? — изо всех сил стараясь не расплакаться окончательно, Маша принялась развязывать большой голубой бант на крышке.
— Иди, разберись, — Фил подтолкнул ее к лужайке, — а я пока с мамой пошепчусь.
Маша послушно изучила содержимое коробки и пришла к выводу, что полный идиотизм перевязывать воздушных змеев такими нарядными лентами. Только вводить девочек в заблуждение. Но Филу об этом не сказала. Потому что у них с мамой были слишком напряженные выражения лиц.
— Я скоро уеду, — Фил порылся в кармане и протянул ей конверт. — Здесь вам на школу за три месяца…
Он не сдержался и брякнул:
— И заодно овса для лошади купите!
Все начиналось снова-здорово.
— Овса?! — Ирина возмутилась. — Дочь тебя совсем не интересует! А у нее сейчас возраст переходный. Девочка превращается в американку, а ведь она — русская…
— Не дергайся, — попытался утихомирить бывшую жену Фил, — уж дочь я не упущу!
Но Ирину понесло.
— Не упустишь?! Ты посмотри, что с тобой стало после смерти Дениса, кем ты себя окружил?! Какие-то наркоманы, дешевые целители, эти пресловутые новые русские, сомнительная полубогема!.. Мы же пытались это забыть, забыть! — на ее глазах вновь проступили слезы. А может, они и не исчезали вовсе. Просто он перестал их замечать.
Фил смущенно отвернулся, смотрел на Машу, безуспешно пытающуюся запустить змея в воздух.
— Ты бы мог вернуться к дочери!..
Ему показалось, что он ослышался. А если даже нет, то к прошлому дорога заказана. И это надо им обоим уяснить раз и навсегда.
— Ну, мать, — сказал он, стараясь быть как можно мягче, — умеешь ты огорошить. Даже растерялся. Мы уже давно в другой ситуации…
Дальше он мог не продолжать. Она слишком хорошо знала его.
— Это я в другой, а ты ни в какой! Болтаешься, как дерьмо в проруби!
Ирина опять ожесточилась, повысила голос. Маша, окончательно убедившись, что рожденный ползать — летать не может, бросила змея в траву, подбежала к ним.
— Эй, предки, вы опять ссоритесь?
— Да нет, что ты, — Фил бережно обнял дочь и поцеловал. — Ты знаешь, что я тебя очень люблю?
Она согласно кивнула, понимая, что ей заговаривают зубы. Редкие минуты близости с отцом становились все короче и короче.
— Послезавтра я приеду на целый день, — говорил он, — и мы с тобой укатим…
Интересно, он искренне верил в это?
— Куда? — пыталась подыграть она ему.
И он стушевался.
— А просто… В никуда.
Яркий воздушный змей трепетал на траве всеми фибрами своей картонной души и очень хотел подняться в небо.
Но без помощи не мог. А ждать ее было неоткуда.
Мартин искал куртку. Он перерыл весь дом и даже заглянул в гараж, но так нигде ее и не обнаружил. И мать, как назло, куда-то умотала, а без нее сложить чемодан представлялось делом нереальным. Даже пары носок найти невозможно, все по одному раскиданы…
— Вот, новые купила!
Она материализовалась в комнате с пачкой носков в руке. Лицо у нее было скорбным. Таким оно становилось каждый раз, когда Мартин собирался в очередную командировку. Мать принялась складывать в чемодан вещи, ворча, что она, вообще-то, не служанка.
— Нашел бы какую-нибудь милую девушку, женился бы, так нет, спутался с этой русской. А у нее дочь невеста…
— Ты куртку мою не видела? Не помнишь, я ее привозил из Канады?
Мартин пытался сменить тему.
— И куртку пора другую…
— Мне не нужна другая, мне нужна эта. Это куртка отца, она приносит мне счастье…
— Твоему отцу она много счастья принесла… — мать шмыгнула носом.
— Ты что? — Мартин подошел к матери и обнял ее.
— Я просто не хочу, чтобы ты уезжал в эту Россию…
— Да ладно тебе, — не слишком убедительно пытался он ее успокоить. — У тебя просто предвзятое мнение. Сейчас все туда едут. И почти все возвращаются обратно…
Он хотел пошутить. Вышло неудачно.