- Не получится!
- Почему не получится?
- Потому! – и он посмотрел на нее настолько выразительно, что Валентина к ужасу своему сообразила, что дело тут вовсе не в возможном заступничестве Артема. Машка! Он намекает на Машку! Он в курсе, что Машка его защищает. Боже, неужели они трахаются! Какая ужасная мысль!
Как смел он, этот нахал из будки, этот простолюдин, прикоснуться к ее ребенку. К Машке, перед которой открыты двери лучших немецких университетов, к Машке, которая свой человек на посольских приемах, Машке, которая блистала на знаменитом Венском балу!
- Как я должна это понимать, Василий?!
- Понимайте, как знаете, – и наглец отвернулся от нее.
«Да, Машка, тоже хороша, нашла себе пару. Спору нет, красавчик, почти херувим. Но за душой-то ни копейки».
Валентина, конечно, так не оставила бы этот разговор, но ворота раскрылись и в них медленно въехал их черный BMW. Машина вползала во двор настолько медленно, что Валентине показалось, что это катафалк. Задняя дверь открылась, и изнутри красный, как рак, вылез Присядкин. Он явно был в крайне расстроенных чувствах. Вместо своего подъезда, он, как сомнамбула, направился к соседнему, но жена участливо взяла его под руку и повела в нужном направлении.
Валентина не забыла бросить последний испепеляющий взгляд в сторону Василия, но увидела, что тот уже демонстративно погрузился в чтение какой-то здоровенной книги, и на нее не смотрит. К сожалению, Валентина была близорука, и выскочила на улицу настолько спешно, что забыла дома очки. А были б на ней очки, она б прочла название книги: «Всемирная история отравлений».
- Ну давай, рассказывай! – потребовала Валентина от Игнатия, как только они поднялись наверх.
- Да что рассказывать. Все ясно. Как только я засобирался домой к тебе советоваться, меня как раз позвал Кускус. Прочитал мне мое же интервью. Там кое-что было подчеркнуто красным фломастером. Думаю, это президент подчеркнул.
- Брось, неужели у него больше дел нет, как только читать всякие вырезки из немецких газет.
- Насколько я знаю, он полжизни занимался тем, что ежедневно читал вырезки из немецких газет, - произнес неожиданно удачную реплику Присядкин. - Так что, может, привычка осталась.
- Да ладно. Сам же Кускус и подчеркнул, или референт какой-нибудь, - попыталась успокоить его Валентина.
- В подчеркнутом действительно мало крамольного. Придирки. Во всяком случае, можно поспорить. Но в твоем любимом «Рундшау» в качестве предисловия дали полностью мое выступление на конференции. Как информационный повод. Я, по мнению Кускуса, там критикую политику президента на Кавказе!
- Ну не знаю, я этого твоего выступления не слышала, ты меня туда не взял почему-то. Я знаю все в восторженном пересказе этой дуры Бербер.
- Это я тебя не взял?! Ты с Машкой помчалась рыться в уцененном тряпье!
Не могли трех часов подождать, горело у них. Если бы ты была рядом, может, всего этого бы не случилось.
- Я что – должна была тебе суфлировать, когда ты был на трибуне? Или выйти самой, загримировавшись под тебя? У тебя какие-то остатки мозгов остались? Ты мог ими там пошевелить?
- Валентина, если ты будешь хамить, я прекращу этот разговор.
- Ладно. Ну так что там такого было, вспомни, что тебе инкриминируется?
- Ну написано в газете, что я сравнил действия нашей власти в Чечне с действиями Сталина.
- Ты с ума сошел! Ты действительно сравнил? Или тебя передернули?
- Откуда я знаю, что я сравнил. Поинтересуйся у Берберши.
- Понятно, что еще?
- Что эту нацию нельзя победить, а следовательно не надо против нее воевать. Что надо строить там мирную жизнь, вкладывать огромные средства, чтоб обеспечить занятость, рост производства. Кузьма у меня ядовито попросил указать адрес, по которому средства следует перечислить. Типа дайте, говорит, банковские реквизиты, мы тут же перечислим. Мол, мы тут всю голову сломали, кто там в Чечне честнее всех, чтоб ему деньги на восстановление поручить. И, говорит, за четыре последних года такого человека не нашли. Может вы, говорит, Игнатий Алексеевич, нам поможете? Короче, издевался так, что я был близок к потере сознания. И в какой-то момент я просто выключился из разговора. Ну то есть полностью выпал из реальности.
- А потом вернулся?
- В смысле?
- В реальность вернулся?
- Ну вернулся…
- Надеюсь, ты сказал Кускусу, что этого всего не было в выступлении, что это провокация?
- Наверно, сказал. А может, и не сказал. Я не помню, что я сказал. Я не помню, понимаешь ты это, не помню! Не помню того, что час назад говорил Кускусу, не помню того, что говорил на прошлой неделе в Кельне!.. Не помню ничего… Валя, я болен! Я не могу больше работать! Мне тяжело… Меня выгонят – и это к лучшему. Если не выгонят – я сам уйду! Я не вынесу больше этого напряжения! Игнатий впал в истерику. Валентина с удовольствием задушила бы его сейчас своими собственными руками. Но вместо этого она заботливо спросила:
- Водочки хочешь?
- Хочу.
Валентина принесла из кухни холодную поллитровку «Абсолюта» и малосольные огурчики.
- На, выпей, я тоже выпью…
Они опрокинули по рюмочке.
- Игнатий, один только вопрос, и больше я не буду к тебе приставать.
Скажи, как тебе показалось, это тебе Кускус свое мнение высказывал или это было мнение Самого? Подумай внимательно и скажи…Это важно. Сам Кускус говорил или озвучивал?..
Игнатий честно поразмышлял над этим вопросом. Или сделал вид, что поразмышлял. Потом с отрешенным видом налил себе еще одну рюмку «Абсолюта», хряпнул, потом еще одну…
- Не помнишь, кто нам эту водку принес?.. – неожиданно заинтересовался Присядкин. - Ларс?.. Ларс… Я так и думал. Хорошая водка…Все, Валь, я пошел спать… Как я ото всего этого устал!
И он зашаркал в спальню. Валентина посмотрела на часы: девять вечера!
Рановато для сна. Валентина отправилась в кабинет и там заперлась. Это была единственная комната в квартире, в дверь которой был врезан замок. Не считая, конечно, санузлов. Из кабинета она набрала номер Анны Бербер:
- Анечка! Привет. У меня очень мало времени. Давай сразу к делу. Скажи, ты помнишь, чтоб Игнатий на конференции сравнил действия наших войск в Чечне со сталинским геноцидом?
- Ну еще б не помнить! – загрохотала в трубке Анна. – Он у тебя просто герой. Он бесстрашно сказал об этом во весь голос. Он герой! Позови его к телефону, и я ему сама скажу об этом… Что, спит? Уже? Тогда поцелуй его от меня. Я ведь знала, что Игнатий принципами не поступится никогда. Игнатий у нас – скала! Потрясающий человек! С большой буквы человек! Человечище! А ты слышала новую сплетню про Поллитровскую? Несмотря на упадок сил, Валька с удовольствием приготовилась послушать сплетню. Ну хотя бы чтоб отвлечься немного. Тем более у нее остался неприятный осадок от Кельна, когда выяснилось, что Игнатием заменили не прибывшую на конференцию Поллитровскую.
- Ну что там еще произошло с этой комедианткой?
- Ну, Валь, если помнишь, она не приехала в Кельн. Потому что в Вашингтоне ей как раз вручали Пулитцеровскую премию. Премия крошечная, так что Поллитровской было наплевать, вычли из нее налог или выдали целиком, она просто не обратила на это никакого внимания. И из Вашингтона, практически не заезжая домой, она приехала в Берлин, чтобы получить премию Вальтера Гамнюса. За гражданское мужество якобы. Вы к тому времени из Германии уже умотали в Москву. А я еще там поболталась немного, и вот стала свидетелем такого скандала. Короче, приезжает Поллитровская, ей с помпой вручают 30 тысяч евро…
- Нехило, - искренне позавидовала Валентина.
- Чем менее известна премия – тем она больше по размеру. Это закон, запомни. Но ты слушай - дальше самое интересное. Между Германией и Россией соглашение об отсутствии двойного налогообложения. И аккуратисты-немцы у нее спрашивают: где желаете платить налоги. «А где меньше?» - естественно интересуется Поллитровская. Ей отвечают: «Сколько у вас в России, не знаем, но у нас сорок процентов!» Ну то есть полная обдираловка. И посоветовали вообще-то платить в России. «Ну, в России так в России» - согласилась хитрожопая Поллитровская. Разумеется, в России она никому сообщать о полученных деньгах не собиралась. «Очень хорошо, сказали немцы, так и запишем. А теперь не соизволите ли вы сообщить нам свой ИНН?» - «А зачем вам ИНН?» - «А это чтобы поставить в известность ваши налоговые органы» - спокойно так ей отвечает какой-то клерк из гамнюсовского комитета. Что тут началось! Как она орала! Что она потом несла на пресс-конференции!