10 августа 74 г.
Никсон подал таки в отставку. Пономарев суетится, больше чем нужно, по поводу «пропагандистского обеспечения» этого события и ответа Брежнева Форду (сегодня посол США посетил Кириленко и вручил письмо Форда Брежневу). По этому случаю Б.Н. держит меня со вчерашнего вечера на привязи, хотя МИД все эти бумаги готовит, рассылает, и вовсе не собирается спрашивать у Пономарева, что делать. Громыко в отпуску, но он вчера проявил инициативу: дать в «Правде» редакционную статью - вроде, как правительственное заявление. Подготовили Замятин (ТАСС) и Афанасьев («Правда»), и называлось: «Событие в США и внешняя политика СССР». Прочитав этот ужас, я позвонил Б.Н.'у, который был уже на даче, и сказал, что такое печатать нельзя. Он позвонил Кириленко, который сейчас, в отсутствии Брежнева и Суслова - «на хозяйстве». Публикацию удалось сорвать, она продемонстрировала бы, что мы в панике и сожалеем по Никсону, выдаем свою неуверенность в том, что политика КПСС строится на серьезном фундаменте.
Однако, в «Правде» готовится по указанию Пономарева большая его статья, которой придется заниматься сразу, также как и ответом Брежнева Форду, который приказано сделать «неформально», «человечнее» и т.п.
С англичанами все в порядке. Б.Н. был в форме. Страхи их по поводу Совещания сразу развеял, сказав, что это дело долгое, пока что только идея, и надо сначала провести европейскую конференцию. Они же ожидали выламывания рук. Уоддис, уверявший ранее, что они впервые услышали об этой конференции, из совместного письма ПОРП- ИКП в день отъезда из Лондона, развернул тут же целую программу работы конференции. Кстати, он произнес от имени Исполкома КПВ такой дифирамб в адрес внешней политики ЦК КПСС, какого мы от англичан не слыхали со времен Гарри Поллита, а уж после Чехословакии и подавно, и какого не было в устах многих наших самых близких, в роде французов.
На другой день на Плотниковом вел с ними разговор об Ирландии, провожал их в Шереметьево.
Пономарев был на Даче Горького вечером 6-го, в день приема англичан. Ругал проект речи, подготовленной для него на Консультативную встречу. Мол, такую речь на ассамблее пацифистов прилично произносить, а не на коммунистическом Совещании. Она в корне противоречит марксистскому положению о том, что пока существует капитализм - война неизбежна. Я тут же ввернул: а как же быть с другим положением - о возможности ликвидации войн еще до полной победы социализма во всем мире? Все засмеялись, на шутке (т.е. на деликатности к старику) этот вопрос замяли. Однако, проблема, вечная с коминтерновцем Пономаревым, осталась: как совместить его, густо замешанную классовость и шумную бдительность по поводу происков НАТО и гонки вооружений с линией Брежнева, который с помощью Александрова-Агентова заявляет в каждой своей речи, что главная тенденция современного развития - это тенденция к миру и безопасности и что можно создать международный порядок, исключающий войну?? В общем, начинается «гармошка».
Б. Н. требует, чтобы уже сейчас я ему представил проспект речи Брежнева на европейской конференции компартий (хотя она будет в феврале-марте 1975 года, т.е. после того, как он произнесет еще массу всяких речей, в том числе на межгосударственном Совещании по безопасности Европы). А нужно это Б.Н., чтоб подсуетиться, когда поедет в отпуск и будет где-то рядом с Брежневым.
Спятил Балмашнов - помощник Пономарева. Красин его застал на черной лестнице, уже перекинувшим одну ногу через перила. Отправили в психушку.
18 августа 74 г.
Неделя была очень плотная. Накануне отъезда Пономарева в отпуск надо было доделать проекты к Консультативной встрече (декларация, Обращение к народам Европы, речь Б.Н.'а на встрече, «сценарий», т.е. с кем из каких партий встретиться, на кого нажать, кого уговорить, кому что «поручить», как между партиями распределить вопросы, которые нам самим не удобно поднимать и т.д.).
Брутенц был забран из нашей команды в Серебряный бор к Шишлину и Шахназарову для подготовки брежневской речи по случаю 25-летия ГДР.
Надо было еще раз встретиться с Каштаном (генсек КП Канады) по возвращении его из Болгарии и дорассказать ему все то, что он хотел услышать, но не услышал на официальной беседе у Б.Н.'а.
А вчера (в субботу) пришлось также встречаться с О' Риорданом, который сегодня возвращается в Ирландию, и объяснить ему все про Консультативную встречу, про саму конференцию, про румын, югославов и т.д.
На Дачу Горького приезжал Б.Н., попросив меня предварительно пригласить туда зам. министра иностранных дел Толю Ковалева, который недавно вернулся с Женевских переговоров. Был большой разговор о перспективах госсовещаний по Европе. Толя все очень четко изложил: если мы хотим кончить в этом году и вообще успешно закончить это дело (Совещание в Хельсинки), мы должны пойти на какие-то шаги. Например, нашу позицию по мерам доверия никто признать и даже понять не может. Мы не согласны оповещать о маневрах войск на расстоянии больше 100 км. от границы, но и об этом сообщать хотим только соседям. Однако, практически для большинства европейских стран 100 км. - это вся их территория. А что значит оповещать только соседей? Польша, например, будет это делать только в отношении своих союзников по Варшавскому пакту, которые без всякого оповещения будут знать о маневрах задолго. Нелепость очевидная. Но Б.Н. рассказал, как вопрос обсуждался на ПБ. Гречко (министр обороны) решительно отверг предложения «Женевских собеседников» оповещать о маневрах на расстоянии 500 км. от границы, иначе, мол, «они» все будут про нас знать. Между тем, Толя рассказал такой эпизод. В Женеве к нему как-то обратились два американца из делегации США. Спрашивают: «Что это было у вас третьего дня в Рязани?» - Не знаю, - говорит Толя. - А что? «Да уж больно много «чаек» стояло на площади у обкома, причем не с рязанскими номерами». - А откуда вы это знаете, - спросил Толя. «Как откуда? Вам что, неизвестно, что со спутника можно сфотографировать номер автомобиля, рисунок на галстуке и тому подобное».
По «третьему пункту» (об обмене людьми и идеями) дело тоже весьма трудное. Мы, - рассказывает Толя, - согласно директиве решительно возражаем против создания у нас всяких иностранных центров культуры, где можно было бы свободно читать литературу из Франции, Англии, ФРГ etc. Покупать любые их газеты, смотреть фильмы и проч. Мы совсем одиноки в этом упорстве. Наши братья и союзники сидят на переговорах и помалкивают, потому что такие центры есть и в Польше, и в Болгарии, и в Чехословакии, и в Венгрии, не говоря уж об Югославии.
Короче говоря, из беседы с Ковалевым Пономарев, как я понял из встречи его со своими замами перед отъездом в отпуск, сделал вывод: Хельсинское совещание вряд ли закончится в этом году. «И вообще неизвестно еще, как пойдет все дело, раз от нас продолжают требовать такие вещи».
После выдворения Солженицына Юрка Карякин вновь запросился в Прагу. Уверен, что это не пройдет. Зародов (шеф-редактор журнала «Проблемы мира и социализма») и другие, от которых зависит прохождение Юркиной кандидатуры, знают его, как облупленного. Зародов, когда я с ним говорил об этом, не возражая мне прямо, предложил: «Пошли проверку. Посмотрим. Уверен, что он замешан в делах Солженицына и т.п.» (Проверка - это запрос в КГБ, который выдает данные из своего досье и, если в них есть «сомнительные», сопровождает рекомендацией, можно ли или нельзя посылать человека за границу). Я не стал посылать проверку, чтоб лишний раз не привлекать внимания КГБ к Юрке. Думаю, что что-то на этот счет у них имеется, хотя Карякин тщательно скрывает от меня свои связи. Вот судьба чиновника: ты хоть тысячу раз друг - но я тебе не доверяю! Впрочем, теперь-то все, что связано у него с Солженицыным позади, как и его приятельство с уехавшими Коржавиным, Максимовым, а также с Якиром и всякое прочее.
Юрка сообщил, что Эрик Неизвестный тоже собирается «туда». По этому поводу я произнес речь. Карякин со мной согласился, хотя пришел ко мне оправдывать Неизвестного. Не знаю, может тот и передумал уже. Это тоже была бы большая потеря.
29 сентября 74 г.
Б. Н. задумал поучить братские партии экономической политике на случай, если они придут к власти. Побудила его к этому поездка в Италию. А еще раньше история с Альенде в Чили, а потом португальская революция. Он вспомнил о ленинских работах «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и «Удержат ли большевики государственную власть». Б.Н. решил в подражание Ленину опубликовать статью, отталкиваясь от нынешнего кризиса на Западе. Мы с Дилигенским (ученый из ИМЭМО) и отчасти с Лешей Козловым, еще будучи на Даче Горького, сочинили на эту тему сорок страниц, со ссылками на экономические программы компартии. Отправил я это Б.Н.'у на Юг. Вчера он отреагировал: «Не то». Поразительна его бестактность. Ведь ему написали статью, пусть «не то», но он даже не пытается сделать вид, что в тайном соавторстве с нами, он будет ее доводить. Он просто требует, чтобы ему сделали «то». Из разговора с ним выясняется, что кризис он представляет себе по старинке, в духе его экзерциций в институте Красной профессуры в 30-ых годах, что он даже не знает, что компартии давно уже основательно разрабатывают эту тему, многое передумали по сравнению с прежними шаблонами. Он хочет выступить со своим «учением» о современном кризисе, понятия не имея о кейнсианстве, не знает, что это такое, полагает, что это какая-то очередная апология капитализма и имеет отношение только к борьбе с марксизмом, но никакого - к той самой реальной политике государственно-монополистического капитализма, благодаря которой Запад и Япония на протяжении четверти века бурно развивались, причем темпами более мощными, чем когда либо социализм.
Это я пишу, чтобы еще раз напомнить себе, в какой интеллектуальной и нравственной атмосфере я работаю.
А между тем, это не самое худшее. Я, кажется, писал раньше об истории с V томом «Истории КПСС» и о последствиях для нашего Зайцева, который был редактором этого тома, а Б. Н. членом главной редакции всего издания. Зайцев третий месяц в психушке. А новый авторский коллектив подготовил новый текст. Федосеев прислал его Б.Н.'у. Тот велел мне посмотреть. Мы с Красиным посмотрели. Там нет ни ВАСХНИЛ'а с Лысенко, ни «сумбура вместо музыки» (про Шостаковича), ни философской дискуссии с Александровым, ни языкознания, ни «экономических проблем социализма» со Сталиным, ни, конечно, космополитии, ни «дела врачей», ни ленинградского дела. Там нет даже сельскохозяйственного Пленума ЦК 1963 года. Там вообще не замечено даже перемен после смерти Сталина и счет ведется по пятилеткам (1946-50, 1950-55). Все хорошо и все гладко. Партия все предвидела и все делала правильно, в том числе и в области идеологии. Я сказал об этом Б.Н.'у и апеллировал не к тому, что наука в этом томе не ночевала, а к недавней истории с советскими абстракционистами, желая предупредить Б.Н.'а, чем дело может кончится, когда все это дойдет до Генсека.
Позапрошлое воскресенье одиннадцать художников, в том числе те, кто не раз по указанию министерства культуры выставлялись за валюту (в пользу государства, конечно) в Нью-Йорке и Лондоне, задумали на каком-то пустыре, на окраине Москвы сделать вернисаж. Предварительно они обратились за разрешением в Моссовет. Ответа не получили и решили, что молчание - знак согласия. Их беспощадно разогнали с помощью пожарных шлангов и бульдозеров. Картины были конфискованы, некоторые раздавлены. Двоих забрали и посадили на пять суток, а иностранных журналистов и одного дипломата помяли. Дело это мгновенно получило международную огласку. Газеты и «Голоса» подняли большой шум. Братские газеты «Юманите», «Унита», «Морнинг стар» и даже «Ланг ог фольк» выступили с осуждением, заявив при этом, что они, компартии, будут вести «совсем иную культурную политику», если придут к власти.
Через несколько дней картины художникам вернули. Извинились. Разрешили вернисаж в парке Измайлово. Оказывается, Александров-Агентов написал возмущенную записку Брежневу. Смысл ее примерно такой: до каких пор мы будем себе срать в карман? Тут же было велено разрешить выставку и наказать виновных, вероятно. водителей бульдозеров.
Так вот, я Б.Н.'у и напомнил эту историю, сказав: «Когда все эти Голоса начнут смеяться над такой историей КПСС, наши друзья-коммунисты не осмелятся вступиться за нас. Наоборот, им придется поддерживать, хотя и на свой лад, кампании против СССР. Короче говоря, мы опять насерем в собственный карман».
Б.Н. меня выслушал и перевел разговор на другую тему.
Но я еще раз на подобную тему. В августе, в Торонто состоялся очередной конгресс социологов. Туда ездил наш консультант философ Красин. Возглавляли делегацию академик Константинов и директор института Руткевич. Позорище, - рассказывает Юрка (Красин) - невиданное. Не только американцы, но и наши поляки ничего не могут понять: вроде бы в течение ряда лет мы эволюционировали в сторону здравого смысла, ближе к науке, а теперь вдруг опять запели псалмы из «Краткого курса». Спасти лицо пытались в своих выступлениях, и особенно, в «неформальном» общении такие, как Замошкин и ему подобные, которые, кстати, общались с иностранцами на их языках. Но в отчете, присланном в ЦК КПСС об этих - ни слова, превозносятся Руткевич и Ко. Я посоветовал информировать Федосеева. Юра был у него. Федосеев, - говорит Красин, - разводит руками вообще и по поводу Руткевича, которого он в свое время выдвинул против меня по делу о «составе рабочего класса». Я, - говорит Красин, - понял так, что за Руткевичем стоит Ягодкин (секретарь МГК) и еще выше Демичев (секретарь ЦК КПСС по идеологии). В Москве известно, что эта банда обкладывает флажками и самого Федосеева, который, мол, прикрывает разных ревизионистов.
В середине сентября состоялось вручение Новороссийску звания города-героя. Делал Брежнев. Соответствующие акции средств массовой информации: волнение от встречи с «малой землей», слезы и объятья, соответствующие слова., а потом и статьи, в которых Новороссийск, обеспечивший левый фланг всего советско-германского фронта, приравнен к Сталинграду, а Брежнев там сыграл решающую роль, будучи полковником и начальником политотдела армии. Через неделю, когда Гречко вручал то же Керчи, Щербицкий в своей речи назвал Брежнева «великим солдатом и выдающимся полководцем».
Выпущен фильм о вручении звезды Героя Новороссийску.
Кстати, в вышеупомянутом V томе «Истории КПСС» - восстановление промышленности страны было обеспечено восстановлением Запорожстали, где парторгом был Брежнев. А целина была поднята потому, что в Казахстан вторым секретарем был послан Брежнев.
11 октября предстоит его речь в Кишиневе по случаю 50-летия образования Молдавской автономной (!) республики.
Почти каждый день газеты печатают, а радио и телевидение передают письма Брежневу или его приветствия по случаю ввода в строй какого-нибудь завода, электростанции, стройки, той или иной инициативы или победы какого-нибудь коллектива в соцсоревновании. Не говоря уже о том, что также почти каждый день Брежнев приветствует какую-нибудь международную конференцию и они, естественно, проходят под «огромным впечатлением» этих приветствий, а затем принимают ответные послания.
Также не проходит недели, чтоб не появлялось новых Героев соцтруда. На прошлой неделе - Гришин, член Политбюро, в связи с 60-летием. На этой неделе - дюжина писателей, среди которых, наряду с Симоновым, Катаевым, Борис Полевой и Георгий Марков и им подобные «серые».
Приезд Канапы по поводу подготовки Консультативной встречи и конференции компартий Европы. Обед на Плотниковом. Его пижонство.
Много мелких дел. Социал-демократы. Дьюла Хорн (ВСРП).
Юрий Иванов (сионизм) - патологический антисемит в роли референта в нашем международном Отделе.
Читаю рукописи I тома истории (и теории) международного рабочего движения. Высокий уровень. Интересно написано даже уже известное. Удастся ли выпустить?
3 октября 74 г.
Полдня с Дьюлой Хорном. Он очень активен в готовности выполнять решения «шестерки». А я сдерживал, так как выполнять-то их по существу, т.е. сочинять окончательные коллективные тексты все равно придется нам.
Вчера вечером Б.Н. вызвал меня с Загладиным сообщить замечания Суслова на проект Декларации к конференции европейских компартий. Выше я писал о тенденциях самого Пономарева, но перед Сусловым даже он выглядит либералом.
Велел вычеркнуть такие слова, как «сотрудничество», «добрососедские отношения», «система европейского мира», похерил (и долго, говорит Б.Н., ругался) предложения о создании общеевропейской энергетической и транспортной систем (хотя Брежнев не раз об этом говорил), жирно вычеркнул тезис о разъединении войск, ликвидации баз на чужих территориях, о предотвращении конфронтации на морях. С его точки зрения это все не партийный язык и не партийный подход. «Конечно, - передает Б.Н., - мы говорим обо всем этом в пропагандистских целях. Но делаем это потому, что уверены, что империалисты сами никогда не пойдут на меры военной разрядки. А нам такие меры, о которых мы шумим, не выгодны: наши войска в других странах играют очень важную роль, они обеспечивают. (и показал сжатый кулак)».
Я попытался вякнуть на тему о том, что мы не вписали в проект ничего такого, чего не было бы в документах съезда, Пленумов ЦК, в речах Брежнева. Но Б.Н. уже от себя срезал: «Не преувеличивайте разрядки, Анатолий Сергеевич!» Все, конечно, поправили как надо.
Сегодня приезжал Фрелек (зам. международного отдела ПОРП), чтоб согласовать окончательные позиции перед Консультативной встречей в Варшаве. Меняя на переговоры не пригласили. Думаю, что в Варшаву поедут не те, кто готовил проекты и идеи.
4 октября 74 г.
В продолжение вчерашней догадки.
Утром зовет Пономарев. Прихожу.
- Мне надо с вами поговорить.
- Пожалуйста.
- Почему вы вчера не были на нашей встрече с поляками?