Русская басня - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 13
М.Н. Муравьев
СУД МОМОВ
К М. А. Засодимскому
Ты часто, слушая стихи мои с раченьем,Прочь гонишь от меня прельщающий туман:Здесь рифмой оскорблен, там смысла опущеньем, Свергаешь без чинов мной чтимый истукан.Послушай: я еще являюсь с сочиненьем,Чтоб случай дать тебе свой править важный сан.Насмешник греческий, писатель остроумный,Такую повесть нам оставил Лукиан, Что будто в день какой-то шумный Нептун, Минерва и Вулкан Похвастать вздумали верховностью своею В художествах: кто лучше из троих Покажет образец способностей своих — И Мома выбрали судьею. Известно, парень вострый Мом: Ума имеет он палату,И уж не спустит он приятелю, ни свату, Лишь только бы блеснуть умом.Условье сделано, и день суда назначен. Вулкан к мехам, Нептун во глубину,Богиня мудрости в Афинскую страну — И ну трудиться. Труд удачен. В условный день, лишь начало светать, В какой-то роще отдаленной, Внизу Олимпа насажденной,Изволили мои художники предстать Суда во ожиданье.Работу рук своих, Нептун вола привлек;Минерва — на столпах великолепно зданье; Вулканом изваян (возможно ль?) человек. Приходит Мом. И что вы, добры люди, Подумаете,— он учтивость сохранит?«Твой вол прекрасный зверь,— Нептуну говорит,— Но он бы был сильней, рога имев у груди». Минерве: «Сей фасад Сияющ, и по всем он правилам построен;Но ежели сосед и зол, и беспокоен —Что сделаешь? Нельзя перенести палат».Впоследок очередь дошла и до Вулкана:«Вся хитрость во твоем труде истощена.Но для чего в груди не сделано окна,Чтоб правду отличать льзя было от обмана?» Окончен суд, и участь всех равна. Тогда мои узнали поздно боги,Что трудно и богам на Мома угодить.Зачем же критике, пииты! вас щадить?К чему ваш крик и шум? Судьи должны быть строги.КУЧЕР И ЛОШАДИ
Не ведаю того, в каком то было лете И точно коего то месяца и дня;Лишь ехал господин по улице в карете,— То только знаю я.На козлах кучер был с предолгими усами И тамо управлял упрямыми конями.Не так на небесах гордился Фаетонт Иль Ахиллесов вождь коней Автомедонт.В то время, как то он без правил и закона Скакал к стенам прегорда Илиона,Как кóзел с высоты, скиптр кучерский в руках, Подобно как индейский шах,Гордился кучер мой и так превозносился: «Какая часть моя! Где я?В какой высокий чин на свет я сей родился?Се подданны мои, на них мне власть дана,Тварь бедна, для меня лишь ты сотворена!»Но в час, плачевный час, как хвастал он надменно, Неслыханное зло в то время совершенно: Конь в брюхо брык, Упал мужик. Поднялся крик.Кто прежде в высоте вверху был над конями, Тот стал под коньими ногами.О вы, великие и сильны на земли!Толь страшну истину из уст моих внимая, Страшитесь, чтобы не могли Вы гордостью дойти погибели до края.И вы, всевышнего подобие и вид, Цари, я к вам мой глас днесь обращаю, Простите мне, коль я воспоминать дерзаю,Что не презрение любовь к вам в нас родит.ВЕРХУШКА И КОРЕНЬ
Когда-то Корень так в себе сам говорил: «Зачем мне истощать своих лишь токмо сил, Чтобы Верхушку, Такую лишь вертушку, Кормить, Поить И на себе носить?Затем ли сделан я, чтоб ей слугою быть? Нижé она мой повелитель, Нижé и я ее служитель: Всегда ль мне ей оброк платить? ВитьИ без тебя, мой друг, могу же я прожить.Ин сем-ка ей давать свои не стану соки,Не ссохнут ли ее авось-либо широки Боки,На коих лишь сидят вороны да сороки».Так страшно, в ревности своей, мой Корень рек И с словом все пути к Верхушке он пресек,Чрез кои он ей слал питательную воду. Приблекло деревцо, свернулись ветви вдруг, И наконец Верхушка — бух;И Корень мой с тех пор стал превращен в колоду. Что ж? Вить то не ложь,И басенка моя не простенька игрушка:Итак, какой же бы из ней нам выбрать плод? Правительство — Верхушка, А Корень — то народ.ПОЛОВИЦА
Когда-то Половица Изволила поднять носок И вздвинуть свой бочок Так, что другая уж сестрица Высокородия ея Была подножием сестрицы ног сея. «Поди,— она ей говорила,— И с нами не якшись;Поди и побеги во всю досочью рысь, Поколе будет сила».Увидев господин, что досочка поднялась, Велел ее стесать: она с другой сровнялась.Я, горделивец, баснь пишу тебе сию: Подобно унизят кичливость и твою.ПЕРО
К его превосходительству Александру Петровичу Ермолову
Не на брегах прозрачной Аретузы, Но там, где Вологда медлительно течет,В смиренну сень мою спустились кротки музы,И прелесть некая с тех пор меня влечет Их несть приятны узы.Уже и Олешев внимал стихам моим Средь сельских долов; Теперь хочу я именем твоим Украсить басенку, чувствительный Ермолов. Когда-то (может быть, теперь)Перо со Автором быть стало не согласно,Сказало так ему: «Мой друг, себе не верь И не хвали свое сложение прекрасно. НапрасноТы стал бы без меня головушку ломать;Тебе бы никогда стихов не написать.Когда бы за меня не думал ты приняться,Не стал бы ты со мной за рифмою гоняться. А ты меня отнюдь не бережешь,Раз со сто всякий час в чернила обмакнешь,— Чей тут Поболе труд?Спокойно ты сидишь, я только что черкаю — И после то ж мараю. Так потому стихи сии, Без прекословия, мои».Писатель, тронутый, сказал во оправданье: «Неправедно сие, мой свет, твое желанье:Орудьем было ты стихи сии писать, Но я их сочинитель». Сильнее можно бы сказать:Невидимый в нас ум — деяньям повелитель;Льзя быть деятельным, хотя не хлопотать;Победой славится не воин — предводитель.БАСНЬ
Подражание Де Ла Фонтеню
Гора в родах Стон страшный испускала И причиняла смертным страх. Вселенна представляла,Что город та родит, поболе, как Париж.— Она родила мышь.Когда себе сию я баснь воображаю, Рассказ которой лжив, Но смысл правдив, Я стихотворца представляю, Что в восхищенье восклицает:«Пою, как поборал врагов Великий Петр!»То много обещать, что ж из того бывает? Ветр.ЗЕРКАЛО
Венецианского искусства труд чудесный,Стояло Зеркало в палате золотой, И прямо против точки той,Где солнце из-за волн спешит на свод небесный. Уж первый луч его взливался на буграх И нежным горизонт румянцем багрянился, Пастух, что мучим быв любовью, пробудился, Бродил глухой стезей с овечками в полях.Уже настал тот час, что солнце выходило Из туч И, лучВ пространство устремив воздушное, открыло Во тьме лежавший свет. За ним вослед Такой же солнца круг и в Зеркале явился,И золотом кристалл горящим воспалился. Сиянье Зеркало в кичливость привело,И вот какую речь оно произнесло:«Вселенной взоры днесь я с солнцем разделяю И всё то презираю, На что я ни гляжу:Сиянья равного ни в чем не нахожу».Но туча мрачная закрыла солнце с краю; Весь блеск пропал; Кристалл Сумрачен стал.Лучами милости вельможа осиянный Мечтает, что пред ним преклонится весь мир; Но только станет ветр дыхать непостоянный — Льстецы бегут, один останется кумир.ИЗГНАНИЕ АПОЛЛОНА
На Феба некогда прогневался Зевес И отлучил его с небес На землю в заточенье.Что делать? Сильному противиться нельзя; Так Аполлон тотчас исполнил изреченье:В простого пастуха себя преобразя,В мгновение с небес свое направил странство Туда, где пенится Пенеев быстрый ток. Смиренно платье, посошок И несколько цветов — вот всё его убранство. Адмету, доброму Фессалии царю,Сей кроткий юноша услуги представляет.И скоро царскими стадами управляет.Находит в пастырях худые нравы, прю, Сердец ожесточенье, О стаде нераченье,—Какое общество поборнику искусств! Несчастлив Аполлон. Но сладостной свирельюСтарается еще открыть пути веселью,Поет — и се уже владыка грубых чувств: Влагает в пастырей незнаемую душу, Учтивость, дружество, приятный разговор, Желанье нравиться; к нему дриады с гор И нимфы ручейков сбегаются на сушу. Небесны боги сами, Один по одному,С верхов Олимпа вниз сходилися к нему,И сельские поля сравнялись с небесами.Зевес изгнанника на небо возвратил. Искусства исправляют нравы.Тот первый варваров в людей преобратил, Который выдумал для разума забавы.