Б. Н. с самого начала и до отлета дул в одну дуду: мы за мир, против гонки вооружений, за советско-английское сотрудничество, за торговлю, за дружбу между нашими народами. Нигде не давал себя сбить. Один раз только вышел из себя - в парламентском комитете, но об этом позже.
В парламенте чуть было не дошло до скандала. Мы находились на галерее для гостей. Внук У. Черчилля, тоже Уинстон, а также Маргарэт Тэтчер, «красавица и стерва» (как тогда я ее оценил, впервые увидев) и другие, особенно сионистский лидер Дженнер, демонстративно явившийся на заседание в ермолке, устроили обструкцию дискуссии по обычной повестке дня. Спикер то и дело стучал жезлом и выкрикивал: «Order! Order!» Но парламентарии не унимались.
В конце концов кто-то крикнул: «В парламенте - чужой!» Это средневековый парламентский пароль, и если его произносят на заседании, то спикер обязан объявить голосование (divisions, т.е. парламентарии расходятся, кто влево, кто вправо, в зависимости «за» они или «против»). И если большинство «за» - галерея немедленно должна быть освобождена от посторонних. Голосования по такому вопросу, говорили нам, не было в британском парламенте 150 лет.
Выручил премьер-министр Каллаган. Он встал и пошел из зала, дав тем самым понять нам, что он готов изменить время намеченной встречи с Пономаревым и провести ее немедленно в своем кабинете, тут же в здании парламента.
Мы поднялись и потянулись к выходу, сопровождаемые презрительными возгласами парламентариев. (В газетах на другой день писали: делегация, мол, хотела избежать унижения, если б ее стали выводить. Впрочем, голосование оказалось совершенно неожиданным - 198 проголосовало за то, чтобы мы остались, и только 8 - против!)
Пономарев был «заведен» на еврейской теме до предела. И когда по возвращении из Шотландии состоялась встреча с группой парламентариев-лейбористов в помещении их фракции в Вестминстере, произошло следующее.
Уселись за большим круглым столом. Председательствовала Джоан Лестор. Явился и Дженнер в ермолке, демонстративно выложил в центр стола Библию, подписанную 250 членами парламента и «рулон» Великой хартии вольностей. Но как только Дженнер затронул еврейскую тему, Пономарев взорвался. Произнес экспромтом самую выразительную речь, какую я когда-либо слышал из его уст; разошелся, потерял самообладание, стучал по столу, указывал перстом. Быстрый Женя Лагутин, референт нашего отдела, едва успевал переводить. Начал тихо, но с каждой фразой разгорался: «Я хотел бы знать, объяснял ли кто-нибудь когда- нибудь этим мальчикам и девочкам, которые шумят за этими стенами «Ponomariev out!» [он так и сказал, по-английски], что если бы не Красная Армия, вообще некому бы было сейчас эмигрировать в Израиль - ни из СССР, ни из любой другой страны?! Не было бы вообще еврейского народа как такового!»...
Достопочтенные джентльмены были сначала ошеломлены, иронически улыбались в ответ на его горячность, переглядывались, а потом посерьезнели и стали неодобрительно поглядывать на Дженнера. А один, воспользовавшись паузой в пономаревском шквале, бросил «спасательный круг», предложив перейти к вопросу об англо-советской торговле. Б.Н., опомнившись, принял пас.
На утро газеты вышли с большими заголовками: «Mr. Ponomariev shouts on M.P's» [5]. Так представил дело и Дженнер на своей пресс-конференции. Но Джоан Лестор, которая дала свою пресс-конференцию, заявила в ответ на вопросы, что сидела рядом с Пономаревым и не видела и не слышала, чтобы он стучал по столу и кричал на членов парламента. Между тем, при отъезде в аэропорту она же вручила мне большую пачку писем с просьбами о разрешении на выезд наших евреев. А Б.Н. в «задушевной беседе» с делегацией в самолете сказал, подводя итоги: «Надо с еврейским вопросом что-то делать. Мы недооцениваем отрицательного влияния этого вопроса на результаты нашей внешней политики и вообще на возможности продвигать идеи социализма на Запад».
Еврейская тема присутствовала, как сквозная в течение всех дней. Уже в Хитроу нас встречали плакатами на тему - освободить евреев, и так повсюду. Демонстранты более или менее крупными группами провожали нас лозунгами: «Гражданские права советским евреям!», «Хельсинки - это вам не шутка!», «Долой Пономарева - организатора зажима евреев!», «Свободу Буковскому!» и т.д. Плакаты такого и подобного содержания были выставлены и возле отеля, где жила делегация, и у Транспорт-Хауза, у парламента, у Вестминстерского аббатства. Здесь разыгрывались целые сцены: переодетые в красноармейскую форму парни хватали и волокли по тротуару людей, одетых в форму зэков, закованных большими цепями с висящими на них ядрами. В Глазго появились еще и украинцы: «Мистер Пономарев! Освободите 49 миллионов украинцев!»
У Вестминстерского аббатства высший иерарх приветствует Пономарева словами: «Высокая честь для нас!» Это через секунду после того, как мы прошли сквозь строй демонстрантов, оглушенные оскорблениями, барабанами и свистульками. Зам высшего иерарха ведет нас по Собору. По-английски остроумно и иронично комментирует, показывая усыпальницы и прочие «предметы», оставшиеся здесь от величия и мелочности тех, кто делал британскую историю.
Прием в генсовете тред-юнионов: Мэррей, Джонс и др. Б.Н. все учил их марксизму- ленинизму, всю беседу вел очень неудачно, хотя эти умные, вежливые, масштабные деятели настроены к нам самым дружеским образом. Они терпеливо выслушивали сколько стоит в СССР хлеб, какая квартплата, сколько платим в метро и т.п. Было стыдно. А когда Б.Н. упрекнул их: что же вы, мол, не остановите гонку военного бюджета, то получил спокойный отлуп. Тем не менее все кончилось по хорошему, «тепло». Не успели мы уехать из Транспорт- Хауза, как Мэррей, представляющий 11,5 миллионов членов профсоюза заявил прессе: «Демонстранты против советской делегации не представляют рабочего движения Великобритании».
Ужин в посольстве. Приехали Веджвуд Бенн, Хейворд, Аткинсон (казначей) и тощая англичанка, которую Б. Н. в тостах все время игнорировал, а она оказалась влиятельной дамой и в конце концов, опять же с британской иронией, стала кричать «discrimination!!»
29-го утром были у Кросленда (Форин Оффис). Те же проблемы, что и с другими.
Днем улетели в Глазго. Вечером прием в региональном совете Глазго. Председательствовала представитель местной шотландской лейбористской партии в длинной, естественно, шотландской юбке. Атмосфера, такая, будто мы в Венгрии или ГДР, подкалывают самих себя и присутствующих здесь «людей из-за границы» (так в Шотландии величают англичан). Поразительная способность к ораторству: шутка, ирония органично перемешаны с серьезной политикой. Говорить все любят. Тост Пономарева, довольно посредственный, но был скрашен за счет мастерского перевода Лагутиным.
Утром 30-го, в субботу, митинг с шоп-стюардами и простыми рабочими. Коммунисты-профлидеры. Ответы-вопросы. Мне достался еврейский вопрос и я произнес «пламенную речь» о роли евреев в советском обществе. Б.Н. стал меня осаживать и в конце концов меня оборвал. Обстановка была тоже, как в хорошей братской компартии, хотя судя по всему коммунистов в аудитории почти не было.
Поездка в Эдинбург. На футболе. Экскурсия по городу. Знаменитый Кастл, место рождения Конноли, памятники Вальтер Скотту, Бернсу. Склоны холмов, покрытые вереском и красные от упавших листьев, залив, овцы в черте города.
Прием в Совете большого Эдинбурга. Поразительное доброжелательство. Тост Б.Н.'а на сей раз более или менее удачный - стал подражать шотландцам в манере (сквозь политику пропускал футбольную тему).
Ночной переезд в Глазго на машинах. А 31-го в воскресенье, поездка по озерам и заливам Шотландии. Ничего красивее я нигде, ни в одной стране не видывал.
Разговор Б.Н.'а по дороге, в том числе у харчевни Св. Катерины с рыбаком и шахтером, как изобразило это телевидение.
Вечером прием у руководства лейбористов и Конгресса тред-юнионов Шотландии. Та же председательница. Тосты, подарки. Разговор с соседом - зам. генсека шотландских тред- юнионов (оказалось, он коммунист, да и разговор вел со мной «доверительный»).
Утром 1-го - самолетом в Лондон. Перед этим пресс-конференция в аэропорту. Вопросы вроде иссякли. В 15.00 главная беседа в ИК лейбористов. Но пришло всего пять человек. Б.Н. выложил всю «главную памятку» московского производства, несмотря на то, что Микардо в начальном слове явно дал понять, что серьезный разговор они вести не хотят. Да и не уполномочены (трепался о трех причинах трудностей в отношениях между ЬР и КПСС).
3-го, в среду улетели в Москву.
На другой день сочинил ему памятку для ПБ. Он не ждал, что его заслушают. Однако, это произошло. И он вернулся довольный: с интересом, говорит. слушали, задавали много вопросов и сказали: «так держать».
Итог? Да, никакого. Социал-демократы никогда с нами не пойдут на мировую, какими бы «хорошими» мы себя ни представляли и как бы вежливо ни вели с ними «идеологическую борьбу». Поразителен, однако, контраст между отношением к нам «простого народа» и отношением «верхов», сдержанным и неохотным. Будто вынужденным. Впрочем, если бы не еврейская проблема, дело могло бы пойти, и лет через пять можно было бы завязать и «официальную дружбу».
8 ноября 76 г.
Вчера вечером читал материалы к редколлегии «Вопросов истории». Среди них посмертное слово академика Струмилина «о науках исторических». Около 70-ти страниц. Поразительная вещь - и все в том же направлении, о котором я писал в связи с выставкой Кончаловского. Все в конце концов становится на свои места, а у Струмилина - даже богостроитель Богданов, который, оказывается, предсказал и ЭВМ, и основные принципы кибернетики, оргнауку, не говоря уж о том, что умер от медицинского опыта на себе.
Интересно, как отнесутся члены коллегии? (Статью завалили).
Перечитал свой опус десятилетней давности (это то, что в свое время Федосеев сделал объектом изучения моего ревизионизма). С каким блеском написана вещь! Теперь уже так не напишу, наверно. Между прочим, там предсказаны все процессы в рабочем и комдвижении, которые сейчас вышли на политическую поверхность.
12 ноября 76 г.
Пономарев и Загладин уехали в Португалию на съезд КП. Я - на хозяйстве. Был на Политбюро: Громыко отчитывался о своих разговорах в Софии с египетским МИД Фахми. Слушал я его, реплики и «обсуждение», и вновь давался диву. Вроде речь шла о том, что Садат, оказавшись в дурацком положении, и не получая от США «ни одной пули», хочет опять «хороших отношений» с нами. У Громыко была директива - держаться жестко, ставить условием восстановление Договора. Т. е. пользоваться затруднительным положением Садата, чтоб он пошел на «действительно хорошие отношения». Но зачем нам его хорошее отношение? Зачем вообще какие-то те или иные отношения с Египтом, - это как-то совсем было вне поля зрения. Т.е. сама суть политики (ее цель) начисто отсутствовала во всем обсуждении.
Впрочем, чувствовалась и «усталость» от всех этих арабских дел. Фахми считает главным «орудием» восстановления отношений встречу Брежнев-Садат. Громыко заметил по этому поводу: но тогда, мол нужно встречаться и с Асадом. Брежнев: «Не верю я им никому. Единственные, кто может быть честный среди них, это палестинцы». Другие члены ПБ вежливо усомнились. Косыгин сказал, что они все (арабы) радуются, когда кто-нибудь из «их братьев» терпит поражение или его побили. И все, мол, врут и нам, и друг другу. Громыко добавил, что «все они» отвернулись от палестинцев и рады, что тем пустили кровь. Поэтому, «даже Бумедьен, который был их яростным защитником, теперь плюнул на них». И т.д. в этом духе.
Асад, закончил наш министр со слов Фахми, боится теракта против себя. Вздрагивает от щелканья фотоаппарата.
Ну и что?!
Потом обсуждали записку Громыко: применить «свои меры защиты интересов СССР», если Западный Берлин втянут в избрание общеевропейского парламента (до этого он в доступной форме пытался объяснить, что это такое).
Может быть, такой подход и есть классовый: «мое не тронь, а то!..» Но ведь Западный Берлин - «не мое». И разрядка вообще что-нибудь означает? Чего мы хотим в проблеме Западного Берлина? Какова перспектива? Т.е. опять - есть ли политика?! Ведь этак и Австрийский договор не надо было бы в 1955 году допускать!..
Сегодня был на Секретариате ЦК. Записка Б.Н.'а (в его отсутствие) о его беседах с Аксеном (то, что мы с Загладиным сочинили на Воробьевых горах). Отвергли ее с раздражением. Особенно Кириленко и Зимянин. Под тем предлогом, что, во-первых, почему мы с одними немцами занимаемся этими вещами (т.е. договариваемся, как приводить в соображение колеблющиеся и занимающиеся антисоветизмом братские партии Запада), а, во- вторых, если они, эти партии, узнают - это ведь обида и ссора на 10 лет вперед. Аксен болтун, а если еще другим сказать (соцстранам), так утечка обеспечена.
Мораль, которую одну только и можно вывести, из этого обсуждения: хрен с ними, с этими Марше и Берлингуэрами, пусть что хотят, то и делают, лишь бы на нас не лаяли, лишь бы «хорошие отношения».
И это мудро, это правильно. Это то, о чем я уже писал, оценивая «взгляды и поведение» Черненко в Дании (в отличие от Б.Н.'а, обремененного догмами и идеологическим зудом всех учить, воспитывать, побуждать читать нравоучения!).
Пошлое и подлое интервью Любимова «Нью-Йорк таймс» (о бюрократии, консерваторах, Иосифе Прекрасном и т.п.). Он делает очередное турне по Италии и Югославии. Какой мелкий, глупый человек. Как может в таком держаться большой талант?!
13 ноября 76 г.
«Ордена есть вексель на общественное мнение: ценность их основывается на кредите векселедателя». Это - Шопенгауэр, которого опять почитываю. Архаично, но встречаются «ничего мыслята», свидетельствующие о том, что новых-то мало появилось за 100 лет.
14 ноября 76 г.
Был на Райкине «Зависит от нас». Скучно. Пережил и он себя, и его жанр. Он был и хохмачем, и в общем-то оптимистом. Теперь он хочет быть чистым сатириком с философско- политическим (весьма грустным) подтекстом. А это не действует уже, потому что никто не верит в действительность сатиры, как и всяких других средств. Кукиш в кармане, даже очень сильно вынутый оттуда, тоже уже никого не удивляет и не вызывает прежней реакции. Публика знает, что все это - холостой ход, что даже если будет позволено гораздо больше - все равно не подействует и ничего не изменит.
Встречали его бурно и благодарно. Провожали долго, стоя. А я думал, хлопая: не аплодисменты-поощрение, а аплодисменты-прощанье.
23 ноября 76 г.
Накануне прочитал рассылку по Политбюро с предстоящими речами Брежнева в Румынии. Меня покоробила превосходная степень всего там: Чаушеску «видный деятель МКД» (то же было сказано о Тито в Югославии). Смешно - и перед mass media и перед братскими КП. «Полное единство взглядов». «на основе марксизма-ленинизма», «общности идеологии», «радуемся, когда Румыния поддерживает нашу внешнюю политику», «традиционная нерушимая дружба» и т.п. Будто ничего никогда не происходило.
Я сказал Б.Н.'у: согласен, мол, с тактикой, - мы большие и должны быть снисходительны, в объятиях душить претензии румын, пользуясь тем, что Мао умер, не оправдав надежд Чаушеску, а западный сезам (рынок) не открылся за один только антисоветизм (нужны еще и барыши). Однако, мол, словесность несолидная, перебор, смешновато. Б.Н. отнесся с пониманием и предложил на ПБ «поправить», особенно в части, где «общность идеологии» и «на основе марксизма-ленинизма». Брежнев: «Брось, Борис. Что касается теории и всяких идеологических дел, то мы от него (Чаушеску) отстали. Нам еще догонять его нужно: он железный сталинец!» (??)
Неделя английского кино. Фильмы в стиле классического реализма. Отбирали мы сами. Ничего про современность. «Историко-костюмные» или исторические комедии. Но приложения - документальные фильмы. О происхождении автомобиля, об истории железнодорожного транспорта, о Лондоне и особенно о добыче нефти в Северном море. Этот последний - просто «идеологическая диверсия». Потрясающая техника, великолепно, умело и четко работают люди, создают уникальные материальные ценности. Не зная, можно было подумать: «великая стройка коммунизма». только без лозунгов и «самоотверженности на благо». Зритель все это заметил. Вокруг меня мужики громко, вслух отпускали издевательские реплики по поводу наших вариантов подобных документальных фильмов.