Армия осуществляла подлинно активную оборону... Отражая атаки противника, части 62-й армии сами атаковали его, делали смелые вылазки, забирали инициативу в свои руки и принуждали врага к обороне. 62-я армия навеки оставила в истории военного искусства не только образцы ведения активной обороны, но и саму себя в целом как необычайный воинский организм, выработавший совершенные, еще никогда не применявшиеся формы уличных боев. Она довела до степени высокого воинского класса защиту зданий, полуразвалившихся стен, отдельных этажей, комнат и даже лестничных ступеней, используя при этом все виды технических средств борьбы. Проходя суровую школу военного опыта, молодая армия одновременно создала своими действиями университет городских боев...
Стойкость 62-й армии, поразившая весь мир, дала возможность нашему командованию собрать силы, перейти в наступление и нанести немецко-фашистским войскам тяжелое поражение".
А заключительные строки статьи переносили в далекое тогда мирное будущее:
"Пройдут годы. Зеленой травой зарастут развороченные снарядами поля сражений, новые светлые здания вырастут в свободном Сталинграде, и ветеран-воин с гордостью скажет:
- Да, я сражался под знаменами доблестной шестьдесят второй!"
Мы были глубоко благодарны "Звездочке" за эту передовую статью. Она позволила бойцам и командирам взглянуть на себя как бы со стороны, дала почувствовать, какое место успела занять 62-я армия в летописи войны, в сознании народа.
* * *
К исходу ноября территория, удерживаемая окруженными фашистскими войсками, сократилась вдвое, но составляла еще примерно полторы тысячи квадратных километров.
На всех направлениях внутреннего фронта окружения советские войска продвигались все медленнее. Немцы заняли круговую оборону и, насколько можно было судить, повсюду оказывали сильное сопротивление.
Отнюдь не ослабевало оно и перед фронтом нашей армии. За неделю удалось потеснить противника лишь на Мамаевом кургане и на "Красном Октябре". Постепенно становилось очевидным, что мы не можем наличными силами очистить от гитлеровцев заводской район и выйти к западной окраине города в те сроки, на которые начали было ориентироваться.
Передо мною боевые распоряжения штаба армии, предусматривавшие, например, отрезать к утру 26 ноября от остальных войск Паулюса засевшую на "Красном Октябре" 79-ю немецкую пехотную дивизию. Эта задача оказалась тогда невыполнимой, хотя для охвата заводской территории, находившейся в руках врага, надо было продвинуться всего на несколько сотен метров. По-прежнему не удавалось преодолеть и те сотни метров, которые отделяли наши главные силы от дивизии Людникова. Есть все-таки предел тому, на что способны малочисленные, измотанные тяжелыми боями части, даже если люди воодушевлены происшедшим на фронте общим переломом и рвутся вперед.
Чтобы читатель видел реальное положение вещей, я неоднократно давал справки о том, что представляла собой в определенный момент та или иная наша дивизия. Вероятно, надобно, может быть в последний раз, дать подробную справку и сейчас. Вот боевой состав полков 45-й стрелковой дивизии полковника Соколова на 1 декабря: в 253-м Таращанском - 160 человек, в 61-м Богунском - 152, в 10-м Донецком - 62. А в стрелковых полках 39-й гвардейской дивизии генерала Гурьева насчитывалось к тому дню от 207 до 284 бойцов и командиров.
Обе дивизии стояли насмерть на "Красном Октябре" и примыкающих к нему улицах, не дали врагу захватить завод полностью, выйти через него к Волге. Теперь они же вели здесь наступательные бои, и пока в том составе, какой я только что назвал. Удивительно ли, что они продвинулись не слишком далеко?
Перейдя к жесткой обороне, противник опирался на развитую, мощную систему огня. Серьезного недостатка в боеприпасах он, по-видимому, еще не испытывал-. Но вырваться из окружения - чего, казалось бы, давно следовало ожидать - до сих пор не пытался.
Гитлер - тогда об этом можно было только догадываться - приказал Паулюсу оставаться на месте, обещав "своевременно" деблокировать 6-ю армию действиями извне. В фашистской ставке все еще рассчитывали удержать район Сталинграда, с тем чтобы следующим летом развернуть отсюда новое наступление.
А советское командование все еще не знало, что численность неприятельских войск в сталинградском котле не 80-90 тысяч человек, как тогда считали, а в три-четыре раза больше. И это, между прочим, означало, что армии, действовавшие на внутреннем фронте окружения, предполагаемого численного перевеса над противником фактически не имели.
При всей ограниченности доходившей до нас информации о положении других армий Сталинградского и Донского фронтов (их действия - это было известно координировал в качестве представителя Ставки А. М. Василевский) чувствовалось, как операция по ликвидации окруженной группировки противника теряет темп. А 1 декабря сведений о продвижении наших соседей - как ближайших, так и более дальних - не поступило совсем. Фронт окружения, обозначенный на карте Волго-Донского междуречья, остановился. Это, как мы понимали, говорило о том, что войска, взявшие в кольцо армию Паулюса, сделали все, что могли сделать с ходу, и нуждаются в передышке.
Та пауза, правда, длилась недолго. Через два дня наступление на внутреннем фронте окружения было возобновлено теми же силами (точнее - даже несколько меньшими, ибо обстановка потребовала перебросить кое-какие части на рубежи внешнего фронта). В полосе нашей армии главный удар наносили дивизия Батюка и 92-я стрелковая бригада в районе Мамаева кургана.
Поскольку и в дивизии и в бригаде людей оставалось мало, реально их удар означал атаки небольшими подразделениями, которым обеспечивалась максимальная поддержка артиллерией. Результаты наших атак и на этот раз были скромными. Овладение дотом, блиндажом уже считалось успехом. Причем каждую отбитую нами позицию гитлеровцы пытались вернуть контратаками.
Не очень многого смогли достичь за эти дни и армии, располагавшие большими силами, чем наша. Рассечь, расчленить окруженную вражескую группировку, как это было задумано, пока не удавалось. Войска Паулюса, существенно потесненные с тех пор, как кольцо вокруг них замкнулось, сохраняли возможность внутреннего маневра. Владели они и аэродромами для приема транспортных самолетов. И оборону организовали весьма плотную.
Словом, все оказалось сложнее, чем представлялось (во всяком случае, нам в Сталинграде) на первых порах, под впечатлением блестящего успеха самого окружения.
Как известно, в конце первой декады декабря Верховное Главнокомандование пришло к выводу, что для полного разгрома армии Паулюса необходимо перегруппировать и усилить наши войска на внутреннем фронте окружения. Готовилась новая крупнейшая операция - "Кольцо".
Тем временем гитлеровская ставка сформировала в районе между Вешенской и рекой Маныч, к юго-западу от Сталинграда, группу армий "Дон" (часть вошедших в нее соединений была взята с Северного Кавказа, переброшена из Германии, из Франции). На группу возлагалась задача деблокирования войск Паулюса. Возглавлял ее генерал-фельдмаршал фон Манштейн. Тот самый, с которым мы имели дело в Крыму.
12 декабря Манштейн начал контрудар танковыми соединениями вдоль железной дороги Тихорецк - Котельниково - Сталинград. Положение на этом участке внешнего фронта окружения, на рубежах у Аксая и Мышковы, резко осложнилось. Чтобы сорвать планы врага, потребовалось двинуть туда свежие силы, предназначавшиеся для внутреннего фронта. Операцию "Кольцо" пришлось отложить.
Что касается непосредственно наших задач, то они оставались неизменными: сковывать и истреблять противника, разрушать его оборону, последовательно очищать от него заводской район и центральную часть города.
И никаких пауз и передышек в своих активных боевых действиях 62-я армия больше не знала.
Хоть на шаг, но вперед!
Волга долго не замерзала и в декабре. Прогноз, обещавший завершение ледостава к 28 ноября, не оправдался. Наоборот, наступила оттепель, плавучего льда убавилось. На короткое время с переправой стало легче. Даже лодки нашего гребного отряда вновь были введены в действие для перевозки грузов и людей.
Затем опять пошел густой лед. Там, где его сжимало, возникали непреодолимые для большинства судов преграды. "Кочегара Гетмана" в строю уже не было, и в иные дни к нам пробивался лишь буксирный пароход "Узбек". Необходимое армии снабжение поступало с перебоями. Задерживались за Волгой выделенные нам маршевые батальоны.
Все ждали установления зимней дороги. Она была нужна не только для удовлетворения каждодневных потребностей сражающихся войск. Наставало время взять на правый берег часть нашей заволжской артиллерии. Рассчитывали мы и на пополнение танками.
Ждать зимнего пути через Волгу пришлось до середины декабря. Затянувшееся беспутье, когда ее ни переплыть, ни перейти, наверное, продлилось бы еще несколько дней, если бы не помогла случайность. То ли в результате очередного обстрела острова Зайцевский противником, то ли сама по себе оторвалась державшаяся за ним огромнейшая льдина - целое ледяное поле. Громадину развернуло поперек течения, ей стало тесно между наросшим у берегов припаем, и она начала крушить, подминать под себя и этот припай, и другие плавучие льдины.
Грохот поднялся отчаянный. Командарм, Гуров и я оторвались от обеда, за который только что сели, и вышли посмотреть, что творится на Волге.
Как ни могуча была льдина, снести на своем пути все преграды она не могла. У нас на глазах движение ее стало замедляться. Становилось все вероятнее, что она вот-вот застрянет. И тогда мы получили бы готовый мост через Волгу, который не замедлит скрепить мороз - погода стояла студеная.
- Ну хватит! Ну стоп! - заклинал льдину Кузьма Акимович. (Я еще не сказал, что в первых числах декабря в связи с присвоением политсоставу общевойсковых званий член Военного совета армии Гуров стал генерал-лейтенантом, а начальник политотдела Васильев - генерал-майором.)
Исчерпав свою пробивную силу, льдина как по заказу остановилась напротив Банного оврага. Прямо перед армейским КП!
Какое-то время еще брало сомнение: крепко ли держится, не двинется ли дальше? Но льдина, кажется, нашла у обоих берегов достаточно прочную опору, и лед, двигавшийся за ней, столкнуть с места эту махину не мог. Забивая все выемки и щели, он расширял возникшую перемычку. А мороз крепчал и тоже делал свое дело.
Произошло все это 16 декабря. Когда уже стемнело, группы саперов-разведчиков, соблюдая все меры предосторожности, добрались по льду до левого берега и благополучно вернулись обратно. Решено было немедленно, не дожидаясь утолщения льда, прокладывать через Волгу первые тропы, чем и занялись наши понтонно-мостовые батальоны. Необходимое количество дощатых щитов они уже имели под рукой.
К утру 17-го два параллельных настила были готовы для движения пешеходов. А невдалеке еще держались незамерзшие разводья.
Весть о том, что проложена дорога на левый берег, мгновенно облетела армию. Люди поздравляли друг друга с тем, что этого дождались.
Дня три-четыре грузы возили с левого берега на легких ручных санках. Затем пустили на лед и гужевой транспорт, и автомашины. Инженерная служба армии оборудовала восемь пешеходных троп и семь "усиленных" трасс, способных выдерживать большую нагрузку.
На Волге, понятно, не воцарились тишина и покой. Сообщение нарушалось и подвижкой льда, и артобстрелами. Но восстановление поврежденных участков ледовых дорог было уже обычной зимней работой саперов, и серьезных перебоев в перевозках не возникало. С "островным" положением 62-й армии было покончено.
Ледостав изменил обстановку и на нашем малом "острове" - у Людникова. Протока Денежная Воложка покрылась прочным льдом раньше основного русла, еще в первых числах декабря, после чего 138-я дивизия уже не была изолирована по крайней мере от собственных тылов на острове Зайцевский. А через этот длинный, вытянутый остров обеспечивалась и связь с соседями.
Разумеется, замерзанием Денежной Воложки могли воспользоваться и немцы - для полного окружения дивизии Людникова. Если бы ледовый покров в протоке образовался до того, как противник сам попал в окружение, думается, попытка к этому была бы предпринята им наверняка. Однако считаться с такой опасностью следовало и теперь.
Задача не дать врагу зайти Людникову в тыл возлагалась прежде всего на островные подразделения 156-го укрепрайона, на его артиллеристов и пулеметчиков. Для координации действий командованию УРа было приказано направить офицеров связи с рациями и к Людникову, и к Горохову, и к Горишному.
Но выйти на волжский лед гитлеровцы не пытались - им, видно, было уже не до того, хотя за те участки берега, которые сумели в свое время захватить, они держались, что называется, зубами. Поэтому восстановить локтевой контакт с Людниковым на суше было и теперь непросто. Как это все-таки удалось, я расскажу немного позже.
* * *
Осознав, что мы выстояли и противник окружен, пережив вслед за днями критическими дни, когда полная победа у Волги казалась уже совсем близкой, в декабре пришлось привыкать к мысли, что борьба в Сталинграде предстоит, как видно, еще длительная. Это, надо сказать, не сразу укладывалось в голове даже у некоторых штабистов.
Но факты, как известно, вещь упрямая. Перед фронтом 62-й армии, в непосредственном соприкосновении с нею, оставались пять неприятельских дивизий (из двадцати двух, оказавшихся в конечном счете в сталинградском котле). Перед нами по-прежнему были и 295-я пехотная, с которой армия имела дело еще на Дону, и 100-я легкопехотная с ее четырьмя егерскими полками (солдаты одного из них имели особый нарукавный знак за то, что в сороковом году полк первым вступил в Дюнкерк), и 305-я, введенная в городские бои в разгар "генерального штурма", и 79-я, двинутая Паулюсом на прорыв к Волге через завод "Красный Октябрь", где она и застряла... Разведка подтверждала, сверх того, присутствие частей 389-й пехотной дивизии и некоторых других. И было уже совершенно ясно, что отходить из Сталинграда гитлеровские войска не собираются.
После получения нами последнего крупного подкрепления - дивизии Соколова прошло полтора месяца, и к началу второй декады декабря в боевом строю 62-й армии насчитывалось всего 17 тысяч человек. Поэтому активные боевые действия, развернутые армией, могли пока преследовать ограниченные цели и означали прежде всего активность мелких подразделений - штурмовых групп.