Для колесной техники 3‑й бронетанковой техобслуживание означало преимущественно смену покрышек и замену моторов, — в особенности это касалось грузовиков «Дженерал Моторс». Хотя плотные протекторы не успевали сноситься, менять покрышки приходилось все равно — из-за пулевых пробоин и отверстий, оставленных осколками минометных мин. Когда осколочный снаряд рвется на дорожном полотне, он обычно оставляет после себя бесчисленные обоюдоострые осколки. В отличие от гвоздей, лежащих плашмя, такие осколки, как правило, направлены острием вверх. Когда колесо наезжает на такой осколок, острие прокалывает протектор и оставляет не простой прокол, а длинную рану, так что шину приходится заменять.
Если учитывать все приданные части, в 3‑й бронетанковой насчитывалось в этот момент около 1800 единиц бронетехники и 2300 автомобилей. Чтобы обеспечить техническим обслуживанием эту разношерстную армаду, требовалось множество механиков. Помимо насчитывавшего более тысячи человек ремонтного батальона, почти столько же служило в ремонтных ротах бронетанковых полков, а также во взводах и ремонтных бригадах других частей. Вместе это составляло 2000 механиков, непосредственно занятых обслуживанием техники. Если добавить к этому 8200 водителей и помощников водителей, которые занимались первичным ремонтом собственной боевой техники, то есть меняли на своих машинах траки, шины и проводили прочий мелкий ремонт, то можно отчасти представить, какая масса народу требовалась, чтобы поддерживать в боевой готовности усиленную «тяжелую» бронетанковую дивизию.
Хотя приведенное выше число может показаться необоснованно высоким, полевое техническое обслуживание дивизионной техники сталкивалось с ошеломляющими трудностями. Невозможно даже подыскать пример сравнимого с подобным коммерческого предприятия! Обслуживание колесной техники осложнялось еще и тем, что машины проезжали многие сотни километров по пересеченной, болотистой местности на полном приводе. Когда им приходилось на какое-то время выезжать на дорогу, водители обычно забывали отключить полный привод. А поскольку в бортовом редукторе не был предусмотрен механизм, уравнивающий износ переднего и заднего привода, это приводило к серьезной перегрузке всей трансмиссии и двигателя.
От перегрузки страдали все автомобили, но в особенности — грузовики «Дженерал Моторс». Рассчитанные на 2,5 тонны, они, как правило, несли на себе от 4 до 10 тонн груза по полному бездорожью. От такой нагрузки двигатели машин приходилось сменять каждые 16 000 километров, а накрутить такую дистанцию можно было весьма быстро. Учитывая, что за дивизией числилось 850 2,5‑тонных грузовиков «Дженерал Моторс», это само по себе превращалось в серьезную проблему.
Что касается боевой техники, основной задачей ремонтных бригад был, разумеется, ремонт и замена подбитых машин. Старые танки М4, оснащенные радиальным двигателем «Райт» R975, постоянно страдали от нагара на запальных свечах, нараставшего на холостом ходу. Но большая часть старых машин была к этому времени подбита, и их сменили новые «Шерманы» М4А1 с фордовским двигателем водяного охлаждения V8.
В то же время одна из проблем, которую мы считали серьезной, так и не встала перед нами: это была проблема замены гусениц. Самой, пожалуй, удачной деталью конструкции наших танков были траки гусениц. Во время маневров и учений в Штатах нам удавалось протянуть на одной паре гусениц до 4000 километров. Те гусеницы были двухсторонние: это значило, что, когда сотрется одна сторона, их можно было снять, перевернуть и поставить изнанкой наружу. На машинах, которые мы получили в Англии перед высадкой в Нормандии, стояли толстые резиновые шпоры на одной стороне гусеницы, так что перевернуть ее было уже невозможно, однако дополнительный слой резины все же давал нам неплохой запас хода. Подобная конструкция намного превосходила все, что имелось у немцев, — их траки и пальцы делались из закаленной стали, что приводило к большему износу из-за трения. Однако лишь немногие наши танки успевали продержаться в боях достаточно долго, чтобы сносить хотя бы один комплект гусениц.
Поверх траков можно было также установить комплект стальных шпор, — их ставили на отверстия в пальцах цепей, через каждые пять-шесть траков. Эти шпоры до некоторой степени помогали при движении по грязи. Однако при движении по снегу или льду они пробивали его слой, упирались в дорожное полотно и дергали траки против хода гусеницы. Резиновые бублики растягивались в противоположном направлении, и в результате гусеница преждевременно изнашивалась, а с ней опорные катки и подвеска. Кроме того, танк начинало зверски дергать на ходу. По инструкции экипажам предписывалось ставить шпоры только на пересеченной местности, что было явно непрактично — машины постоянно то выезжали на дорогу, то съезжали с нее. Использовался и другой метод: на основания винтов, крепивших соединительные звенья гусеницы, наваривали обрезки стальных прутьев. Они имели квадратное сечение и были 5 сантиметров длиной и чуть больше сантиметра шириной. Эти шипы выступали над поверхностью гусеницы на полсантиметра или сантиметр и в некоторой степени пробивали наледь и утрамбованный снег, не позволяя нижним тракам проскальзывать. Это оказалось очень полезным, когда дороги начали покрываться снегом и льдом, и хотя такие шипы помогали не до конца, ничего лучшего у нас в то время не было.
Необычно высокая численность ремонтных частей 3‑й бронетанковой дивизии приносила неожиданные плоды. Когда боевые группы уходили в прорыв, каждая могла полагаться не только на полковую ремонтную роту и ремонтные бригады отдельных рот и батальонов, но и на собственную отдельную ремроту. Большинство офицеров и рядовых в этих частях были близко знакомы и успели сработаться за три года маневров и учений в Штатах и Англии.
Наивысший чин в ремонтных частях Боевой группы Б имел майор Дик Джонсон, командир ремроты 33‑го бронетанкового полка. В мои обязанности входило согласовывать действия группы майора Джонсона, ремонтной роты, приданной боевой группе, и рембата в тыловых службах дивизии.
Наступающим танковым частям часто придавались батальоны мотопехоты из состава пехотных дивизий, а также отдельные артиллерийские дивизионы и другие подразделения корпусного подчинения. Боевая группа могла одолеть за день 50, а то и 65 километров, и у основных частей пехотной дивизии уходило по нескольку дней на то, чтобы ее догнать. А поскольку ремонтные части пехотной дивизии двигались в тылу у основных сил, то механизированные части, приданные боевой группе, оставались без необходимого технического обслуживания. Вскоре мы на опыте убедились, что ремонтным частям боевой группы жизненно необходимо не только поддерживать штатные подразделения группы, но и приходить на помощь приданным частям.
В ходе наступления от Парижа на линию Зигфрида ремонтные части 3‑й бронетанковой дивизии занимались ремонтом и обслуживанием бронетехники всех передовых частей корпуса. Это стало существенным вкладом в успех столь продолжительной операции, проведенной нашим корпусом. Без них продвижение VII корпуса вскоре застопорилось бы.
Утром 16 декабря я возвращался из штаба ремонтного батальона (расположенного в здании конторы резиновой фабрики Энглеберта в Ахене) в мастерскую на другой стороне улицы. По дороге я благоразумно обошел далеко стороной две неразорвавшиеся американские 227‑кг авиабомбы, валявшиеся на автостоянке в трех десятках метров друг от друга. Неразорвавшиеся бомбы считались исключительно опасными — их рекомендовалось не трогать, пока ими не займется бригада по обезвреживанию.
Уже у входа в мастерские ко мне подошел мой приятель, лейтенант Эрни Ниббелинк, офицер связи Боевой группы А.
— Купер! — возбужденно воскликнул он. — Слышал новость? Фрицы[60] прорвались на юге, под Мальмеди, и прут как проклятые! Аррингтону только что доложили из штаба дивизии.
Я поначалу решил, что это что-то не большее чем операция местного значения. Мы прижали немцев к реке Рер и понемногу вышибали из них дух. Но вскоре выяснилось, что я ошибся. Слухи разлетались быстрей пожаров. «Немцы выбросили парашютный десант в нашем тылу». «Отряды эсэсовцев в американской форме и на американских машинах орудуют за линией фронта».
Штаб БгБ воспринял новости невнятно, а положение оставалось не вполне ясным. Было очевидно, что немцы предприняли массированное наступление по всему фронту, от лосхеймского прорыва близ Мальмеди на севере и до самого Эхтернаха в Люксембурге на юге. С нашей стороны дистанцию в 96 километров прикрывало всего три дивизии, а 32 километра на дивизию — это слишком большое расстояние, чтобы организовать оборону. Поскольку этот участок фронта считался относительно спокойным, его использовали для того, чтобы свежие части набрались боевого опыта, прежде чем их бросят в серьезные бои.
Едва прибывшая на фронт 106‑я дивизия сменила на передовой 2‑ю пехотную за день до начала вражеской атаки — 14 декабря. Получившую же боевой опыт 2‑ю пехотную сняли с фронта для переброски на север, где она должна была захватить плотины по реке Рер у Шмидта, давно выбранные в качестве важнейшей цели. Занимаемые ею прежде позиции на Шнее-Эйфель, гряде лесистых холмов чуть вглубь от немецкой границы, приняла 106‑я дивизия, которой отошли подготовленные 2‑й пехотной надежные бункера, траншеи и окопы.
Район севернее Шнее-Эйфель патрулировал 14‑й кавалерийский эскадрон, но зона его ответственности была достаточно обширной, и между передовыми постами лежало порою не менее полутора километров. Чтобы прикрыть почти тысячекилометровый фронт от Ла-Манша до швейцарской границы, в распоряжении ГШ СЭС имелось всего 64 дивизии. Учитывая, что часть из них находилась в резерве, на каждую приходилось не менее 16 километров фронта. Более того, когда проводилось сосредоточение сил для наступления, отдельные участки оголялись еще больше.
Немецкое наступление в Арденнах было блистательно спланировано и подготовлено в обстановке строжайшей секретности. Утром 16 декабря немцы начали массированную атаку силами трех армий. Хотя погода была облачной и мало подходила для полетов, противник бросил в бой тысячу самолетов Люфтваффе — крупнейшую воздушную армаду, с какой мы столкнулись после высадки в Нормандии. Авиация использовалась в основном для разведки, высадки парашютных десантов и, по мере того как погода прояснялась, для ударов по шоссейным дорогам, в особенности по ночам. Часть истребителей была также нацелена на борьбу с американскими высотными бомбардировщиками.
Первый удар немецкого наступления оказался сокрушительным. Широко рассредоточив свои силы, немцы просачивались через наши передовые позиции, отсекая и окружая наши передовые части. Невзирая на это, многие наши подразделения вели отчаянные арьергардные бои. Упорное сопротивление американских частей нарушало плотный график немецкого наступления в его критической фазе и позволило ГШ СЭС ввести в бой резервы.
В ахенском штабе ремонтного батальона царила безумная суета. Все силы техперсонала были брошены на то, чтобы вернуть в строй все до последнего танки, бронемашины и бронетранспортеры. Дивизия была приведена в полную боевую готовность и могла в любую секунду тронуться с места. Нам сообщили, что 7‑я бронетанковая дивизия XIX корпуса (она формировалась в Кэмп-Полке параллельно с нашей) уже выступила в направлении Сен-Вита. У многих из нас в 7‑й бронетанковой оставались приятели, и мы были потрясены, узнав на следующий день, что первая же их боевая группа, прибывшая в Сен-Вит на помощь остаткам 106‑й пехотной, оказалась вдребезги разгромлена превосходящими силами немецких танков.
Хотя немцы потеряли темп, вскоре стало очевидно, что ими осуществлен глубокий и широкий прорыв. Ветераны танковых сражений в наших дивизиях давно уяснили, что стоять на пути у наступающих немецких танков бессмысленно; теперь это понимание просочилось наконец вверх по инстанциям.
В результате подавляющего немецкого превосходства в танках нашим оперативным группам приходилось разрабатывать особую тактику. По мере продвижения боевых частей оперативная группа, войдя в контакт с немецкой колонной, пыталась установить на дороге заставу, усиленную танками, самоходками и пехотой. Иногда нашим танкистам удавалось занять позиции в складках местности, что давало им дополнительную защиту от огня немцев. Другая часть оперативной группы пыталась зайти противнику во фланг, чтобы, когда колонна остановится, обрушить на нее мощный огонь с фланга; снаряды наших танковых орудий были более эффективны против легкой бортовой брони немецких машин.
По возможности наши оперативные группы использовали также противотанковую самоходку М36, оснащенную 90‑мм орудием с начальной скоростью снаряда 870 метров в секунду. Эта пушка тем не менее уступала 88‑мм орудию немецкого «Королевского Тигра» PzKpfw VIb и не пробивала 150‑миллиметровую лобовую броню «Тигров». Порою ее снаряды отскакивали даже от брони «Пантер»! Само же самоходное орудие М36 имело всего 38 мм лобовой и 25 мм бортовой брони и вдобавок открытую сверху башню, что делало его крайне уязвимым для рвущихся в воздухе артиллерийских снарядов.
Основной целью наступления немецкой 6‑й танковой армии СС оказался крупный склад горючего под Ставло. Оттуда она и 5‑я танковая армия СС должны были двинуться на север, к Льежу, чтобы захватить мосты через Маас. Планировалось, что оттуда они продолжат движение к Антверпену, отрезая американские 1‑ю и 9‑ю армии и всю британскую 21‑ю группу армий. Если бы эта операция увенчалась успехом, для союзников она стала бы катастрофой. В начале наступления ситуация с горючим у немцев была настолько тяжелой, что первые парашютные десанты пришлось отложить на сутки: пока грузовики с десантниками пытались вовремя добраться до аэродромов, в машинах кончился бензин… Таким образом, захватить склады с горючим было для немцев совершенно необходимо.
Собрав с обоих фронтов владеющих английским языком солдат, немцы подготовили особую бригаду, оснащенную американскими джипами, американскими винтовками и обмундированием — вплоть до личных бирок и солдатских кальсон[61]. Каждому были выданы документы, снятые с убитых и пленных американских солдат. Этой бригаде была поставлена задача просочиться через американские позиции и, взаимодействуя с десантом, захватить мосты через Маас.
Для распознавания своих мы пользовались методом «пропуск и пароль». На оклик часового следовало ответить вначале пропуском, и, если тот оказывался верным, часовой требовал уже пароля и, только получив правильный, разрешал пройти. Пропуска и пароли менялись каждые 24 часа.
Немецкие лазутчики каким-то образом добыли верные пароль и пропуск. Обычно это были слова, начинавшиеся на букву W: поскольку большинство немцев с трудом произносило губное «в», заменяя его обычным, мы думали, что это поможет распознать их. Но противник, очевидно, был предупрежден и как-то справился с этой трудностью. Поэтому мы принялись задавать простые вопросы, ответ на которые мог знать только настоящий американец, например: «Кто такой Кроха Абнер?», «Назови пять сортов шоколадных батончиков!», «Кто такой Детка Рут?»[62] Только очень хитрый немецкий солдат мог ответить на такие вопросы правильно!
Был случай, когда часовой усиленной ремроты, стоявшей под Спа, остановил джип с опознавательными знаками американской 99‑й дивизии. Четверо отутюженных пехотинцев знали и пропуск, и пароль и, казалось, ответили на все предварительные вопросы, так что часовой уже готов был пропустить их. В этот момент мимо прошел какой-то лейтенант. Завидев четверых в джипе, он спросил, куда те направляются, и получил ответ — только что с фронта, едут в отпуск в Льеж. Лейтенанту не составило труда сообразить, что в чистом мундире и гладко выбритым солдат с передовой возвращаться не может. Кроме того, он знал, что все отпуска отменены, а 99‑я дивизия сражается из последних сил.
Лейтенант вызвал караульного капрала, и всех четверых задержали, допросили и, раздев догола, обыскали. Один молодой немец оказался офицером и имел при себе немецкие документы, чтобы по ним вернуться на свою сторону. Командир подразделения тут же собрал полевой трибунал, и немецких лазутчиков судили в согласии с Женевской конвенцией — та гласит, что любой солдат, захваченный на вражеской территории в форме противника, может быть казнен как шпион. Всех четверых признали виновными и, сообщив о случившемся в штаб 1‑й армии, расстреляли той же ночью. Правосудие на войне скоро и сурово.
По крайней мере, тех немцев честно судили — это больше, чем можно сказать о наших солдатах, попавших в плен восточнее Мальмеди. Эсэсовцы из танковой колонны, которая захватила в плен большое число американцев, вывели их в поле и хладнокровно расстреляли из пулемета. Случай этот получил название «бойни в Мальмеди». После того как о нем стало известно, наши солдаты потеряли к немецким военнопленным всякое сочувствие.
Для ГШ СЭС становилось очевидно, что немцы вбили клин между позициями наших 1‑й и 3‑й армий. Штаб 12‑й группы армий генерала Брэдли в Люксембурге не мог более поддерживать связь с 1‑й армией на севере. Генерал Эйзенхауэр с неохотой заключил, что Брэдли должен сохранить командование 3‑й армией и получить всю возможную поддержку от 6‑й группы армий под началом генерала Деверса. В то же время 1‑я и 9‑я армии передавались под руководство командира 21‑й группы армий генерала Монтгомери.
После того как 7‑я бронетанковая дивизия понесла тяжелейшие потери у Сен-Вита, стало очевидно, что любая попытка напрямую противодействовать продвижению немецких танков обречена на неудачу. В противовес немецкому наступлению ГШ СЭС разработал простой и прямолинейный план. Во-первых, узловые точки на флангах следовало удерживать любой ценой. 2‑я и 99‑я дивизии на гряде Элзенборн должны были получить подкрепления как можно скорее, а вместе с ними — южный фланг, где 4‑я пехотная дивизия удерживала Эхтернах. Сняв с фронта все доступные подразделения, 1‑я и 9‑я армии должны были развернуть свои дивизии на юг, в один эшелон, чтобы заткнуть пробитую немцами брешь с севера. Располагавшаяся южнее 3‑я армия должна была в то же самое время закрыть брешь с юга. При этом не планировалось занимать какие-либо серьезные оборонительные позиции по направлению движения основных немецких сил, то есть к западу от прорыва.
Монтгомери получил приказ выдвинуть британские части к западному берегу Мааса близ Динана и подготовиться к обороне. Немцам приходилось отвлекать часть войск для обороны флангов, и по мере продвижения основных сил их удар должен был становиться все более слабым. План состоял в том, что, как только северный и южный фланги стабилизируются и немцы в достаточной мере растянут свои силы, наши войска должны были контратаковать, пытаясь пересечь немецкий клин в основании, окружить остатки войск противника и уничтожить.
18 декабря 3‑я бронетанковая дивизия получила приказ двигаться на юг, к Эупену. К югу от города, в лесах при дороге, ведущей к Мальмеди и гряде Эльзенборн, немцы высадили воздушный десант. Парашютисты представляли угрозу для занявших узловую точку частей, в том числе для 1‑й пехотной дивизии. Вследствие этого штаб БгА выделил для борьбы с ними одну из своих оперативных групп. Очень скоро десант был уничтожен, и БгА продолжала окапываться на своих позициях.
30‑й пехотной дивизии было приказано вначале удерживать Ставло, лежавший прямо на пути наступающей 6‑й танковой армии СС. В лесистой местности на севере от города разместился крупный склад горючего для 1‑й армии, где хранилось около 113 500 гектолитров бензина. 6‑й танковой армии СС хватило бы этого, чтобы дойти до Антверпена. В ночь на 19 декабря Боевая группа Б получила приказ идти на юг, в район Спа — Ставло, чтобы поддержать 30‑ю пехотную.
Поздним вечером 19 декабря Боевая группа Б уже покинула окрестности Маусбаха, чтобы выдвинуться за сто километров на юг, к Вервье, Спа и Ставло. Дивизия находилась в движении всю ночь. Редкий снег вскоре сменился замерзающим дождем, и дороги превратились в катки. На всех машинах спереди и сзади стояли затемненные габаритные огни: жестяные коробки с прорезями высотой в 2,5 сантиметра и шириной примерно в 3 миллиметра. Считалось, что в темноте огни должны быть видны с дистанции в 50—60 метров. Но в тумане и дождливой мгле их едва можно было разглядеть за несколько шагов. Поддерживать нормальную походную дистанцию (50—60 метров) было совершенно невозможно. Чтобы вывести на дорогу 1200 машин, их пришлось выстроить в колонну бампер к бамперу и гнать изо всех сил.
Марш превратился в сущий кошмар. Невзирая на систему проводников и постовых, разработанную на ходу военной полицией, беспорядка хватало, и всю ночь колонна продвигалась судорожными рывками. Дистанция между машинами сильно колебалась, и часто после долгих стоянок колонна сильно растягивалась. Потом задние машины набирали ход, чтобы догнать идущие впереди, после чего в темноте и тумане нередко врезались в корму уже остановившимся. Если с 3/4‑тонным пикапом сталкивался 2,5‑тонный грузовик «Дженерал Моторс», первый попросту сносило с дороги. Было понятно, что, если танк занесет на наш джип, от джипа останется тонкий блинчик. Поэтому мы в ту ночь старались держаться подальше от тяжелой техники.
На ремонтные части ложилась задача растаскивать столкнувшиеся машины, чинить на ходу разбитые и поддерживать общий порядок в колонне. Каждую группу в каждой колонне замыкала аварийная машина, в хвостах колонн шли машины техпомощи, и их экипажи готовы были справиться с любой проблемой, которую ремонтные бригады частей не могли решить сами. Деление ремонтных частей по уровням и звеньям позволяло разрешать каждую задачу на самом низком уровне из возможных, и настолько быстро, насколько это позволяли технические средства. Таким образом, вмешательство специализирующихся на обслуживании тяжелой техники ремонтных бригад и машин техпомощи требовалось лишь при серьезных авариях.
Вдобавок ко всему нам приходилось отвлекаться на обычный мелкий ремонт. Следовало ожидать, что в колонне из 1200 машин (половину от этого числа составляли танки, бронетранспортеры и другая боевая техника) во время ночного марша на 80—100 километров выйдет из строя от полутора до двух сотен. Когда это случалось, сломанные машины чинили прямо на обочине. Если справиться с поломкой достаточно быстро не удавалось, экипажам приказывалось оставаться в вышедшей из строя машине — идущие в хвосте колонны ремонтные тягачи должны были добраться до них в свое время.
К рассвету 20 декабря до точки сбора добралось 60% машин боевой группы. Остальные машины оказались разбросаны вдоль дороги. Большая их часть прибыла на место лишь после полудня, а на то, чтобы отремонтировать наиболее тяжело пострадавшие, ушли целые сутки. В нескольких случаях водители не могли отыскать нужную дорогу, и экипажи воспринимали это как предлог пересидеть бой на глухом бельгийском хуторе. Один заблудный рядовой из рембата потерялся сам и всплыл аж в самом Льеже. Когда шесть недель спустя его задержала военная полиция, на нем была «куртка Эйзенхауэра» с капитанскими погонами и нашивками ВВС и ремонтных частей одновременно. Именно из-за этого военные полицейские и сочли его подозрительным: парень явно нарушал форму одежды. Рядового вернули в расположение батальона. Ему грозил трибунал по обвинению в дезертирстве в бою (а это расстрельная статья!), но позднее обвинение урезали до длительной самовольной отлучки и попытки выдавать себя за офицера. В результате парня уволили из армии с лишением всех прав по статье 8 (неспособен к воинской службе).
Как и в любой выборке средних американцев, в армии хватало своих придурков. Почти каждый рядовой (и даже, верите или нет, — лейтенанты!) склонен был время от времени срываться. Эти срывы служили как бы предохранительными клапанами против ужаса и отчаяния, что гложут в бою сердце бойца. Средний американский солдат хотел одного — чтобы война кончилась и можно было вернуться домой. Но, невзирая на это, подавляющее большинство наших солдат исполняло свой долг мужественно и отважно, что подтверждается принесенными ими страшными жертвами.
Несмотря на всю подготовку, ночь на 20 сентября стала для ремонтных бригад временем мучительных испытаний. На протяжении нескольких часов механикам приходилось ползать в темноте под сломанными танками или бронемашинами, цепляя буксировочные тросы. Бывало, что танк или грузовик валился на борт, и, чтобы зацепить трос, механикам приходилось ползать по залитым водой придорожным канавам. В первую очередь требовалось вернуть в строй боевую технику, потом — те автомобили, что оставались на ходу, и только в последний черед — те, что приходилось ремонтировать на месте или оттаскивать на ближайший СПАМ. Моя задача заключалась в том, чтобы держаться в тылу танковой колонны, быть в курсе, куда она направляется, и, как только завяжется бой, поддерживать контакт с ремонтными частями. В результате всех аварий и поломок марш вскоре превратился в обычное уже спазматическое передвижение.
Во время одной из длительных задержек в пути я попытался обдумать ситуацию. Впервые мы столкнулись с глубоким прорывом наших позиций со стороны противника! Слухи множились. «Немцы прорвались на широком участке фронта силами то ли двадцати, то ли тридцати дивизий и продолжают наступление». «Немцы убивают пленных». «Вражеские десантники высадились в нашем тылу, вражеские лазутчики в американских мундирах и на американских машинах проникают на наши позиции». Ситуация менялась ежеминутно, и мы не могли быть уверены в том, где сейчас находится противник. Настроение солдат определенно переменилось: хотя боевой дух по-прежнему находился на высоте, наш первый опыт серьезного отступления вызывал немалую тревогу в войсках. Я начал понимать каково пришлось немецким солдатам во время большей части сражений от Нормандии до самой линии Зигфрида. Отступление всегда тяжело, но бронетанковым частям приходится в нем легче, чем пехоте. В конце концов, в наступлении большую часть времени мы проводим во вражеском тылу. Сейчас происходило то же самое, с той только разницей, что мы двигались уже не вперед, а назад. Вот только разница эта была очень чувствительной.
Сразу по прибытии в Спа Боевая группа Б немедленно оказалась брошена в бой. Нас придали XVIII воздушно-десантному корпусу, и генерал-майор Джеймс Гевин отдал приказ поддержать 30‑ю пехотную. Целью наступления было отбить захваченный противником Ставло и преградить немцам путь к складам горючего. В то же самое время БгБ должна была попытаться восстановить линию фронта южнее Ставло, с тем чтобы растянуть наш северный фланг.
Боевая группа двигалась на юг тремя колоннами. Поддерживая наступление 30‑й пехотной дивизии, оперативная группа Лавледи двигалась на левом фланге. Она продвигалась от Спа через склад горючего до пересечения дорог между Ля-Глейз и Ставло и оттуда — к западной окраине Ставло. Часть этой же колонны продолжала движение на юг, растягивая наши оборонительные позиции. Оперативная группа Макджорджа в центре заняла Ля-Глейз. На правом фланге оперативная группа Джордана наступала через лес в направлении Стомона, еще более растягивая фронт.
Прибыв в Спа, я немедленно проехал город насквозь и добрался до вершины холма, откуда боевая группа уже двинулась вниз, через склад горючего, на Ставло. Склад занимал около десятка квадратных километров и был отлично замаскирован от наблюдения с воздуха. По обе стороны вдоль узких просек, сеткой проложенных через лес, через каждые 45 метров, штабелями по тысяче штук были сложены пятигаллонные (19‑литровые) канистры. Усиленной интендантской автоколонне было поручено как можно скорее вывезти оттуда бензин и перебросить его на другой склад за рекой Маас, во Франции, где горючее не могло попасть в руки немцам.
Грузовик «Дженерал Моторс» мог принять на борт всего лишь две сотни пятигалонных канистр. Это означало, что потребуется три тысячи рейсов. Но интендантская служба добыла несколько десятитонных автопоездов и расставила их по обеим обочинам главной улицы Спа. По плану трехтонные грузовики должны были загружаться канистрами с бензином на складе, потом перегружать их на автопоезда и возвращаться за новым грузом. Как только автопоезд загружался полностью, он должен был сорваться с места, как можно быстрее вывезти горючее и вернуться обратным рейсом.
Интендантские части разработали схему загрузки грузовиков-трехтонок. При каждой машине имелся небольшой ленточный конвейер с ручным приводом длиной около шести метров. Грузовик подгоняли вплотную к горам канистр, и грузчики работали по четверо: двое забирались на штабель, а двое оставались в кузове. Между ними ставили конвейер. Первые ставили канистры на имеющую слегка наклонное положение ленту, и те соскальзывали вниз, в кузов, где их принимали и укладывали рядами другие грузчики.
Американский рядовой, если дать ему волю, всегда что-нибудь придумает. Очень скоро солдаты грузили канистры в ритме «буги». Подгоняло их не только соперничество между бригадами с разных машин, но и пролетающие над их головами 155‑мм снаряды, которыми 991‑й полевой артдивизион начал обстреливать перекресток дорог к югу от склада.
Мы проехали этой дорогой не больше сотни метров, когда из-за поворота прямо на нас под визг тормозов вылетел грузовик «Дженерал Моторс» с полным кузовом канистр с бензином. Уайт, мой водитель, бросил машину в кювет; грузовик промчался на волосок от нас. Я успел заметить застывшую физиономию шофера и понял, что ради какого-то джипа тот не стал бы тормозить. Мы выбрались из кювета и проехали еще метров сорок или пятьдесят, прежде чем из-за штабелей вылетел следующий грузовик. Побывав в кювете пять или шесть раз, мы отыскали наконец лейтенанта интендантской службы, который отвечал за эвакуацию. Я объяснил ему, что являюсь офицером связи 3‑й бронетанковой и пытаюсь разыскать части БгБ в окрестностях Ставло, и попросил придержать грузовики на пару минут, покуда мы не проедем.
— Лейтенант, — смущенно ухмыльнулся он, — я едва не надорвался, покуда пригнал сюда всех этих ребят, чтобы грузить бензин, и я уж точно не смогу их теперь остановить. Если только я заставлю парней пошевеливаться и мы вовремя погрузим бензин, чтобы он не достался фрицам, — значит, я сделал, что мог!
По его манерам я заключил, что парень только что закончил краткосрочные курсы подготовки офицерского состава и вышел с них вторым лейтенантом — то есть был еще зеленей меня. Можно было надавить на него или пропесочить за то, что оспорил приказ старшего, но я понимал, что толку от этого будет немного. Кроме того, мне было сложно винить интендантских за то, что те нервничают из-за пролетающих над их головами 155‑мм снарядов. В конце концов, если хоть один упадет с недолетом и угодит в склад, дело кончится катастрофой.
Я понял, что попытки проехать через склад этой дорогой обречены на неудачу. Мы развернулись, выехали обратно в Спа и двинулись в объезд.
Среди самых примечательных особенностей Битвы за Выступ следовало отметить ту скорость, с которой реагировали на изменение ситуации тыловые части. К 20 декабря (то есть на пятый день после начала наступления) немецкие войска прорвали фронт на протяжении 80 километров и отбили от 50 до 55 километров территории. Заключавшаяся в укреплении флангов оборонительная стратегия ГШ СЭС заставляла немцев прорываться все глубже и глубже в поисках слабины, где они могли бы сменить направление удара и двинуться на север, через Маас. Одновременно они были вынуждены выделять все больше сил на оборону собственных флангов. Таким образом, когда кампфгруппа Пайпера из состава 6‑й танковой армии СС заняла Ставло, навстречу ей были брошены части 30‑й пехотной дивизии, чтобы отбить город, организовать оборону склада с горючим и восстановить линию фронта на северном фланге. Но поскольку ситуация на этом фланге до сих пор менялась непрерывно, дивизия смогла перекрыть только магистральную дорогу, ведущую на Ставло с севера. На то, чтобы выставить заставы на всех просеках, сил дивизии недоставало. Вследствие этого 6‑я танковая армия СС непрерывно высылала дозоры, пытаясь прорываться через позиции 30‑й пехотной одной из лесных дорог. И покуда 30‑я дивизия не заняла позиции к северу от Ставло, между немцами и дорогой на склад горючего стояли только разрозненные, немногочисленные отряды тыловиков: саперов, связистов, ремонтников, интендантов и зенитчиков, группами от 5 до 25 человек. Вооружены они были карабинами М1 калибра 7,62 мм. Это было неплохое оружие для ближнего боя, хотя по дальности стрельбы они вдвое уступали «гарандам». На передовую были брошены все, включая поваров, пекарей, писарей, курьеров, механиков и водителей.
Одна такая группа саперов и зенитчиков под командованием молодого лейтенантика строительных войск, вооруженная 90‑мм зенитной пушкой и единственным пулеметом, оказалась единственной заставой на дороге к северу от Ставло. То есть — прямо на пути, ведущем к складам горючего. Зенитную пушку они установили в низине на левой обочине дороги, опустив ствол так, что тот едва не касался мостовой. Пулемет поставили напротив, и в окопах по обе стороны дороги заняли места небольшие группы стрелков. Всего в группе было не больше дюжины солдат, но им удалось занять и обустроить хорошо укрепленную позицию.
Наши 90‑мм зенитные орудия, как и немецкие 88‑мм, могли служить одновременно и противотанковыми: у группы имелись как фугасные, так и бронебойные снаряды. В окрестностях Ставло было установлено немало подобных застав, так что при любой попытке продвинуться вперед авангард любой немецкой танковой группы наталкивался на огневое противодействие. Лишенные возможности разведать численность и возможности обороняющихся, немецкие силы принуждены были обходить заставу стороной и тут же наталкивались на очередное препятствие в виде окопавшейся на одной из многочисленных просек или объездных дорог небольшой группы американцев. Поскольку немцы не знали, столкнулись они с отдельными заставами или же с передовыми постами серьезных оборонительных позиций, их продвижение существенно замедлилось. Этого оказалось достаточно, чтобы 30‑я пехотная дивизия и Боевая группа Б 3‑й бронетанковой успели обеспечить безопасность склада с горючим и занять надежные позиции на северном фланге.
Лихорадочная погрузка канистр с бензином продолжалась; грузчиков подстегивала все усиливающаяся канонада. На подходах к перекрестку дорог, ведущих на Ля-Глейз и Ставло, оперативная группа Лавледи столкнулась со все усиливающимся сопротивлением противника. В ходе короткого боя была уничтожена небольшая немецкая колонна — три грузовика со снарядами и три противотанковых орудия. После этого американская колонна разделилась на две — одна направилась на восток, к Ставло, другая — на юг, к Труа-Пон. Но не добравшись до него, чуть к северу от этого города эта часть наших сил натолкнулась на колонну немецких тяжелых танков: «Пантер» и «Королевских Тигров» из состава 1‑й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», которая считалась самой опасной танковой частью во всей немецкой армии. Наши легкобронированные «Шерманы» не имели ни малейшего шанса выстоять против этих колоссов: четыре головные машины были потеряны немедленно. Оперативная группа Лавледи отошла несколько назад, установила заставы и затребовала поддержку тяжелой артиллерии.
Одна из наших самоходок М12, оснащенных 155‑мм нарезным орудием GPF, вывернула из-за поворота и столкнулась с «Королевским Тигром» лоб в лоб. К счастью, ствол орудия был направлен прямо в основание танковой башни, и командир самоходки скомандовал «Огонь!», 155‑мм снаряд ударил в зазор между основанием башни и корпусом, пробил тонкую броню, и его взрыв снес башню напрочь. Все танкисты погибли мгновенно. Если бы снаряд попал всего десятком сантиметров ниже, он угодил бы в лобовую броню и взорвался бы, не причинив никакого вреда «Королевскому Тигру», и тот прошил бы самоходку насквозь одним выстрелом из своей 88‑мм пушки, имевшей высокую начальную скорость снаряда. Таковы прихоти военной фортуны!
На складе горючего работающие в ритме «буги» команды грузчиков развили безумный темп, и злосчастные грузовики загружались один за другим. Едва получив свою долю, они срывались с места. Позднее я узнал, что, когда обстрел набрал силу, некоторые водители запаниковали и, добравшись до Спа, продолжали движение, не задержавшись даже, чтобы перегрузить канистры на десятитонные автопоезда. Словно закусившие удила кони, они разлетелись во все стороны, кроме той, откуда наступали немцы. Некоторые грузовики занесло в Льеж, в Антверпен, Брюссель и даже на северные окраины Парижа[63]. По крайней мере, чертовым фрицам бензин не достался! Тем не, менее это было впечатляющим достижением: 1‑я армия потратила более двух месяцев, чтобы собрать такое количество бензина, а интендантской службе понадобилось около суток, чтобы вывезти горючее из-под носа немцев.
В это время две оперативные группы БгБ двумя колоннами продвигались на юг. В то же время группа Лавледи отступила от Труа-Пон и Пти-Ку на север и объездной дорогой двинулась на Парфондруа, откуда вместе с частями 30‑й пехотной дивизии должна была осуществить совместную атаку на Ставло. Именно в этом месте подчиненные полковника Лавледи натолкнулись на следы жестокой бойни, которую учинили среди гражданского населения деревни эсэсовцы из кампфгруппы Пайпера. По всей деревне валялись тела расстрелянных эсэсовцами стариков, женщин и детей. Солдаты из 30‑й пехотной, бравшие Ставло, рассказывали нам, что и там они находили следы подобных преступлений. Без сомнения, информация о массовых расстрелах отчасти объясняет, почему американская пехота так редко брала эсэсовцев в плен живыми.
Бои за Ставло растянулись с перерывами на несколько суток. Прежде чем к 20 декабря в район Ставло подтянулась БгБ, 117‑я полковая боевая группа 30‑й дивизии вела бои с немецкими панцергренадерами и тяжелыми «Королевскими Тиграми» безо всякой поддержки со стороны бронетехники. Вдобавок 117‑й полк сильно растянулся на местности, и его позиции постоянно находились под угрозой флангового удара.
Рота «Эй» этого полка под командованием капитана Джона Кента обнаружила несколько 55‑галлонных (208‑литровых) бочонков с бензином. Позднее Кент рассказывал, что его солдаты зарядили свои винтовки Гаранда зажигательными патронами, выдернув их из ленты для крупнокалиберного пулемета. Когда немецкая танковая колонна вынырнула из узких улочек Ставло и двинулась к вершине холма, солдаты скатили несколько бочонков вниз по склону, а потом расстреляли их зажигательными пулями. Бочонки с бензином немедленно взорвались, и экипаж, попытавшийся выбраться из горящей головной машины, встретил шквальный огонь из винтовок.
Если грунтовые дороги слишком промерзали, чтобы заложить мину, пехотинцы просто обвязывали мину тонкой веревкой и укладывали ее в канаву на обочине. Конец веревки придерживал солдат, залегший по другую сторону дороги. Когда приближался вражеский танк, солдат тянул за веревку, подтягивая мину под гусеницы. Танк наезжал на мину, и та взрывалась. Когда экипаж пытался покинуть машину, пехота встречала немцев огнем из стрелкового оружия, так что танкисты не успевали обычно даже спрыгнуть на землю.
Тем временем главное сражение развернулось на северном фланге. На помощь Боевой группе Б и 30‑й пехотной пришла 82‑я воздушно-десантная дивизия. Вся группировка временно перешла под командование XVIII Воздушно-десантного корпуса, который получил дополнительные силы артиллерии и вспомогательные части.
Оперативные группы Джордана и Макгрегора были остановлены интенсивным огнем немецких танков и противотанковых пушек. Группа Джордана немного отступила, произвела перегруппировку и в конце концов сломила сопротивление противника под Стомоном. Затем Джордан направился к Ля-Глейзу, чтобы соединиться там с подошедшей с севера колонной Макгрегора. После чрезвычайно ожесточенного боя им удалось подавить сопротивление противника, и немецкая колонна была целиком выведена из строя.
В ходе операции на линии Ставло — Ля-Глейз — Стомон основной удар бронетанковых сил 6‑й танковой армии СС впервые пришелся лоб в лоб с американскими силами: бронетанковой техникой и пехотой — и был решительно остановлен. Немцам не только не удалось захватить склад горючего, который являлся, возможно, самой важной целью операции, сверх того, они были вынуждены развивать наступление в западном направлении, подставляя для удара свой все более растягивающийся северный фланг. По мере того как под давлением американских сил они перебрасывали все новые части на оборону этого фланга, ударная мощь германских сил продолжала снижаться.
В оригинальном тексте было употреблено слово «кислокапустники» («Krauts») — классическое прозвище немецких солдат в американском военном сленге Второй мировой войны. (Прим. ред.)
Это были подразделения дивизии «Бранденбург». Подготовка немцев действительно была достаточно обширна. В частности, были подготовлены специальные комплекты экранов на танки «Пантера», делавшие их силуэт схожим с силуэтом противотанковой САУ М10. (Прим. ред.)
Кроха Абнер (L’il Abner) — персонаж серии комиксов Эла Каппа (выходили с 1934 по 1977 год). Джордж Герман «Детка» Рут (George Herman «Babe» Ruth, 1895—1948) — американский бейсболист и национальный герой, признанный величайшим бейсболистом в истории. (Прим. перев.)
Горючее по большей части всплыло на парижском «черном рынке». (Прим. авт.)