Такие отряды были созданы на всех направлениях, ведших в Чехословакию через Рудные горы. Действие каждого из них обеспечивалось достаточным количеством авиации, которая должна была поддержать пробивающиеся части, а вслед за этим и дальнейшее движение вырвавшихся на простор танков.
Из района Берлина значительной части войск, входивших в нашу ударную группировку, предстояло проделать марш в сто пятьдесят — двести километров, чтобы достичь исходных позиций. Времени было в обрез, и все-таки мы стремились проводить марши, в особенности крупных танковых соединений, по возможности скрытно. Ведь, узнав о сосредоточении их, Шернер мог в любой момент пойти на риск: сорваться с насиженных позиций и двинуться на запад, навстречу американцам. Мы вовсе не стремились подталкивать его к такому решению.
При планировании операции Ставка отводила главную роль 1-му Украинскому фронту. Это было связано не только с его нависающим по отношению к вражеской группировке положением, но и с наличием у него достаточно мощных соединений. Мы имели возможность использовать для удара освободившиеся у нас на берлинском направлении две танковые армии и несколько танковых механизированных корпусов. Исходя из общей обстановки и директивы Ставки, мы создали на правом фланге северо-западнее Дрездена ударную группировку из трёх общевойсковых армий Пухова, Гордова и Жадова, двух танковых армий Рыбалко и Лелюшенко, двух танковых корпусов Полубоярова и Фоминых и пяти артиллерийских дивизий. Этой группировке предстояло действовать в направлении главного удара Теплице-Шанов — Прага, несколько охватывая Прагу с запада и юго-запада.
Вспомогательный удар предпринимался из района Гёрлица. Его должна была осуществить вторая ударная группировка, включавшая армии Лучинского и Коротеева, один мехкорпус, одну артиллерийскую дивизию прорыва. Общее направление этого удара Циттау — Млада-Болеслав — Прага.
Начиная Пражскую операцию, предстояло решить попутно и ещё одну немаловажную задачу: разделаться с войсками противника, оборонявшими Дрезден. Овладение Дрезденом возлагалось на 5-ю гвардейскую армию Жадова, усиленную 4-м гвардейским танковым корпусом Полубоярова и взаимодействовавшую со 2-й армией Войска Польского и её танковым корпусом. Остальным же войскам главной ударной группировки предстояло сразу же двигаться на Прагу, не ввязываясь в борьбу за Дрезден.
Было решено также, что на главном направлении в наступление перейдут одновременно и общевойсковые, и танковые армии. Этим сразу обеспечивались максимальная мощь удара, стремительное сокрушение обороны противника и дальнейшее движение вперёд без обычных затрат времени, необходимых на ввод танков в прорыв.
Я считаю это важной особенностью Пражской операции; операция была продиктована и обстановкой, и опытом войны. Причем опытом последних, наиболее стремительных операций, где широко использовались танковые армии.
Но чтобы правильно использовать этот опыт, нельзя было забывать и другие слагаемые победы. Требовалось создать не только мощную танковую, но и мощную артиллерийскую группировку, обеспечить массированную поддержку авиации и при прорыве, и при дальнейшем движении наземных войск.
Все это было подготовлено, и мы были вправе рассчитывать на успех.
Особо ответственная задача была поставлена перед 13-й армией Пухова. Прорвав вражескую оборону, она должна была в дальнейшем развивать наступление, обходя Прагу с запада, а Пльзень с востока, обеспечивая этим маневром всю остальную ударную группировку фронта на её правом фланге. Нетрудно было предположить, что, когда развернется операция, гитлеровцы приложат все усилия, чтобы прорваться на запад, к нашей демаркационной линии с союзниками. Именно здесь они и напоролись бы на армию Пухова.
Ещё глубже, перехватывая пути возможного отхода немцев, должен был продвинуться приданный Пухову 25-й танковый корпус генерала Фоминых. Кстати сказать, с блеском выполнив поставленную перед ним задачу, он в последний момент успел перехватить уже почти добравшуюся до американцев власовскую дивизию и самого Власова. Но об этом дальше.
Выполнили танкисты и вторую стоявшую перед ними задачу: взяли целым и невредимым в городе Мосты по строенный немцами крупнейший завод синтетического горючего, на продукции которого в последнее время держалась авиация врага.
3-я гвардейская армия Гордова наносила удар на Прагу прямо с севера и, взаимодействуя с 3-й гвардейской танковой армией Рыбалко, должна была овладеть городом с северо-востока и востока. 4-й гвардейской танковой армии Лелюшенко предстояло ворваться в Прагу с запада и юго-запада.
Овладение Прагой планировалось в самые сжатые сроки. Высокие темпы наступления требовались от всех армий. Но изюминка плана заключалась в другом: сначала общевойсковые и танковые армии совместными усилиями осуществляют прорыв обороны противника, в дальнейшем же все наши подвижные танковые и механизированные соединения смело вырываются (вперёд на максимально высоких скоростях, какие только допускают обстановка и состояние дорог, движутся к Праге, не оглядываясь и не заботясь о том, что происходит у них за спиной. Их задача сводится к одному: с ходу овладеть Прагой. А уже потом, когда они завяжут бои и отрежут врагу пути отхода для соединения с основными силами группировки Шернера, на помощь им подоспеют и общевойсковые армии.
И хотя, надо отдать должное, все армии наступали на Прагу высокими темпами, но то, что туда ринулось десять танковых корпусов — тысяча шестьсот танков — 1-го Украинского фронта, было решающим фактором.
Тысяча сто танков и самоходок, введенные в бой на главном направлении, а также весь автотранспорт танковых войск имели более чем полуторную заправку дизельным топливом и бензином. Они были обеспечены горючим на всю операцию до конца, вплоть до Праги. И ни одна боевая машина из-за нехватки горючего не встала в пути
Исключительную мобильность проявили в этой операции артиллеристы. Чтобы обеспечить задуманный план, нам пришлось за небывало короткий срок (с 4 по 6 мая) перебросить, в основном с берлинского направления, и сосредоточить на участке прорыва главной ударной группировки не только упоминавшиеся выше пять артиллерийских дивизий, но и ещё около двадцати артиллерийских бригад, примерно столько же отдельных артиллерийских и миномётных полков, большое количество зенитной артиллерии. Всего за эти дни мы сосредоточили на главном направлении удара пять тысяч шестьсот восемьдесят орудий и миномётов. Плотность огня на участке прорыва 5-й гвардейской армии Жадова достигала двухсот и более стволов на километр.
2-я воздушная армия под командованием генерала С. А. Красовского выделила для действий на основном направлении тысячу девятьсот и на вспомогательном — триста пятьдесят пять самолётов. Кроме прикрытия войск, обеспечения переправы через Эльбу и массированных ударов по живой силе и технике врага перед авиацией была поставлена задача: не дать возможности противнику маневрировать по железным дорогам, практически выключить все крупнейшие железнодорожные узлы вокруг Праги.
Я говорю сейчас о главном направлении удара. Но и на вспомогательном, у Лучинского и Коротеева, были сосредоточены немалые силы, в том числе около трёх тысяч семисот орудий и миномётов, около трёхсот танков и две артиллерийские дивизии прорыва. Вместе с ними наступал танковый корпус 2-й армии Войска Польского.
Недостаток времени не позволял нам готовиться к наступлению с обычной методичностью. Приходилось одновременно перебрасывать войска, сосредоточивать их, тут же создавать группировку, полагая, что, если какие-то части и не успеют подойти в назначенное место к назначенному сроку, наступление вое равно начнется и им придется наверстывать упущенное время на ходу. По существу, и переброска войск, и их сосредоточение, и переход в наступление — все слилось в Пражской операции в единый неразрывный процесс. И в этом была одна из основных особенностей этой операции.
4 мая в штаб фронта были вызваны на совещание командующие армиями. При обсуждении здесь всех аспектов предстоящей операции фактор времени выдвигался на первое место. Было подчеркнуто, что нам предстоит не просто преодолеть Рудные горы и Судеты, а в буквальном смысле слова чуть ли не перелететь через них.
Одной из предпосылок успеха являлось состояние войск противника. И об этом тоже говорилось на совещании.
Я никогда не был склонен недооценивать возможности сопротивления немцев. Но в данном случае, требуя от командующих армиями стремительных и безостановочных действий, счёл необходимым подчеркнуть, что хотя нам и противостоит группировка, мощная по численности и серьёзная по вооружению, однако после падения Берлина моральное её состояние, как и всей немецкой армии в целом, подавленное, она надломлена и её остается только доломать. Судя по многим признакам, немецкие штабы уже не в состоянии оценивать и охватывать взглядом все происходящее с той точностью, с которой они обычно это делали. Поэтому мы должны идти не только на смелые, но и на дерзкие решения, показывая высший класс оперативного и тактического искусства, считая и экономя каждую минуту.
От танковых войск требовалось, отрываясь от пехоты и не ввязываясь в бои за города, обходить опорные пункты и смело рваться вперёд и вперёд. Общевойсковым армиям — в максимальной мере использовать весь наличный автотранспорт, не делая ни одного шага пешком там, где можно воспользоваться машинами. От командиров и штабов, вплоть до штабов дивизий и полков, требовалось: осуществлять руководство боем не на длинных, а на самых коротких дистанциях, и в то же время с самым широким использованием управления по радио; командирам находиться непосредственно в боевых порядках, чтобы все было в их руках и в их зоне видимости.
Специальное указание не допускало разрушения городов, заводов, населенных пунктов. Следовало помнить, что мы вступаем на территорию дружественной союзной страны.
Требуя от войск по возможности не ввязываться в бой за населенные пункты там, где только это возможно, мы не только обеспечивали стремительность продвижения войск, но и желали избежать жертв среди мирного населения.
Не хотели мы излишнего кровопролития и среди немецких солдат. Было приказано всюду, где это возможно, выходить на фланги и тылы немецко-фашистских частей и соединений, стремительно окружать их, расчленять и предъявлять ультиматумы о сдаче в плен. В этом смысле предоставлялась полная свобода инициативы и командующим армиями, и командирам соединений.
Под лозунгом «Вперёд, на Прагу! Спасти её. Не допустить, чтобы она была разрушена фашистскими варварами!» велась вся партийно-политическая работа в частях. И надо сказать, что, несмотря на усталость войск после Берлинской операции, лозунг был всюду подхвачен.
Об этом говорилось и на том двухчасовом совещании с командующими армиями, о котором я довольно подробно рассказал. Получилось, что оно было последним в ходе войны. Последний раз перед последней операцией собрались в штабе фронта все командармы, которым предстояло её осуществить. Должно быть, потому оно и запомнилось мне...
Прежде чем перейти к описанию самой операции, начавшейся не 7 мая, как это планировалось, а на сутки раньше — 6 мая, мне хочется хотя бы в нескольких словах сказать о некоторых своих соратниках, вместе с которыми мне предстояло осуществлять эту операцию войны и о которых я по ходу предыдущего повествования все ещё не сказал.
Первым среди них я хотел бы назвать командующего 13-й армией генерал-полковника Николая Павловича Пухова. Я уже много писал о действиях его армии и в Висло-Одерской, и в Берлинской операциях, да и в Пражской операции его армия оказалась на высоте и превосходно выполнила поставленную перед ней сложнейшую задачу.
Николай Павлович Пухов, безвременно ушедший от нас, был человеком с большим боевым и служебным опытом. До войны он преподавал в Академии имени М. В. Фрунзе, командовал дивизией и корпусом и уже в первые месяцы войны был выдвинут на должность командующего 13-й армией, прошёл вместе с нею весь путь от Подмосковья до Берлина и Праги. Он участвовал в сражении на Курской дуге, приняв там на себя основной удар немцев по северному фасу нашей обороны. Его армия одной из первых форсировала Днепр и потом прошла с боями всю Украину и Польшу. Одной из первых она вышла на Вислу, форсировала её вместе с танковыми войсками и захватила сандомирский плацдарм.
При форсировании Вислы Пухов в очень сложной обстановке проявил большое мастерство, находчивость, смелость и настойчивость. Противник делал буквально все, чтобы спихнуть нас с плацдарма. В первый период боёв за плацдарм эти жесточайшие контратаки пришлись главным образом на долю армии Пухова.
В этой тяжелой борьбе с самой лучшей стороны показал себя и начальник штаба 13-й армии, талантливый штабист генерал Г. К. Маландин. Большую роль в организации партийно-политической работы сыграл и член Военного совета армии генерал М. А. Козлов.
На протяжении всего довольно длительного периода, когда я мог лично наблюдать работу Военного совета 13-й армии, она представлялась мне образцом, достойным подражания. В ней чувствовалась слаженность, четкая организация, дух истинного товарищества. Военный совет 13-й армии являл собою пример того, как в условиях полного и безоговорочного единоначалия каждый в этом руководящем коллективе находил свое место и с наибольшей пользой отдавал делу все свои силы.
Иногда в первое время работы с Пуховым мне казалось, что Николай Павлович несколько мягковат, недостаточно твёрд. Узнав его ближе, я убедился, что этот внешне мягкий, спокойный человек способен проявить решимость в сложной обстановке и твёрдой рукой поддержать в армии порядок.
Николай Павлович умел опираться на ближайших своих помощников, доверял им, высоко и по достоинству ценил своего начальника штаба.
С несколько неожиданной стороны раскрылся передо мною Николай Павлович в дни взятия Берлина. Как раз у Пухова мне и довелось отметить 1 Мая; по существу, Берлин был уже взят. Прямо на командном пункте на скорую руку был организован праздничный обед, и тут я, может быть, впервые, хотя воевали мы вместе давно, увидел Николая Павловича просто в роли гостеприимного хозяина.
Никогда не ожидал, что Пухов такой любитель и мастер попеть. Что только он не пел в тот вечер! Был в полном смысле запевалой, всех увлек. Особенно хорошо пел он лирические песни. Вся его душевность, сердечность, открытость, скованные обстановкой войны, в этот вечер как бы прорвались наружу...
Некоторые из командармов нашего фронта по условиям обстановки в заключительных операциях войны оказались не на главных, а на второстепенных направлениях. Их армии занимали оборону, прикрывали фланги наших наступающих ударных группировок, сковывали противника, то есть выполняли совершенно необходимые в масштабах фронта, но, так сказать, неброские задачи, о которых обычно упоминается самым кратким образом, основное же внимание сосредоточивается на том участке фронта, где осуществляется прорыв, где развертываются главнейшие события.
В такой относительно незаметной роли в последних операциях войны оказался командующий 52-й армией генерал Константин Аполлонович Коротеев. И он и его армия прошли славный и нелегкий боевой путь, и если он во главе своей армии не штурмовал непосредственно Берлин и не входил в Прагу, ему тем не менее пришлось нести свою долю ответственности за осуществление этих операций войсками фронта, а значит, и у него имелась совершенно законная доля гордости за их успех. Коротеев и его войска обеспечивали этот успех там, где им было поручено, в том числе и в жестоких боях под Герлицем, где его армию с такой яростью контратаковали немцы.
К сожалению, генерал Коротеев, как и многие другие военачальники Великой Отечественной войны, рано ушёл от нас. Очевидно, как это принято теперь говорить, сказались «перегрузки» военного времени, то огромное напряжение, вызванное чувством постоянной ответственности за дело и за жизнь десятков тысяч людей, которое прежде всего и определяет справедливость подсчета: год войны — три года службы.
Коротеев был опытным боевым командармом, добросовестным и умелым исполнителем всех тех задач, которые ставил перед ним и его армией фронт. Он воевал честно, много, никогда не хитрил и никогда не уклонялся от осуществления самых сложных операций, выпадавших на его долю...
Иван Терентьевич Коровников — командарм 59 — тоже оказался в ходе Берлинской и Пражской операций на направлениях, хотя и ответственных, но с точки зрения общих задач фронта все-таки второстепенных. Не то что в Висло-Одерской операции, когда Коровников был на одном из главных направлений и сыграл важную роль в освобождении Кракова. В последующем центр тяжести событий переместился на правое крыло нашего фронта, и Коровников оказался в менее заметном положении.
59-я армия была переброшена к нам в конце 1944 года с Ленинградского фронта. Помимо деловых соображений у меня была и чисто личная причина радоваться встрече с Иваном Терентьевичем.
Дело в том, что в тридцатые годы, когда я командовал особым корпусом в Монголии, Коровников был комиссаром этого корпуса, хотя образование имел командное. У меня о нем сохранилось самое лучшее мнение: это был замечательный коммунист, хороший воспитатель, отличный товарищ, честнейший человек.
И теперь, когда мы встретились с ним в новых ролях — я командующий фронтом, он командующий армией, — я приезжал к нему как к своему старому боевому другу и товарищу. Но должен сказать, что скидок я ему ни в чем не делал, требовал с него полной мерой и в душе был рад, что он хорошо выполняет поставленные перед ним задачи, потому что, будь по-иному, спуска я бы ему не дал, несмотря на старую дружбу.
Генерал Коровников со своей армией особенно активно и успешно действовал при освобождении Кракова и в Верхне-Силезской операции. Иногда, правда, он жаловался, что я мало даю ему танков, а он хорошо знал танковые войска и имел вкус к их использованию. Но ничего не поделаешь, обстановка складывалась так, что основные танковые массы приходилось бросать на другие направления, хотя и в Берлинской и в Пражской операциях армия Коровникова несла нелегкую службу, обеспечивая наш левый фланг на довольно растянутом фронте.
Вспоминая сейчас о военной деятельности этого человека, я должен сказать, что он достоин самого глубокого уважения...