Иван Ефимович Петров, только что побывавший в Генеральном штабе и Ставке, несомненно, был гораздо лучше меня осведомлен об общем положении на фронтах после наших военных неудач первой половины лета. Но, как всегда, командарм Петров ни на минуту не терял бодрости духа. Он черпал ее в политике партии, в тесном общении с бойцами, беззаветно веря, что у защитников Родины, у всего нашего народа хватит мужества и сил выдержать любые тяжкие испытания. Иван Ефимович не раз повторял одну фразу из приказа № 227, выражавшую, как он говорил, ключевую мысль этого документа: выдержать удар врага сейчас, в ближайшие несколько месяцев - это значит обеспечить за нами победу.
На прощание мы крепко обнялись с Петровым, не загадывая, где и когда доведется увидеться и доведется ли вообще. Довелось не скоро - только после войны.
* * *
Глядя на проплывающие под крылом самолета приволжские степи, на светлые пятна высохших соляных озер, я все еще жил новостями из последних кавказских оперсводок.
Новости были невеселые. Гитлеровцы овладели Невинномысской и продвигались вдоль притоков Кубани вверх, к перевалам. Шли бои под городом Минеральные Воды. Вспомнилась карта разведотдела с синими стрелами, направленными в Закавказье...
Судя по всему, на сталинградском направлении натиск врага был не слабее. Где все-таки противник наносит самый главный удар - на Кавказе или на подступах к Волге? Это было еще не особенно ясно, во всяком случае для меня. Бои на кавказском и сталинградском направлениях воспринимались как тесно взаимосвязанные: положение в каждом из этих огромных смежных районов не могло не сказываться на ходе боевых действий в другом. Как стало известно потом, фашистские стратеги еще в самом начале войны определяли эту взаимосвязь так: предпосылкой наступления через Кавказ является выход к Волге.
Вылетая, мы рассчитывали сесть в самом Сталинграде. В воздухе летчик получил команду садиться в Капустином Яре, на левом берегу Волги. Оказалось, что сталинградский аэродром подвергся утром вражескому налету.
На правый берег, в город, добрались довольно быстро. Нас уже ждала машина, не было задержки и на паромной переправе.
Сталинград, расположенный недалеко от моих родных мест, я знал с юности, еще с тех пор, когда город был втрое меньше и назывался Царицыном.
Помню, был здесь на исходе гражданской войны, когда мы, курсанты саратовских курсов красных командиров, следовавшие в действующую армию на Кавказ, пересаживались в Царицыне с парохода в железнодорожные теплушки... А в конце тридцатых годов увидел Сталинград, преображенный первыми пятилетками. Тут вырос знаменитый Тракторный завод имени Ф. Э. Дзержинского - гордость всей страны - и немало других предприятий, над домишками старых рабочих поселков поднялись громадные по тому времени жилые корпуса.
В ту пору - такая уж была у меня служба - мне доводилось плавать чуть ли не по всей Волге. Сталинград, растянувшийся вместе с пригородами на добрые полсотни километров по высокому берегу, открывался взгляду квартал за кварталом...
Ту же знакомую картину увидел я и теперь, в середине августа сорок второго. И замерло от радости сердце: Сталинград невредим!
Это я понял, еще находясь на левом берегу. И окончательно убедился в этом, проезжая по городу. Оживленные людные улицы, заполненные пассажирами трамваи, по-южному распахнутые настежь двери магазинов... В заводской части дымили десятки высоких труб. На огромный цех походил и волжский берег повсюду краны, нефтебаки, груды металла на земле и причаленных баржах.
Город жил и работал. И, конечно, прежде всего - на оборону. Ведь его заводы могли плавить сталь, производить оружие, боевые машины (как я потом узнал, фронт тогда ежедневно получал от сталинградцев около десяти новых танков, а орудий - на целый противотанковый полк).
Но вид не тронутого войной, полного будничной сутолоки большого города остро и тревожно напоминал о том, как приблизилась к нему еще недавно далекая линия фронта. На западе она проходила по Дону, в каких-нибудь шестидесяти - семидесяти километрах от этих дымящих заводов и людных зеленых улиц. Мне еще не было тогда известно, что с южной стороны, где положение одно время стало наиболее опасным, врага остановили менее чем в тридцати километрах от Сталинграда.
Миновав центр, машина пересекла по деревянному мосту устье полупересохшей Царицы. Затем, удаляясь от Волги, мы свернули в извилистые, разделенные оврагами улочки юго-западной сталинградской окраины, застроенной одноэтажными домиками, утопавшими в садах. Тут я никогда еще не бывал.
Фронтовой КП, куда надлежало явиться, помещался в школьном здании у Дар-горы. Фактически это был командный пункт двух фронтов. Сталинградский фронт, образованный 12 июля, к августу раздался в ширину на несколько сотен километров, и его разделили на два: Сталинградский (правое крыло прежнего) и Юго-Восточный (левое крыло прежнего). Но так как войска обоих фронтов обороняли Сталинград и требовалась непрерывная координация их действий, Ставка признала необходимым сосредоточить управление ими в одних руках и подчинила Сталинградский фронт командующему Юго-Восточным. Фронты имели отдельные штабы, а командующего одного - генерал-полковника А. И. Еременко. В этой должности он был еще считанные дни, вернувшись только недавно в строй после полученного зимой тяжелого ранения.
Командующий принял меня в присутствии члена Военного совета Н. С. Хрущева. В той же комнате находился и начальник Генерального штаба А. М. Василевский. О том, что он прибыл в Сталинград в качестве представителя Ставки, я не имел понятия и был предупрежден об этом буквально за минуту, у самого порога.
У старших начальников - всех их я видел впервые - были утомленные, но спокойные лица. Еременко привстал, опираясь на палку. Василевский пригласил меня сесть и начал разговор, который и дальше вел в основном он.
- Как себя чувствуете, товарищ Крылов?
- Вполне в рабочем состоянии, товарищ генерал-полковник.
- Рана-то как, дает еще себя знать? - задал уточняющий вопрос Еременко.
Рана, конечно, еще побаливала, но жаловаться на это не хотелось. Ответил, что с этой рапой я уже в Севастополе воевал, а после того сколько времени прошло - что ж о ней говорить!
Василевский кивнул и стал неторопливо, но очень лаконично, как бы взвешивая каждое слово, характеризовать обстановку под Сталинградом. Она определялась в тот момент прежде всего тем, что противник, остановленный на дальних подступах к городу (а на юго-западе, где немцы пересекли внешний оборонительный обвод, - уже и не на дальних), после непродолжительной паузы, понадобившейся ему, очевидно, для подтягивания резервов и тылов, вновь возобновил активные боевые действия, и натиск его становился все сильнее. С юго-запада наступала 4-я танковая армия Гота, с запада и северо-запада 6-я армия Паулюса. Вместе взятые, они имели, как тогда считалось, до 35 дивизий (потом оказалось - 39), свыше семи тысяч орудий и минометов, больше тысячи танков, а 4-й воздушный флот Рихтгофена поддерживал наземные войска тысячью с лишним самолетов.
Полного состава сил двух наших фронтов, на общем командном пункте которых я находился, мне, естественно, знать не полагалось. Было, однако, ясно - да этого никто и не скрывал, - что на стороне противника значительный перевес в артиллерии, в танках, а особенно - в авиации. Что касается общей задачи, то А. М. Василевский, подчеркнув, что это оценка И. В. Сталина, сказал:
- Оборона Сталинграда и разгром врага, идущего с запада и с юга на Сталинград, имеют решающее значение для всего нашего советского фронта.
Впоследствии эти слова я прочел в директиве Верховного Главнокомандующего.
Наиболее опасным, насколько я мог представить, выглядело положение в полосе 4-й танковой армии Сталинградского фронта и в полосе 64-й армии Юго-Восточного. Но Василевский, подозвав меня к карте, стал показывать позиции 62-й армии, развернутой между теми двумя на левом фланге Сталинградского фронта, а по отношению к городу - прямо на западе. Эта армия держала оборону по левому берегу Дона, от Нижне-Гниловского до устья Донской Царицы, причем довольно большой северный участок - между Нижне-Гниловским и озером Песчаное - только что перешел к ней от правого соседа - 4-й танковой, у которой не хватало сил его оборонять.
- Попытки противника форсировать в этом районе Дон, - пояснил Василевский, - означают самую непосредственную угрозу Сталинграду. - И повторил уже сказанное раньше: - А отстоять Сталинград мы обязаны во что бы то ни стало.
Еременко добавил, что 62-я армия сейчас усиливается.
Подробности относительно шестьдесят второй сообщались, следовало полагать, не просто так, и все же я ждал, когда скажут что-нибудь о 1-й гвардейской, куда у меня было назначение. Наконец Василевский упомянул и ее.
- В первую гвардейскую, - объявил он, - видимо, не поедете. Думаем послать вас в шестьдесят вторую, заместителем к генералу Лопатину.
Александр Михайлович пристально посмотрел на меня своими внимательными темно-карими глазами, как бы проверяя, сознаю ли я, что для решения использовать меня именно так существуют весьма серьезные основания.
Заместители командующих (помимо замов - специалистов по родам войск) были тогда не во всех армиях. До сих пор, как выяснилось, не было заместителя командующего и в 62-й. Сам факт назначения на эту должность говорил о многом. Он подтверждал, что армия находится на исключительно важном участке фронта. Мне оставалось сказать, что постараюсь оправдать оказанное доверие.
- Ну, тогда желаю успеха! - заключил начальник Генштаба. - Пока согласуем с Москвой ваше переназначение, можете немного отдохнуть. Час, а может быть, и два - в вашем распоряжении.
В заключение кто-то из беседовавших со мною начальников спросил о семье, о родителях: где они, как живут? Ответил, что старики - на моей родине, под Балашовом, а жена и дети, которых надолго потерял из виду, после того как расстался с ними у западной границы, нашлись в Казахстане. Живут, как все, - верой в победу.
* * *
Через час с небольшим я был снова в воздухе - на связном У-2.
Перед тем как отправиться на аэродром, я побывал у начальника оперативного управления штаба фронта генерал-майора Ивана Никифоровича Рухле и узнал от него и его помощников много полезного. Запомнив кое-какие ориентиры на показанных мне картах, теперь распознавал их с птичьего полета.
Держась невысоко над землей, У-2 летел в сторону Дона. К западу от Сталинграда - середина большой излучины этой реки. Максимально сблизившись с Волгой, Дон будто стремится прорваться через Ергени - водораздельную цепь холмов. И лишь потом постепенно уклоняется вправо.
Сама природа внушает тут человеку мысль соединить перемычкой столь близкие реки, а тем самым - и далекие моря. Но в старину наших предков заботило другое - как получше защитить это неширокое междуречье на южной окраине русского государства. Остатки старинных укреплений, как видно, сохранились до наших дней: на карте был обозначен "вал Анны Иоанновны". Только в те времена укрепления тут обращали фронтом не на запад, а на юг...
Но самое важное, что я успел узнать, - это первоначальные сведения о 62-й армии, еще недавно - 7-й резервной.
Сформированная здесь, в Сталинграде, армия находилась в распоряжении Ставки и проходила интенсивную боевую подготовку. Немногим больше месяца тому назад, 10 июля, она получила вместе с новым номером приказ выдвигаться всеми своими шестью дивизиями к Дону и за Дон. Командовал тогда армией генерал-майор В. Я. Колпакчи.
Справа и слева развертывались еще две резервные армии, ставшие 63-й и 64-й. Вместе с 62-й они образовали боевое ядро Сталинградского фронта, созданного, чтобы преградить врагу путь к Волге. 62-я армия заняла полосу от Клетской до Суровикино - центральный участок фронта.
С запада надвигалась одна из сильнейших в гитлеровском вермахте 6-я армия Паулюса - четыре армейских и два танковых корпуса, более четверти миллиона посаженных на машины солдат... Прорвавшиеся в степи за Северским Донцом авангарды армии Паулюса одно время приближались к Дону со скоростью до тридцати километров в сутки. У немцев было запланировано дойти до Сталинграда и захватить его с ходу к 25 июля. Решив, что сил 6-й армии для этого достаточно, 4-ю танковую армию Гота Гитлер повернул на Кавказ.
Она снова появилась на сталинградском направлении лишь после того, как фашистские стратеги увидели свои первые просчеты.
62-я армия встретилась с врагом 17 июля. Ее передовые отряды, выдвинутые к степным рекам Чир и Цимла, первыми вступили в бой с противником, стремясь выиграть время для занятия главными силами оборонительного рубежа перед Доном. Стрелковые батальоны, усиленные противотанковой артиллерией и ограниченным числом танков, не могли остановить вражескую лавину, но продвижение ее на восток замедлилось до пятнадцати - двенадцати километров в сутки, а затем и до пяти - трех.
С 23 июля бои вела уже вся армия. Кстати, как раз к этому дню относится подвиг Петра Болото и его товарищей - четырех бронебойщиков, которым посвятила передовицу "Красная звезда". Их полк - полк подполковника Г. П. Бардаляна из 33-й гвардейской стрелковой дивизии, сражавшейся на правом фланге армии, - был одной из частей, которым пришлось сдерживать самый жестокий натиск врага. Весь этот полк проявил выдающуюся стойкость.
Сражение, разгоревшееся в конце июля в большой излучине Дона, опрокинуло расчеты гитлеровцев на быстрый - одним рывком и напрямую - выход к Волге. 62-я армия, как и ее соседи, оборонялась активно, предпринимала крупные контратаки, перераставшие в упорные встречные бои. Однако не подпустить немцев в своей полосе к Дону она не смогла и вскоре должна была бороться за то, чтобы самой не оказаться отрезанной от донских переправ.