Сопоставляя этот план с обстановкой, сложившейся к 28 апреля, я считаю, что он уже был совсем нереален. Строго говоря, предложение совершить отчаянную, можно даже сказать безумную, попытку в условиях, когда такой разумный выход, как капитуляция, по-прежнему отвергался, а никакого третьего выхода не оставалось, было бессмысленным...
Армия Рыбалко ещё накануне получила задачу в течение 28 апреля во взаимодействии с 20-м корпусом армии Лучинского полностью овладеть юго-западной частью Берлина и выйти на рубеж Ландвер-канала и юго-западнее его.
После произведенной за ночь перегруппировки войска Рыбалко вслед за короткой артиллерийской подготовкой перешли в наступление. 9-й мехкорпус Сухова во взаимодействии с 61-й дивизией армии Лучинского наступал в общем направлении на парк Генриха V — Викторияштрассе с тем, чтобы к вечеру 28 апреля овладеть рубежом Ландвер-канал.
На этот же рубеж предполагалось вывести и 6-й гвардейский танковый корпус Рыбалко с 48-й гвардейской стрелковой дивизией Лучинского. 7-й гвардейский танковый корпус Рыбалко с 20-й дивизией Лучинского наступал на Тиргартен и к концу дня должен был овладеть Аквариумом, ипподромом и западной частью парка Тиргартен.
Тем временем сосед Рыбалко справа — 8-я гвардейская армия Чуйкова — в течение первой половины дня решительно продвинулся на запад, вплоть до южного берега Ландвер-канала, и вышел к Антгальскому вокзалу, Лютцов-плацу и к перекрестку Плацштрассе и Маассенштрассе.
Учитывая продвижение войск Чуйкова на запад и стремясь не допустить в условиях уличных боёв перемешивания наших частей с частями 1-го Белорусского фронта, я приказал Лучинскому и Рыбалко после выхода на Ландвер-канал повернуть свои наиболее далеко продвинувшиеся части на запад и в дальнейшем продолжать наступление в новой, установленной к этому времени, полосе действий 1-го Украинского фронта.
Телефонный разговор, который я имел по этому поводу с Павлом Семёновичем, был довольно неприятным. Он заявил, что ему непонятно, почему корпуса, уже нацеленные на центр города, по моему приказу отворачиваются западнее, меняют направление наступления.
Я хорошо понимал переживания командарма, но мне оставалось только ответить, что наступление войск 1-го Белорусского фронта на Берлин проходит успешно, а центр Берлина по установленной разграничительной линии входит в полосу действий 1-го Белорусского фронта.
Зная Рыбалко, должен сказать, что его недовольство объяснялось не тем, что он рвался взять ещё несколько улиц и площадей, чтобы прославить свое имя. Он и так прославил себя. Но, находясь на поле боя, в самой гуще его, и видя прямую возможность ещё чем-то помочь быстрейшему очищению Берлина, он буквально должен был пересилить себя, чтобы выполнить мой приказ.
И я не склонен его осуждать за эти хорошо понятные мне личные переживания.
Что касается моих собственных соображений, то я считаю: установить в этот период точную разграничительную линию между двумя фронтами было необходимо. Следовало исключить всякую возможность путаницы, потерь от своего огня и прочих неприятностей, которые бывают связаны с перемешиванием войск, да ещё в условиях уличных боёв. Я принял поправки, сделанные в разграничительной линии между фронтами, как должное и считал их продиктованными высшими интересами дела.
Войска 1-го Белорусского фронта к этому моменту уже не нуждались ни в чьем содействии для выполнения поставленных задач. Теперь была совершенно иная ситуация, чем та, которая сложилась в первые дни, когда прорыв 1-го Белорусского фронта происходил с серьёзными затруднениями и желательность и даже прямая необходимость поворота танковых армий 1-го Украинского фронта на Берлин была обусловлена сложившейся обстановкой.
Каковы бы ни были переживания тогда, исторические события, связанные с последними днями боёв за Берлин, не должны оставить никакого осадка у их участников.
Сохранение боевой дружбы и товарищества между фронтами в любой обстановке и при любых обстоятельствах куда важнее, чем чье бы то ни было личное самолюбие. Полагаю, что даже в тот психологически трудный момент, несмотря на переживания, это отлично понимали и Лучинский, и Рыбалко. Во всяком случае, они доказали это всеми своими последующими действиями.
28 апреля во время своего наступления на Шарлоттенбург 7-й гвардейский корпус Рыбалко, нанося главный удар на своем правом фланге, оставил в центре и на левом фланге только одну 56-ю гвардейскую танковую бригаду. К этому времени в зоне действий этой бригады соединились три группировки немцев, оттесненных сюда из разных районов, — около двадцати тысяч человек с некоторым количеством танков и штурмовых орудий.
Почувствовав ослабление наших сил на левом фланге, эта группировка ожесточенными атаками оттеснила части 56-й гвардейской танковой бригады и, заставив их отойти, устремилась к реке Хавель. Но западный берег реки был уже занят частями 47-й армии Перхоровича, и, напоровшись на их жесткую оборону, немецкая группировка закончила свое существование, так и не сумев переправиться через Хавель.
Одновременно с этими событиями 10-й гвардейский танковый корпус Лелюшенко вместе с 350-й дивизией армии Пухова продолжал борьбу с тоже довольно большой, примерно двадцатитысячной, группировкой врага на острове Ванзее. Весь этот день Лелюшенко готовился к форсированию протоки южнее острова. Его 10-й гвардейский танковый корпус был усилен понтонными частями, батальоном танков «амфибия», двумя инженерно-штурмовыми батальонами и соответствующей артиллерией усиления.
В ночь на 29 апреля в двадцать три часа, после короткого огневого налета, танкисты Лелюшенко и пехота Пухова начали форсирование протоки и уже в полночь захватили первый плацдарм на северном берегу. Едва был захвачен плацдарм, как сразу же приступили к наводке понтонного моста.
Откровенно говоря, не очень мне была по душе эта переправа. Вообще, действуя в этом районе, изрезанном островами и протоками, танки оказывались в очень невыгодном положении. Но поскольку корпус уже втянулся в бои за Ванзее и переправа для него была подготовлена, мне оставалось только согласиться с этим планом. Менять его было поздно.
В итоге боёв 28 апреля положение противника в Берлине значительно ухудшилось. Удары войск 1-го Белорусского и нашего фронтов с юга приближали час расчленения окружённой вражеской группировки на три части.
Уже несколько раз казалось, что узкие горловины, соединяющие эти группировки, вот-вот будут ликвидированы. Горловина между группировкой, зажатой в северной части Берлина, и группировкой в районе парка Тиргартен сузилась всего до тысячи двухсот метров. Другая была ещё уже — всего пятьсот метров.
И только наличие широко развитой сети подземных путей сообщения и других подземных коммуникаций все ещё позволяло неприятелю своевременно маневрировать оставшимися небольшими резервами и перебрасывать их из одного района в другой.
Бои за Берлин близились к концу.
На Эльбе наши войска уже три дня как соединились с американцами. Южнее, на дрезденском направлении, контратаковавшие нас немецкие части были окончательно остановлены, И только на юге оставалась последняя, ещё не разбитая крупная немецко-фашистская группировка — группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Шернера и группа «Австрия», по-прежнему занимавшая часть Саксонии и большую часть Чехословакии и Австрии.
Как ни велико было напряжение боёв за Берлин и как ни многообразны были задачи, стоявшие перед 1-м Украинским фронтом, однако, чем дальше, тем чаще приходилось вспоминать о существовании группы армий Шернера, находившейся на нашем левом крыле и южнее, за пределами его, перед нашими соседями — 2-м и 4-м Украинскими фронтами.
Поэтому не могу сказать, что звонок из Ставки, связанный с этой ещё не решенной проблемой, застал меня врасплох.
Сталин спросил:
— Как вы думаете, кто будет брать Прагу?
Оценивая обстановку и зная, что войска 1-го Украинского фронта, по существу, нависли над Чехословакией и вскоре начнут освобождаться после выполнения задачи, связанной с Берлином, я понимал, что положение нашего фронта, видимо, будет выгодно использовать в связи со сложившейся обстановкой.
Несмотря на жестокие бои и значительные потери, наши армии ещё имеют большую ударную силу и, следовательно, могут совершить быстрый маневр с севера на юг и нанести удар западнее Дрездена — на Прагу. Прикинув все это ещё раз, я доложил Верховному Главнокомандующему, что, по-видимому, Прагу придется брать войскам 1-го Украинского фронта.
Бои за Берлин были ещё не завершены, нам предстояло трое с половиной суток драться в городе, сделать все от нас зависящее, чтобы не выпустить на запад франкфуртско-губенскую группировку, но одновременно со всем этим необходимо было в короткий срок подготовить и представить в Ставку свои соображения об участии войск нашего фронта в будущей, Пражской, операции. Одно ещё далеко не кончилось, а другое уже начиналось...
29 апреля — 2 мая
Последняя разграничительная линия между войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов была установлена Ставкой с двадцати четырёх часов 28 апреля. До Мариендорфа она оставалась прежней, а затем шла через станцию Темпльхоф, Виктор-Луизе-плац к станции Савиньи и далее по железной дороге к станциям Шарлоттенбург, Весткройц и Рулебен.
В связи с этим нам пришлось 29 апреля выводить из центральных районов Берлина те части 3-й танковой армии Рыбалко и 28-й армии Лучинского, которые оказались за этой линией. Мы ставили перед ними задачу наступать в своей полосе из южной части Шенеберга в направлении станции Савиньи.
Перегруппировка некоторых частей Рыбалко и Лучинского, занимавших свою полосу наступления, сочеталась в этот день с продолжавшимися в Берлине ожесточенными боями. Наступая в северном и северо-западном направлениях, войска Рыбалко и Лучинского заняли с жестокими боями ещё несколько кварталов города. В это же время 10-й гвардейский танковый корпус армии Лелюшенко и 350-я дивизия армии Пухова продолжали воевать на острове Ванзее, захватив его юго-западную часть.
6-й мехкорпус армии Лелюшенко после того, как он вместе с частями 1-го Белорусского фронта овладел Потсдамом, был направлен теперь в район Михендорф. Ему была поставлена задача наступать на Бранденбург с востока. Развивая наступление, этот корпус столкнулся с частями армии Венка, которые на разных участках все ещё пытались прорваться к Берлину. Встреча была, как говорится, незапланированной, но успешной для нас: эти части армии Венка были разбиты и отброшены.
5-й мехкорпус армии Лелюшенко, по-прежнему занимавший рубеж Беелитц — Трёйенбрицен, в течение дня успешно отбил несколько ожесточенных атак армии Венка, вновь упрямо пытавшейся прорваться к Берлину и на этом участке. Атаки её были весьма настойчивыми, но положение нашего 5-го мехкорпуса стало к тому времени уже гораздо прочнее, чем было раньше. К его левому флангу подошли вплотную части армии Пухова. Кроме того, танкисты получили солидную артиллерийскую поддержку, да и имели уже в своем втором эшелоне кое-какие резервы. Так что теперь дело у них шло веселее, хотя Венк упорствовал и продолжал слепо выполнять приказ Гитлера.
Напористость Венка, стремившегося во что бы то ни стало пробиться к Берлину на выручку окружённой там группировки и самого Гитлера, реально ни к чему не привела и не принесла никаких лавров ни ему, ни его армии.
Я, как и всюду до этого, говорю о действиях войск в полосе наступления 1-го Украинского фронта. Но для того чтобы оценить ту меру замешательства и растерян ности, в которых находились к вечеру 29 апреля руководители гитлеровской армии и государства, следует напомнить, что к концу этого дня войска нашего соседа — 1-го Белорусского фронта — вели бои уже в самом центре города и подходили к рейхстагу и к имперской канцелярии.
Венк так и не прорвался к Берлину. Франкфуртско-губенская группировка доживала считанные часы. У Гитлера к концу этого дня были вполне достаточные основания, чтобы окончательно потерять веру в будущее
Командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг в своих показаниях заявил о том, что вечером 29 апреля, после полуторачасового доклада Гитлеру о невозможности продолжать сопротивление в Берлине, Гитлер всё-таки не принял окончательного решения, но дал принципиальное согласие оставить Берлин и попытаться вырваться из окружения в том случае, если за ближайшие сутки не удастся наладить доставку боеприпасов и продовольствия воздушным путем в центр Берлина.
Думается, однако, что эта оттяжка окончательного решения ещё на сутки была не проявлением воли к борьбе, а, наоборот, свидетельствовала о растерянности и боязни до конца смотреть правде в глаза.
30 апреля войска обоих фронтов продолжали вести ожесточенные бои в Берлине, уничтожая окружённую вражескую группировку. Чем больше сужалась территория, занятая противником, тем сильнее уплотнялись его боевые порядки и увеличивалась плотность огня.
Гитлер в течение 30 апреля все ещё колебался. В четырнадцать тридцать он предоставил генералу Вейдлингу свободу действий и разрешил осуществить попытку прорыва из Берлина. А в семнадцать часов восемнадцать минут Вейдлинг получил новое распоряжение Гитлера, которое отменяло предыдущее и вновь подтверждало задачу оборонять Берлин до последнего человека. Гитлер метался, но Берлинский гарнизон продолжал ожесточенно сопротивляться и упорно дрался за каждый квартал, за каждый дом.
В полосе наступления нашего фронта армия Рыбалко и армия Лучинского жали своим правым флангом на северо-запад, занимая все новые кварталы Берлина и одновременно пресекая участившиеся попытки отдельных групп противника просочиться и вырваться из Берлина, уйти навстречу Венку.
Части армий Лелюшенко и Пухова, продолжая в этот день бои на острове Ванзее, ворвались в город Ноль-Бабельсберг. В центре и в юго-восточной части острова сопротивление врага было уже сломлено, он стал сдаваться в плен, но на самом юго-востоке острова по-прежнему шли ожесточенные бои, и в ночь на 1 мая около шести тысяч немецко-фашистских солдат и офицеров переправились с острова на южный берег протоки.
Создалась своеобразная ситуация, наши войска основными силами переправлялись на остров, а гитлеровцы остатками сил перебрались с острова на материк, туда, откуда ушли наши основные силы, оставив там только слабое прикрытие. Считаю нелишним привести эту деталь как характерную. Немцы, уже явно обреченные в эти дни на поражение, продолжали, однако, упорно драться, используя каждую нашу оплошность. И в данном случае использовали её, надо признать, весьма удачно.
В целом же к концу дня 30 апреля положение берлинской группировки врага стало безнадежным. Она оказалась фактически расчлененной на несколько изолированных групп. Имперская канцелярия, из которой осуществлялось управление обороной Берлина, после потери узла связи главного командования, находившегося в убежище на Бендерштрассе, лишилась телеграфно-телефонной связи и осталась только с плохо работающей радиосвязью.
В этот вечер передовые части 8-й гвардейской армии Василия Ивановича Чуйкова находились уже всего в восьмистах метрах от имперской канцелярии. Прошёл слух об исчезновении Гитлера и о его самоубийстве. До нас эти сведения дошли 1 мая из информации, полученной от 1-го Белорусского фронта.