Еду на НП майора Егорова. Вместе с ним разбираюсь в сложившейся обстановке, а затем принимаю решение ночной атакой захватить Избрижье и переправу немцев через Волгу.
- Сколько в полку боеспособных машин, подвезены ли боеприпасы и горючее? спросил я Егорова.
Тот по заданному вопросу, видно, догадывается о моем решении.
- Двадцать шесть исправных танков, товарищ комбриг. Цистерны с горючим и машины с боеприпасами подошли, через час танки будут заправлены и пополнены боеприпасами.
- Вот и хорошо, - приглашаю я его к карте и ставлю задачу.
После отдыха полк до 23.00 должен был ночью выйти к Избрижью, а на рассвете с двух сторон ворваться в село и уничтожить вражескую переправу через Волгу.
Танкисты снова успешно оправились с поставленной им задачей. Чуть забрезжил рассвет, когда танковые батальоны, обойдя деревню Шернево с юга, стремительно ворвались в Избрижье, на ходу открыв сильный огонь из пушек и пулеметов. Запылали стянутые к переправе автомашины с солдатами, бензовозы, танки. От мощных взрывов снарядов вдребезги разлетались понтоны и лодки. Через час в Избрижье не осталось ни немцев, ни их переправы.
Решительные действия 8-й танковой бригады и наших стрелковых частей на участке Медное, Стружня, Избрижье переполошили гитлеровцев. У них определенно создалось впечатление, что к западу от Калинина действуют крупные бронетанковые силы Красной Армии. Опасаясь окружения под Калинином, противник вводом в бой резервов предпринял настойчивые контратаки против нашей значительно ослабленной и растянутой на широком фронте пехоты. По показаниям пленных, 110-я немецкая пехотная дивизия, намечаемая к переброске в район Волоколамска, была задержана под Старицей и развернута фронтом на Торжок.
* * *
К вечеру 7 ноября мы узнали, что в Москве состоялось торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Великого Октября, и прошел парад советских войск на священной для нас Красной площади.
Это волнующее известие было немедленно доведено до всего личного состава. Все воины восприняли его с радостью и надеждой, рассуждая примерно так: "Если традиционно отмечается день рождения Советской власти, то фашистам Москвы не взять!"
Торжественные мероприятия в столице были огромной морально-политической победой Советского Союза и сильнейшим ударом по престижу фашистской Германии. Ведь Гитлер на весь мир хвастливо заявлял, что в день революционного праздника России германские войска промаршируют через Красную площадь. Теперь мы вправе были сказать: "Не вышло, и никогда этому не бывать!", хотя отчетливо представляли, что посрамленные гитлеровцы с еще более свирепой яростью будут рваться к Москве и, чтобы остановить их, потребуется гигантское напряжение воли и духа советских людей.
Второе "генеральное" наступление на Москву немецко-фашистские войска предприняли в середине ноября 1941 года. Как известно, замысел гитлеровцев заключался и том, чтобы ударами мощных танковых группировок по флангам вашего Западного фронта из районов Волоколамска и южнее Тулы в обход Москвы с севера и юга окружить столицу Советского государства, а затем разрушить ее огнем артиллерии и ударами авиации. Для осуществления этого замысла гитлеровское командование выделяло 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных.
Мы в то время, конечно, не знали в деталях плана противника, но по ряду признаков почувствовали, что надвигается новый натиск фашистов. В частности, заметно повысилась активность вражеской авиации, а жители, бежавшие из временно оккупированных немцами близлежащих районов, рассказывали о больших передвижениях фашистских войск.
12 ноября тяжелое положение сложилось на участке 243-й стрелковой дивизии полковника Я. Г. Царькова. Один из ее стрелковых полков был атакован большой группой немецких танков. На помощь полку мною был направлен второй танковый батальон, усиленный оставшимися танками КВ. Совместными усилиями удалось остановить продвижение противника и даже выбить его из деревни Горица. В ожесточенном бою за эту деревню погиб командир второго танкового батальона капитан А. Н. Ушаков. Александр Николаевич пробыл в бригаде сравнительно недолго, но успел зарекомендовать себя волевым командиром, и поэтому гибель его все очень тяжело переживали.
На следующий день обстановка еще более обострилась. Противник крупными подвижными силами начал обходить 243-ю стрелковую дивизию с флангов. Нарастала угроза ее окружения.
В критический момент я прибыл на НП командира дивизии и посоветовал ему немедленно отводить свои части, обещая прикрыть их отход танками. Но Я. Г. Царьков долго не соглашался, ссылаясь на то, что имеет приказ о наступлении.
- Какое там наступление?! Погубите дивизию! - сказал я комдиву.
- Подождите, не горячитесь! Надо подождать донесений из частей и связаться со штабом армии, - стараясь оставаться внешне спокойным, отвечал мне Яков Гаврилович.
В этот момент послышались пушечные выстрелы, а через несколько минут в дом влетел шофер моего газика Казаринов.
- Товарищ полковник, фашистские танки! Скорее в машину! - прокричал он и опрометью кинулся к выходу.
Мы с Царьковым переглянулись. Он молча передал свою карту адъютанту и, вынув из кобуры пистолет, последовал за мной.
На ходу договорились тотчас же ехать в свои штабы и по прибытии обменяться данными о сложившейся обстановке.
А на улице уже рвались снаряды. На бешеной скорости машина мчалась по проселку. Около 15 немецких танков, стреляя на ходу, вплотную подошли к деревне, когда мы вырвались из зоны их огня. В наступивших сумерках добираемся до моего КП. Временно исполняющий обязанности начальника штаба бригады капитан Краснов докладывает, что, по полученным донесениям, крупные танковые силы противника отбросили на восток части 243-й стрелковой дивизии и, не ввязываясь дальше с ними в бой, двинулись в южном направлении, прикрыв свой левый фланг пехотой.
- Похоже, что завтра утром мы окажемся под их ударом, - предположил я, рассматривая на карте Краснова нанесенную им обстановку.
- Вполне вероятно, - согласился он и вопросительно посмотрел на меня, ожидая, какое я приму решение.
- Постарайтесь связаться со штабом двести сорок третьей дивизии и уточните наличие наших войск южнее, - распорядился я, а сам подумал: "Куда же нам податься?" Ясно было, что от 243-й стрелковой мы отсечены, а выстоять в одиночестве против напора, видимо, выдвигавшихся в исходные районы танковых соединений врага у нас не хватит сил. К тому же горючее и боеприпасы за время боев под Калинином оказались почти полностью израсходованными. Попытки связаться с 243-й дивизией к ночи не увенчались успехом. Зато наша разведка точно установила, что южнее по реке Лама заняла оборону 107-я мотострелковая дивизия 30-й армии.
- Предупредите комдива сто седьмой, что ночью мы отойдем на оборонительный рубеж его дивизии, - приказал я Краснову и тут же по радио вызвал подчиненных мне командиров, чтобы отдать им необходимые распоряжения.
К утру мы были уже на Ламе. Меня радушно встретил на своем КП полковник П. Г. Чанчибадзе. Крепко сложенный южанин произвел приятное впечатление. По тому, как почтительно обращались к нему подчиненные, можно было понять, что комдив пользуется большим авторитетом. Мы с ним как-то сразу сошлись на "ты".
- Хорошо, дорогой, будем драться вместе. Поделюсь горючим и боеприпасами, - сказал Порфирий Григорьевич. - Дивизия у меня боевая, но малочисленная. А танков осталось всего чуть больше десятка, и то легкие. - Он развернул карту, чтобы показать мне, где располагаются его части.
107-я мотострелковая дивизия, действуя на левом фланге 30-й армии Калининского фронта, занимала оборону по южному берегу Ламы от Дорино до Силанучье. Справа ее отделяло от остальных войск армии Московское море. Слева она не имела соприкосновения с правофланговыми частями 16-й армии. Командир дивизии особенно опасался за фланги.
Обсудив обстановку, мы приняли решение 46-м мотоциклетным полком занять оборону на правом фланге, а танковые и мотострелковый батальоны расположить за центром боевого порядка дивизии для ликвидации возможных прорывов танков противника.
15 ноября враг обрушил на войска 30-й армии удар огромной силы. К исходу дня ему удалось потеснить соединения правого фланга и центра к Волге. Для усиления их командующий Калининским фронтом выдвинул из своего резерва на восточный берег Волги 185-ю стрелковую и 46-ю кавалерийскую дивизии.
Однако уже на следующий день стало очевидным, что фашисты ставили здесь задачей обеспечить успех главной ударной группировки - 3-й танковой группы, наступавшей на клинско-солнечногорском направлении, южнее Московского моря. На этом участке, сбив подразделения прикрытия 107-й мотострелковой дивизии, части 14-й моторизованной, 6-й и 7-й танковых дивизий подошли к Ламе, но форсировать реку и прорвать нашу оборону с ходу не смогли. 107-я мотострелковая дивизия и 8-я танковая бригада огнем артиллерии и танков отбили все атаки гитлеровцев.
П. Г. Чанчибадзе показал себя бесстрашным командиром. Он на своей автомашине носился с одного участка на другой, появлялся там, где складывалось наиболее тяжелое положение, воодушевлял своим мужеством подчиненных.
- Молодцы твои танкисты! - восхищенно говорил мне вечером Порфирий Григорьевич, - Без них, при всей удивительной стойкости моих мотострелков и артиллеристов, нам бы не выдержать такого яростного штурма.
И все же на вторые сутки противник обошел нас с флангов, К вечеру 16 ноября часть сил 6-й танковой и 14-й моторизованной дивизий гитлеровцев захватили Дорино, Гриш-кино и устремились по шоссе на Новозавидовский. 7-я немецкая танковая дивизия, форсировав Ламу, овладела селом Глухино и передовыми частями выдвинулась в направлении Высоковска, охватывая левый фланг 107-й мотострелковой дивизии.
В итоге боев за 15 и 16 ноября на фронте 30-й армии создалось весьма тяжелое положение. Ее правофланговые части оказались изолированными севернее Московского моря, причем 21-я танковая бригада потеряла все танки и 35 процентов личного состава. Создалась угроза захвата противником железнодорожного и шоссейного мостов через залив Московского моря. В связи с этим командование армии приказало бригаде, а также действовавшим вместе с ней 2-му моторизованному и 20-му запасному стрелковому полкам взорвать мосты и сосредоточиться в районе Новозавидовского, войдя в подчинение полковника П. Г. Чанчибадзе.
На левом фланге армии 107-я мотострелковая дивизия и 8-я танковая бригада с 46-м мотоциклетным полком тоже сильно пострадали, хотя и сами нанесли противнику значительный урон, уничтожив 35 вражеских танков, 28 бронемашин, 56 орудий, из них 38 противотанковых, 80 пулеметов, 5 минометных батарей и до 2500 солдат и офицеров{16}. Всего за два дня ожесточенных боев с войсками 30-й армии гитлеровцы потеряли 65 танков и только убитыми более 3000 солдат и офицеров{17}.
Обстановка с каждым днем накалялась. Части 107-й мотострелковой дивизии и 8-я танковая бригада уже дрались отдельными группами в полуокружении. Поддерживавший со мной непрерывную связь П. Г. Чанчибадзе то и дело просил выручить его мотострелков. Танкисты совершали стремительные броски, нападали из засад на прорвавшиеся фашистские танки, облегчая положение героически сражавшихся пехотинцев.
Однако огромный перевес врага в силах и средствах, особенно в танках, позволял ему наращивать силу удара. К исходу 18 ноября 6-я танковая и 14-я моторизованная дивизии немцев при активной поддержке авиации прорвались к населенным пунктам Новозавидовский, Лягущипо, Чистый Мох и овладели ими. Юго-западнее Московского моря крупные силы гитлеровцев (до пехотной дивизии с 80-90 танками) потеснили левофланговые части 107-й мотострелковой дивизии и 8-ю танковую бригаду. Вскоре противник вышел и в район села Дмитрово, южнее которого находился мой КП. Вместе с подошедшим 143-м отдельным танковым полком 8-я танковая бригада временно приостановила продвижение врага, но было ясно, что, несмотря на поразительный героизм бойцов, командиров и политработников, удержать занимаемые рубежи, имея открытые фланги, мы не в состоянии. Под постоянной угрозой вражеского окружения нам пришлось отходить к городу Клин.
Наше и без того тяжелое положение усугублялось еще тем, что в самые критические для нас дни произошла смена командования 30-й армии: вместо генерал-майора В. А. Хоменко командующим армией был назначен генерал-майор Д. Д. Лелюшенко, а начальника штаба армии полковника А. И. Виноградова сменил полковник Г. И. Хетагуров. Новому командованию, разумеется, требовалось определенное время для того, чтобы разобраться в чрезвычайно сложной обстановке, установить связь с войсками, определить их боевые возможности и организовать отпор врагу. А это было очень трудным делом, когда события развивались с головокружительной быстротой, причем части и соединения левого фланга армии, противостоявшие противнику на направлении его главного удара, порой сражались в окружении или прорывались из окружения, не имея связи не только с армейским штабом, но и соседями.
Надо отдать должное Д. Д. Лелюшенко и Г. И. Хетагурову, сумевшим оперативно справиться с решением, казалось, неразрешимых задач. И это не случайно. Оба они уже тогда имели большой командирский и боевой опыт.
Дмитрий Данилович прошел суровую школу гражданской войны в рядах легендарной буденновской конницы, затем занимал ряд командных должностей в бронетанковых войсках, а за умелое руководство танковой бригадой в советско-финляндской войне и проявленное высокое мужество был удостоен звания Героя Советского Союза.
Георгий Иванович в довоенные годы служил в артиллерии на Дальнем Востоке, последовательно командуя взводом, батареей и полком, отличился в сражении с войсками китайских милитаристов на КВЖД, став кавалером ордена Красного Знамени. В конце 1939 года полковник Хетагуров возглавил артиллерию 1-й Московской Пролетарской мотострелковой дивизии, а через год в командование этой дивизией вступил генерал Д. Д. Лелюшенко.
К началу Великой Отечественной войны Дмитрий Данилович командовал 21-м механизированным корпусом, начальником артиллерии которого являлся Хетагуров. Корпус отважно сражался в Прибалтике, вместе с другими войсками Северо-Западного фронта преграждая немецко-фашистским войскам путь к Ленинграду. Там Г. И. Хетагуров был тяжело ранен. Несколько позже, в боях на можайском рубеже обороны Москвы, командуя 5-й армией, тяжелое ранение получил и Д. Д. Лелюшенко.
По внешности и характерам они резко отличались друг от друга. Командующий войсками армии - приземистый, крепко сбитый, бритоголовый, непоседливый, неукротимо-энергичный, порой крутой и вспыльчивый, являл собой полную противоположность своему начальнику штаба - человеку выше среднего роста, сухощавому, смуглолицему, с густой, тронутой сединой темноволосой шевелюрой, сурово-сдержанному и упрямо-настойчивому.
Но эти различия в натурах не мешали им в четком руководстве армией, а глубокие знания тактики войск, особенно танков и артиллерии, позволяли грамотно, гибко и эффективно применять их как в оборонительных, так и в наступательных боях.
* * *