61332.fb2
Совместная деятельность Еврейского Национального Комитета и Бунда была очень разветвленной.
Около 12 тысяч человек, из 20 тысяч укрывавшихся в Варшаве евреев, находилось под опекой еврейских организаций, которые ежемесячно выдавали подопечным небольшую сумму на жизнь, ибо у евреев не было и не могло быть в этих условиях никаких источников заработка.
Еврейские организации заботились об укрытиях для бежавших из лагерей и из других гетто, для пришедших из лесов и для покинувших "сгоревшие" малины. Когда евреев переводили из одного укрытия в другое, наши люди сопровождали их, чтобы в случае надобности - выкупить.
Мы торопимся помочь каждому: попал еврей в руки врагов, и можно еще его выкупить - сумма не останавливает нас.
Еврейское подполье выправляет также необходимые документы, которые поставляет отдел польского "Совета помощи евреям". Есть два вида документов: "липовые", собственного изготовления, выписанные на вымышленное имя, и подлинные документы погибших людей, имена которых значатся в списках муниципалитета. Мы достаем эти документы через муниципальных чиновников, управляющих домами, дельцов.
Обладатель такого документа чувствует себя уверенно: если его задержат, то муниципалитет всегда подтвердит, что данное лицо зарегистрировано в муниципальных списках. Но и положение обладателей настоящего паспорта не надежно. В глазах немецких и польских полицейских все документы имеют одинаковую цену. Заподозрив неладное, они прежде всего спрашивают:
"Сколько заплатил за это?"
Наша деятельность не ограничивается пределами Варшавы. Подполье посылает своих связных в леса. Они доставляют туда и в лагеря Травники, Понятов, Скаржиско, Ченстохова, Плашов оружие, деньги, фальшивые паспорта на случай побега.
Еврейское подполье черпает силы в контактах с еврейским миром и с Эрец-Исраэль. Нелегальная почта, которая доходит до нас разными путями, подымает наш дух. Деньги, которые мы получаем из-за границы, это больше, чем просто материальная помощь: они - свидетельство нашего братства.
В письмах инженера Раиса, доктора Шварцбарда (Анзелм Райс и Игнац Шварцбард, видные деятели польского еврейства. В годы войны пытались организовать политическую, моральную и материальную помощь еврейскому населению оккупированной Польши.) и других черпаем мы силу. Каждое слово западает глубоко в душу и остается там. Письма эти для нас - луч света, который проникает сквозь щелочку в тюремную камеру.
Нам отчасти помогает польское подполье, создавшее "Совет помощи евреям" (РПЖ). В Совет входит элита польской интеллигенции: ученые, общественные деятели, демократы. В рамках РПЖ становится возможной и деятельность еврейских организаций помощи.
Борьба кучки людей за спасение жизни евреев, надежды тех, кто сидит в убежищах, - все это сопровождается жестокими разочарованиями, постигающими нас ежедневно. Обнаруженная немцами "малина", пойманные на улице евреи и другие беды усиливают сомнения, рождающиеся в сердце: не напрасны ли все наши старания? Зачем мы бьемся из последних сил, если в конце концов всех поймают в сети, как рыб? Но нас гонит жажда жизни: пока ты жив - делай все, чтобы не умереть.
24.5.1943
Летний день клонится к концу. Солнце катится на запад. Последние его лучи пробегают по комнате, и она погружается во тьму, и только верхний угол под потолком еще освещен.
Сумерки гнетут душу, и ты не можешь не думать: чем кончится этот день?
Крадучись, входит Ицхак, измученный и грустный. Пропал его привычный юмор. Молча ходит он из угла в угол. Наконец Цивье удается выпытать у него то, что он хотел скрыть от меня, опасаясь за мое здоровье. Потом я заставляю Цивью открыть мне правду: нашей группы на улице 11-го ноября не существует.
Мало-помалу всплывают все подробности: в здании фабрики на улице 11-го ноября, там, где находились Тося Альтман, Элиэзер Геллер, Марек Мейерович, Моше Шарфштейн, Зиги Киршнер, Ицхак Моргенлендер, Шифра и Маня Гранек, случайно вспыхнул пожар.
Пламя охватило находившийся внутри целлулоид, и в несколько минут весь дом был в огне. Все, кто скрывался здесь, сгорели. И только Элиэзеру удалось бежать. Тося Альтман и Шифра, обожженные, выскочили на улицу и попали в руки к польским полицаям, которые выдали их немцам. Тосю и Шифру отвезли в больницу, но не оказали им никакой медицинской помощи, и обе они в муках скончались.
Несчастья не были редкостью в гетто, печальные вести приходили каждый день. Но страшнее этого еще, кажется, не было. Еще теснее стал наш круг, мы потеряли лучших товарищей и друзей. С несколькими из них я прошел вместе весь путь - борьба, восстание, канал. Уцелели, спаслись, вышли живыми из всех испытаний, и неосторожно зажженная спичка положила конец их жизням.
Для еврея на арийской стороне неожиданно блеснул луч надежды. Пополз слух, что можно купить за большие деньги паспорт иностранного подданного и покинуть Польшу! Эти волнующие слова завораживали евреев в подвалах, в дырах, в укрытиях, в нишах, прятавшихся в двойных стенах. Все будничные заботы отодвигаются на второй план. Теперь у всех одна мечта: стать гражданином какой-либо нейтральной страны.
Богачи, все еще сохранившие золото и доллары, стараются найти "первую руку" - тех, кто делает эти "элексиры жизни". Они не скупятся, платят разным посредникам, и бывает, становятся счастливыми обладателями волшебной бумажки.
Беднякам, с трудом добывающим скудные средства существования и деньги на квартирную плату, остается лишь завидовать богачам и горько жаловаться на свою судьбу: из-за отсутствия денег у них очень мало шансов на спасение.
Источник всех этих слухов - гестапо. Гестаповцы пустили слух, что у них в руках много виз, присланных консульствами нейтральных стран, а те, кому предназначались эти визы, уже давно мертвы. Гестаповцы готовы продать эти визы за хорошую цену другим, которые назовутся именем погибших.
Еврейские "гестаповцы" - Кениг, Адам Журавин и другие - составляют списки кандидатов на получение виз (гестаповцы утверждают, что обладателей виз посылают пока в специальный лагерь для иностранных подданных в Вителе (В лагере Витель (на востоке оккупированной Франции), содержались евреи из Польши, имевшие иностранные паспорта. Большинство их было отправлено в Аушвиц.).
Всех зарегистрированных собирают в гостиницу "Отель Польски" на улице Длуга, 29. И она уже переполнена. Время от времени "иностранцев" группами отправляют в пересыльный лагер в Павиак, а оттуда в Витель. С собой разрешается брать багаж без всяких ограничений.
Одна группа выезжает, другая - прибывает в "Отель". Мест меньше, чем желающих. Гостиница стала единственным во всей Варшаве островком, где евреи могут жить открыто, на виду у гестапо, и потому здесь находят убежище и те, у которых нет заграничных паспортов: евреи, у которых нет "малины", или те, которые вынуждены были ее покинуть и скитаться по улицам, пробираются в "Отель", смешиваются с толпой "иностранцев" - и не опознаешь их. "Отель" служит им временным пристанищем, пока не найдут они нового убежища. Но гестаповцы пронюхали неладное, сделали обыск, всех "незаконных" обитателей гостиницы отправили в Павиак и там расстреляли.
Но вся эта история с "Отелем" не так проста и для состоятельных людей. Бедняки, сетующие на свою судьбу, не знают, как велика опасность, которой подвергаются "счастливцы", не слышат голоса смерти, сопровождающего богатство.
А "счастливцам" - "иностранцам" ведь тоже нелегко: им не дает покоя вопрос, отчего это злодеи, выслеживающие во всех дырах каждого еврея, каждого еврейского ребенка, вдруг подобрели и начали спасать евреев?
Все это очень странно: немецкие отряды взрывают последние бункеры в гетто, рыщут по всем укромным местам, не прячутся ли там евреи, вынюхивают бежавших из гетто на улицу, - и в этот самый час они, "счастливчики", сидят на виду у всех в гостинице на ул. Длуга, 29. Немцы, снующие повсюду, не причиняют им зла. Не означает ли это, что немцы пошли на хитрость, чтобы поймать в сети тех, кого не удалось выловить раньше? Объявив о "заграничных паспортах", они соберут всех этих простаков, которые придут добровольно со всем своим добром!
В памяти все чаще всплывают картины недалекого прошлого: и во время акций немцы сознавали у некоторой части евреев иллюзию безопасности, выдавая "рабочие карточки", посылая в мастерские, на фабрики и т.д. И именно этих, уверенных в своей безопасности евреев, немцы уничтожили, когда им вздумалось. Может, и "заграничные паспорта" не что иное, как обман? И никого не могли успокоить письма, прибывавшие из лагеря Витель, откуда евреи писали, что все в порядке и что живут они свободно под защитой Международного Красного Креста. Ведь в июле-августе 1942 года в Варшаву прибывали такие же письма из Треблинки, в них тоже говорилось, что все благополучно и т. д.
В душе каждый взвешивает, зарегистрироваться ли в "Отель Польски" или нет - и все больше склоняется к мысли - "да". Война продлится еще долго, и скрываться станет все труднее и труднее будет не попасть в лапы гестапо.
Нервы напряжены до крайности. Постоянно терзают душу страх и неуверенность. Семь раз избежишь опасности, а на восьмой попадаешься. Лучше уж попытать счастья в "Отеле". Правда, и здесь подстерегают опасности, но зато теплится и искра надежды: а вдруг немцы на сей раз не врут, вдруг и в самом деле решили оставить в живых немного евреев, чтобы показать миру, что не такие уж они убийцы, как всем кажется. А, может, они это делают так просто - из спортивного интереса.
Как тут будешь умником, когда речь идет о жизни и смерти? Кто посоветует, что делать? Тут надо решать только самому. Но серьезные общественные деятели, и в том числе директор "Джойнта", Д. Гузик, дают евреям деньги, чтобы они могли купить эти иностранные паспорта: а вдруг в этом спасение?
12.6.1943.
Наша хозяйка ведет точный счет дням и еврейским праздникам. Еще две недели назад она высчитала, когда будет Шавуот.
Нетерпеливо ждет она субботы и праздников. Зажигая свечи или готовя праздничный обед, она хочет напомнить себе и нам о еврейских традициях.
Она, правда, не получила религиозного воспитания, но справляет праздники на свой лад. Мы можем не беспокоиться - в ее доме с нами ничего не случится, ее молитвы спасут нас.
Вчера утром она сказала нам, что Шавуот начинаются сегодня вечером. Не все были уверены, что она рассчитала верно: один утверждал, что праздник уже прошел, другой - что он будет через неделю. Но, в конце концов, победила хозяйка.
Первая ночь Шавуот навсегда врезалась в мою память и не из-за праздничных яств, а совсем по другой причине.
Случилось это около 11 часов. Мы уже расставили койки, одну около другой, тесно, как в больнице. Некоторые из нас уже успели лечь, другие раздевались, третьи еще крутились по комнате. Как вдруг мы все замерли на месте: до нас донесся шум приближающейся машины. Он слышался все громче и ближе.
Мы погасили свет, быстро убрали койки, свернули и спрятали постели и побежали в нишу. Все это молча, на цыпочках, чтобы не возбудить подозрений.
Слышим: машина остановилась у нашего подъезда, несколько человек вышли из нее, с улицы до нас доносятся их голоса.
Ясно: гестапо накрыло нашу "малину". Мы стараемся замести следы, авось нам удастся обмануть гестаповцев. А не удастся - пистолеты при нас.
Звонят внизу. Шаги по лестнице. Они приближаются к нам. На третьем этаже они стихают. Решающая минута! Остановились. Стучат в дверь. Да ведь не в нашу - молнией сверкнуло в голове.
А, может, они ошиблись, стучат к соседу, чтобы расспросить о нас? А, может, и у соседа в квартире - "малина"?
Нервы наши напряжены. Темень. В окно пробился свет уличного фонаря, те, кто стояли в освещенном его бликами углу, имели возможность переглянуться.
Многое передумали мы в эти минуты: разумеется, это хороший признак, что они так долго сидят у соседа, если бы они искали нас, то не стали бы задерживаться в его квартире; но пока они тут, рядом, опасность велика.
Наступает критический момент: они выходят из соседней квартиры. Еще минута - и они у нас. Но нет - они спускаются с лестницы. Отлегло от сердца. Чем ниже они спускаются, тем спокойнее мы становимся. Когда шаги затихли, мы окончательно успокоились и принялись гадать, что это было.
Но радость наша оказалась преждевременной: они возвращаются. Мы в ужасе. Но и на сей раз они идут к соседу. И так несколько раз они поднимаются и опускаются. Мы не можем понять, что происходит.