"Далекая история - роман В. Г. Янчевецкого (В. Яна) "Чингисхан", отмечала передовая статья "Правды", - можно только приветствовать появление таких произведений, которые на исторических примерах воспитывают художественные вкусы и учат бороться за независимость, честь и свободу Родины так, как боролись славные предки наши..."
"Роман В. Янчевецкого (В. Яна) "Чингисхан", получивший премию первой степени, - писал в той же газете Александр Фадеев, - по широте охвата событий, по обилию материала, по зрелому мастерству - одно из наиболее выдающихся и своеобразных явлений советской литературы последних лет".
Поток поздравлений, приветствий и писем читателей стал поступать к писателю, не иссякая до последних дней его жизни.
"Ваша книга ("Чингисхан". - М. Я.) очень популярна в стране. Ваш голос был бы теперь очень влиятелен, и Вы могли бы, и должны бы, не в ущерб основной своей художественной работе, периодически выступать на страницах нашей центральной прессы по вопросам, связанным с войной, с жизнью и работой тыла во время войны, и со всей борьбой против фашизма", - писал В. Яну в середине 1942 года в Ташкент А. Фадеев. "Я и мои товарищи были бы рады систематически получать от Вас что-нибудь в этом плане, все, что считаете нужным использовать в печати или на радио".
С подобной же просьбой обратилось тогда к В. Яну и Совинформбюро. "Вас знают за границей, о Вас давались материалы в иностранной печати. Всякая Ваша статья, рассказ или очерк о ярких фактах жизни нашего народа, о людях труда, науки, искусства, были бы нам очень желательны".
Ответом на эти призывы стал ряд публицистических выступлений писателя в печати, по радио и на встречах с читателями.
В статье "Красноармеец", опубликованной в период Сталинградской битвы, В. Ян отметил е д и н с т в о с о в е т с к и х н а р о д о в, как важнейшую сущность советского общества: "Если спросить красноармейца, откуда он родом? какого он племени? то ответы будут разные: "Я из снегов Сибири", "Я из древнего Новгорода", "Я с горных хребтов Кавказа", "Я из солнечного Узбекистана", "Я из знойных туркменских песков", "Я из ныне придавленной, стонущей, но все же непокоренной Украины...", и каждый добавит одно: "Я советский воин!"
В эти годы жизни в Ташкенте В. Ян продолжил работу над заключительной книгой исторической эпопеи и отдал много времени созданию повести "На крыльях мужества" - особо близкой и нужной народам советской Средней Азии, видевшей в героях этого произведения своих далеких предков.
Главы из повести печатались на русском языке и в переводах на узбекский и туркменский языки, в Ташкенте и Ашхабаде передавались по радио, из Туркмении к автору пришел заказ - написать либретто оперы для Ашхабадского театра оперы и балета.
В Ташкенте у писателя побывали тогда и обсуждали планы создания и постановки будущей оперы начальник Управления по делам искусств ТССР М. Д. Аннакурдов, председатель Союза писателей Туркмении Б. М. Кербабаев, живший в Ашхабаде киевский композитор Ю. Мейтус, взявшийся за написание оперы.
"Встреча с В. Яном для меня стала как бы открытием, - вспоминает М. Д. Аннакурдов, - и оставила о нем глубокое впечатление на всю жизнь, как о человеке высокой культуры и широкой эрудиции. Тогда В. Яну было около семидесяти лет. Но память у него была ясная, мысли свежие. Чувствовалось, что он трудится неустанно, горит желанием новых поисков, живет творческими планами..."
В ответ на просьбу Б. М. Кербабаева прислать что-либо для перевода и публикации в Ашхабаде В. Ян писал ему: "Я заканчиваю историческую повесть о Джелаль эд-Дине и его героях воинах-хорезмийцах. Меня очень увлекает образ этого смелого противника Чингисхана, и я стараюсь сделать его близким и понятным для читателей..."
Несмотря на болезни, иногда укладывавшие писателя в постель, он несколько раз выезжал по заданиям Совинформбюро и газет в командировки по Средней Азии, написал очерки о строительстве Большого Ферганского канала, о Чирчикстрое, об освоении Голодной степи, где почти сорок лет назад как "статистик Переселенческой партии" (о чем он вспоминает в своих "путевых заметках") искал места, пригодные для заселения. В. Ян писал тогда: "Преображается Голодная степь, недалеко то время, когда серебряные струи воды оживят ее земли. Узбекистан - глубокий тыл нашего Отечества, но и здесь с великим усердием и старанием люди работают по-военному, зная, что их труд нужен Отечеству..."
В конце 1943 года, воспользовавшись служебной командировкой с Закавказского фронта, где я тогда служил, в штаб САВО (Среднеазиатского Военного Округа), мне довелось повидать отца. Увидев его после двух лет разлуки, я был поражен тем, как он изменился внешне, похудел, съежился, как видно, от нелегких условий эвакуационной жизни и крайнего изнурения непомерной, непрерывной работой.
Но он ответил мне в обычной, шутливой манере: "У меня вид - как у туркменского скакуна, ни капельки жира! Он только мешает! Я ни на что не жалуюсь. Я в отличной форме. Недавно закончил либретто оперы "Джелаль эд-Дин Неукротимый", написав ее в необычно быстрое время, за пять недель!.."
В конце войны композитор Мейтус вернулся в Киев, а В. Ян в Москву, и задуманная опера осталась в виде либретто. Но свою повесть о храбрых противниках Чингисхана - хорезмийцах и о Джелаль эд-Дине автор продолжал дорабатывать и завершил в конце 40-х годов.
Эта повесть иногда как бы "перекликается" с первой книгой известной трилогии, имеет сходные сюжетные эпизоды, общих героев, но вместе с тем - это оригинальное произведение, продолжающее и развивающее первую книгу и преследующее свою цель: широко показать борьбу хорезмийцев, далеких предков современных узбеков, таджиков, туркмен, каракалпаков, объединившихся вокруг опального наследника хорезмшаха Мухаммеда (его сына от жены туркменки) Джелаль эд-Дина, оставшегося в памяти среднеазиатских народов легендарной, героической и непокоренной фигурой, неустанно и непримиримо боровшейся вместе со своими воинами с вторгшимися ордами Чингисхана.
"Как я заинтересовался образом Джелаль эд-Дина? - рассказывал автор. Когда я писал повесть "Чингисхан", то, читая восточные рукописи, убедился, что монголы побеждали более ужасом, какой они внушали своей численностью, дисциплиной и зверствами, чем своей храбростью и силой.
Они сами в своих песнях пели: "...ужас летит впереди наших коней и бросает всех противников на колени!"
Среди множества проявлений трусости, предательства, желания подарками и покорностью избежать монгольского меча я искал смельчаков, "богатырей духа", не боявшихся монголов и храбро бросавшихся в бой с ними. Чингисхан ненавидел таких смельчаков и, жестоко расправляясь, подвергал мучительным казням..."
Говоря о многих таких смельчаках - защитниках города Отрара Инальчик-хане и города Ходжента Тимур-Мелике, о безымянных героях-хорезмийцах, защищавших Ургенч, автор останавливается на "одном из самых безупречных, мужественных, светозарных героев истории - Джелаль эд-Дине, носящем торжественное звание "последнего Хорезмшаха", полученное им тогда, когда "Великого Хорезма" уже не существовало, а были только истерзанные, ограбленные монголами провинции с разбежавшимся населением..."
В. Ян говорил и о хорезмшахе Мухаммеде, позорно бросившем свой народ на произвол завоевателей. "Каждое действие шаха было ненужно, вносило панику в ряды армии и в население, только подготовляло быстрый разгром страны... Мухаммед боялся, что его сын приобретет популярность, убегая, хотел захватить Джелаль эд-Дина с собой, но тот отказался бежать из родной земли, зажег в горах сигнальные костры, призывая добровольцев к борьбе, и возле него стала возникать армия..."*
_______________
* Конспект лекции "О героических личностях в истории", прочитанной В. Яном в 1943 г. в ЦК ЛКСМ Узбекистана.
В своей повести автор рисует трудный путь Джелаль эд-Дина и объединившихся вокруг него воинов-хорезмийцев, непрерывную неравную борьбу с Чингисханом, скитания от Индийских до Кавказских гор, призывы к местным феодалам сплотиться, чтобы отразить нападение хищных завоевателей.
Но так же как была обречена на поражение в XIII веке раздробленная и обескровленная междоусобицами феодальная Русь, также и средневековые государства и княжества Средней и Малой Азии и Кавказа, а затем Восточной и Срединной Европы разделили участь Руси вследствие своего феодального эгоизма.
"В течение нескольких лет Джелаль эд-Дин со своими воинами скитался по различным землям и государствам Азии и Кавказа, убеждая их феодальных правителей объединить войска, чтобы создать такую большую силу, какая могла бы не только противостоять монголам, но и выгнать их навсегда из Средней Азии", говорил В. Ян. "Но все попытки объединить феодальных властителей не достигали цели. Они были заняты мелкими пограничными ссорами, враждовали и не хотели поставить перед собой великую цель... На Кавказе в ответ на призывы Джелаль эд-Дина к единению феодалы сами нападали на хорезмийцев, и тем пришлось выдержать бои с войсками грузин, аваров, армян, аланов и других племен и народов...
Конец Джелаль эд-Дина неизвестен. По преданиям, он долго скитался, призывая к борьбе с монголами, пока не был предательски заколот во сне вероломным убийцей, подосланным Чингисханом".
Годы Великой Отечественной войны возродили в сознании нашего народа имена многих полузабытых национальных героев, как русских, так и детей всей нашей многонациональной семьи народов. В Средней Азии воскресли имена и образы легендарных Джелаль эд-Дина и его соратников, как непримиримых и непобежденных борцов за свободу.
Автор назвал свое произведение "повесть-сказка", имея в виду то, что имена его героев окружены ныне легендами, остались в памяти советских среднеазиатских народов, потомков некогда "Великого Хорезма", как образы героического народного эпоса. Автор следовал и своему неизменному, не раз высказанному убеждению, что "в художественном историческом произведении г е р о и ч е с к и й о б р а з д о л ж е н в о з в ы ш а т ь с я н а д д р у г и м и, и герои должны быть не такими, какими они были в действительности, а к а к и м и о н и д о л ж н ы б ы т ь, ч т о б ы, с т а т ь и д е а л о м".
Путь Джелаль эд-Дина и его воинов-хорезмийцев отмечен кровью на лице истории, но в памяти среднеазиатских народов опальный "последний хорезмшах" остался, как говорил В. Ян, "одним из первых великих туркменских и узбекских полководцев, победителем армии Чингисхана в битве при городе Перване, где монголы были совершенно разгромлены... Сам Чингисхан испугался, а до этого времени его войска не знали поражений..."
3. Повесть об "Александре Беспокойном"
Как-то, в период завершения работы над исторической эпопеей, в конце 40-х годов писатель сказал, что в его повестях сосуществуют Запад и Восток, "азиатский" и "русский" миры той эпохи. И если подойти к его книгам с мерой доли содержания этих миров в каждой книге, то можно заметить, что в "Чингисхане" три четверти объема - азиатский мир, и одна четверть - русский; в "Батые" это соотношение близко к половине на половину; а в последней книге его трилогии три четверти объема должен занять русский мир с его судьбой и одну четверть - в стане азиатских завоевателей.
В соответствии с этим замыслом писатель, многие годы создавая завершающую часть исторической эпопеи, как монолит, где структурно взаимослиты "русская" и "азиатская" фракции повествования и где главные противостоящие фигуры это князь Александр Ярославич (Невский) и хан Батый, называл свою книгу "Александр Беспокойный и Золотая Орда".
При этом автор отдавал предпочтение изображению образов Александра Ярославича и его соратников, русских людей, перед Батыем и его войском, приоритет показу Руси и Новгородчины над Золотой Ордой, говоря, что он хочет на страницах своей завершающей эпопею книги свести вместе "Добро и Зло", "Свободу и Насилие", "Свет и Тьму".
В очерке "Святое беспокойство", напечатанном в 1942 году ташкентской газетой "Кизыл Узбекистан", В. Ян писал: "На одном из участков Сталинградского фронта сражается рота автоматчиков, которой командует А л е к с а н д р Н е в с к и й. Этот девятнадцатилетний юноша, решительный, смелый командир, четыре раза был ранен, но не покинул поле боя.
Таким же был 700 лет назад новгородский удалой богатырь князь Александр, прославивший свое юное имя победами на Неве и Чудском озере. Современники называли его "Б е с п о к о й н ы м", он очень за родную землю "б е с п о к о и л с я", и говорили, что он очень "сечу любит", т. е. "сечет" (рубит) своих врагов.
Этот "дух беспокойства" за судьбу своей родины является самым глубоким, сильным чувством наших предков, строителей великой страны. М и р н ы е и б л а г о д у ш н ы е н е с п о с о б н ы с т а т ь с о з и д а т е л я м и в е л и к о г о б у д у щ е г о".
Поэтому-то автор в заключительной повести эпопеи о нашествиях XIII века называл Александра Ярославича, князя Новгородского "Б е с п о к о й н ы м", ссылаясь также на то, что князь был наречен "Невским" после его смерти, много позже, с его причислением русской православной церковью к "лику святых".
В интервью газете "Правда Востока" (13 апреля 1942 года) В. Ян сказал: "Заглядывая в прошлое нашего великого народа, видя, как он закалялся и объединялся в борьбе с захватчиками, я с непоколебимой силой верю, что полчища зарвавшихся гитлеровских бандитов скоро сломят себе шею. Высокая награда удесятеряет мои творческие силы. Надеюсь создать для моего народа еще не одно историческое произведение".
Вернувшись в Москву к Новому 1945-му году и своему 70-летию, В. Ян отдался делу завершения исторической эпопеи, и на встречах со своими читателями, и в писательском кругу он рассказывал, какой видит будущую книгу, как работает над ней, какие испытывает затруднения.
"Трагичному периоду нашей истории, возникновению на Волге Золотой Орды, нашествию на Европу монголо-татар и замечательной деятельности Александра Невского посвящена третья, заключительная часть моей трилогии", - говорил писатель.
"Дошедшие до нас о том времени сведения современников крайне скудны. Об этом периоде ни в мировой, ни в русской художественной литературе до сих пор ничего написано не было. Поэтому для описания мрачной эпопеи завоевания Руси и Европы приходилось собирать по крупинкам мелкие детали, чтобы показать эту эпоху в занимательных и ярких эпизодах и сценах".
Писатель рассказывал о том, "в каком трудном положении оказывается историк, желающий в художественной форме, правдиво описать жизнь и подвиги Александра Невского. Слишком мало сохранилось точных данных, "ориентиров", чтобы воссоздать образ Александра и картину борьбы Северной Руси с напиравшими на нее со всех сторон иноземными хищниками".
Говоря об о г р о м н о м, как он считал, выходящим далеко за "российские пределы", значении "Ледового побоища", В. Ян утверждал, что "о победе Александра над крестоносцами донесли Батыю спешно примчавшиеся гонцы. Встревоженный Батый, дошедший с победами уже до Адриатического моря, повернул от Триеста свое потрепанное войско обратно в Азиатские степи. Он опасался, что Александр Новгородский с окрепшим после победы русским войском может пройти в тыл Батыю и, воспользовавшись его отсутствием, занять столицу Золотой Орды Сарай на Волге. Э т и м (отступлением - М. Я.) б е з з а щ и т н а я Е в р о п а б ы л а с п а с е н а о т у г р о з ы п о л н о г о п о р а б о щ е н и я, и в ее спасении сыграла важную роль блестящая победа, одержанная Александром на Чудском озере".
Эта мысль В. Яна, выражавшая его стратегическое предположение, ныне воплощенная в эпизоде одной из глав повести "К последнему морю" (ч. XI, гл. 4, "Последний военный совет"), вызывала сомнение некоторых "историков-ортодоксов", не находящих ей документального подтверждения в дошедших до нас свидетельствах той эпохи. Но В. Ян, выступая против "историков в футляре", отстаивал право художника на творческую фантазию, на домысел, пусть не подтвержденный, но и не противоречащий рисуемой эпохе, повторяя, что "б е з ф а н т а з и и - н е т и с т о р и и".
В процессе работы над произведениями автор привлекал для обсуждения писателей, критиков, историков.
Так, в поисках ответа на интересовавшие В. Яна вопросы дипломатии Александра Невского в отношениях с Батыем и государями Западной Европы он навестил дипломата "ленинской школы" академика И. М. Майского и "долго беседовал с этим выдающимся политическим деятелем и очень умным, талантливым человеком, рассказал о своей работе, вопросах, на какие жду ответа", и получил дельные советы.
А тридцать лет спустя, на странице "Литературной газеты", отмечавшей 100-летие со дня рождения В. Яна, академик И. М. Майский рассказал читателям об этой встрече с писателем.