В целях объединения усилий войск, оборонявших северо-западные подступы к Москве, Ставка Верховного Главнокомандования 17 ноября передала 30-ю армию Калининского фронта Западному фронту. Она усиливалась 17-й и 24-й кавалерийскими дивизиями, 25-й танковой бригадой и пулеметным батальоном. В ее состав также передавалась из 16-й армии 58-я танковая дивизия. Но в этом соединении после кровопролитных боев с 4-й танковой группой немцев в районе Теряевой Слободы осталось всего 15, преимущественно легких, танков, 5 орудий и 350 танкистов и мотострелков{18}.
По приказу командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова оборона Клина возлагалась на оперативную группу в составе 126-й стрелковой и 24-й кавалерийской дивизий, 8-й и 25-й танковых бригад, курсантского полка и сводного отряда Московской зоны обороны. Командовать группой было приказано заместителю командующего войсками 16-й армии генерал-майору Ф. Д. Захарову. Эта группа должна была явиться связующим звеном между 16-й и 30-й армиями на клинско-солнечногорском направлении.
В течение пяти дней продолжались упорнейшие бои за Клин. Захватив Завидово, 6-я танковая и 14-я моторизованная дивизии гитлеровцев рвались к Клину с севера. С запада на город наступали части двух танковых и одной пехотной немецких дивизий.
107-я мотострелковая дивизия с приданными частями, наша танковая бригада и остатки 58-й танковой дивизии напрягали последние силы, отбивая многочисленные танковые атаки врага. Западнее Клина мужественно сражались курсанты Московского пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР и спешенные кавалеристы. Неудача постигла 126-ю стрелковую дивизию. Во встречном бою она была опрокинута противником и под танковым натиском отошла на юго-запад. Танки врага ворвались в Мисирево и обрушились на штаб этой дивизии.
К исходу 22 ноября гитлеровцы полуокружили Клин с севера, запада и юго-запада. Группа вражеских танков даже прорвалась в город, но была выбита и уничтожена. Создалась угроза выхода фашистов на рогачевско-дмитровское направление, где наших войск, за исключением небольшого отряда Московской зоны обороны в Рогачево, не было. Для прикрытия этого направления командование фронта вывело в свой резерв 8-ю танковую бригаду, сосредоточив ее юго-восточнее Клина, в районе Воронино.
С утра 23 ноября гитлеровцы силами 6, 7 и 2-й танковых дивизий при поддержке 35-й пехотной дивизии предприняли попытки завершить окружение Клина. 107-я мотострелковая дивизия (200 человек и 15 танков), остатки 58-й танковой и 24-й кавалерийской дивизий отражали атаки 6-й танковой и 14-й моторизованной дивизий противника севернее и северо-восточнее города. С запада и юго-запада Клин защищали сильно ослабленные в боях части правого фланга 16-й армии.
Мы с комиссаром бригады Н. В. Шаталовым смотрели в сторону города. Клин горел. Густой черный дым, озаряемый зловещими языками пламени, высоко поднимался в морозном безветрии. Доносился гул артиллерии, снаряды рвались не в самом городе, а на подступах к нему. Едва отбомбились фашистские самолеты, как появилась наша авиация. Она нанесла бомбовые удары по северо-западным и западным подступам к городу: видимо, громила колонны танков и мотопехоты противника в районе Высоковска.
Сильный бой шел юго-западнее Клина. Там противник наносил удар на Солнечногорск. Слышались грохочущие взрывы тяжелых авиабомб. В безоблачном небе с воем кружились наши и вражеские самолеты. Позже было установлено, что в этот день в районах Клина и Солнечногорска против наших малочисленных, но с невиданным упорством сражавшихся частей наступали восемь фашистских дивизий, из них четыре танковые, одна моторизованная и три пехотные. Было удивительно, как, какими нечеловеческими усилиями советские воины удерживают занимаемые рубежи.
На исходе дня танки противника все же ворвались в Клин с северо-востока. До глубокой ночи яростные схватки продолжались уже в самом городе. К утру остатки наших войск вынуждены были прорываться из Клина и отходить в восточном и юго-восточном направлениях.
После овладения Клином немецко-фашистское командование силами четырех танковых (6, 7, 2 и 11-й), двух моторизованных (14-й и 36-й) и одной пехотной (106-й) дивизий продолжало развивать наступление на Рогачево, Дмитров и в направлении Солнечногорска по Ленинградскому шоссе, стремясь своими танковыми дивизиями расколоть фронт 30-й и 16-й армий, завершить их разгром, и, форсировав канал Москва - Волга, выйти к Москве с севера и северо-запада.
Учитывая весьма тяжелое положение на правом крыле Западного фронта, Ставка Верховного Главнокомандования принимала все меры к тому, чтобы усилить 16-ю и 30-ю армии. В частности, распоряжением командующего Западным фронтом на рогачевское направление были направлены 681-й стрелковый полк 133-й стрелковой дивизии и артиллерийский полк МВО. Эти части входили в мое подчинение.
К вечеру 24 ноября на рогачевском направлении сложилась следующая обстановка. Левофланговые дивизии 30-й армии (107-я мотострелковая, 58-я танковая, 24-я кавалерийская) и 923-й стрелковый полк, объединенные под общим командованием начальника штаба армии полковника Г. И. Хетагурова, отошли из района Клина на рубеж Воронино, Спас-Коркодино и поспешно перешли к обороне. В Рогачеве готовил круговую оборону батальон охраны штаба МВО и МЗО под командованием майора А. И. Эппельграда с артиллерийским дивизионом, имевшим двенадцать 76-мм пушек.
Противник не заставил долго ждать. С рассветом танки и мотопехота гитлеровцев перешли в наступление на Воронино. Хотя за последние сутки мы сумели отремонтировать и поставить в строй несколько боевых машин, все же танков у нас было очень мало, немногим более десятка, из них только два КВ и три Т-34. Размышляя накануне о способах борьбы с превосходящими силами врага, я пришел к выводу, что в создавшихся условиях нам следует действовать оставшимися танками из засад, отбивая лобовые вражеские атаки огнем артиллерии и пулеметов, широко применяя противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью.
Так и поступили на этот раз. Подпустив противника на близкое расстояние, наши артиллеристы открыли по фашистским танкам огонь прямой наводкой, используя в том числе и зенитную артиллерию. Сразу же несколько танков было подбито, некоторые из них загорелись, остальные повернули обратно.
Вот тут-то я и приказал командиру танкового полка майору Егорову атаковать отходивших гитлеровцев. Наши танки стремительно вырвались с опушки леса и, преследуя врага, огнем своих пушек подбили пять его машин, уничтожили до роты мотопехоты.
Больше здесь немцы атаковать не решались. Но во второй половине дня они нанесли удар по левофланговым частям 30-й армии и, прорвав их оборону, двинулись на восток, в сторону Рогачево.
Последовал приказ оставшимися танками нашей бригады совместно с противотанковой артиллерией остановить противника в прикрыть нашу пехоту, отходившую частью в Рогачеве и главными силами - на подготовленный к обороне рубеж в 3-3,5 километра от западного берега канала Москва - Волга.
За последнюю неделю резко похолодало, а затем ударили сильные морозы, прошли обильные снегопады. Это сковывало маневр войск, затрудняло их продвижение. И все же наши танки, особенно Т-34 с широкими гусеницами и мощными моторами, продвигались быстрее немецких. Поэтому мы успели сманеврировать, прикрыть танкоопасное направление и огнем с места остановить фашистские танки, наступавшие на Рогачево.
Этот населенный пункт имел важное значение в оперативно-стратегическом отношении. От него шли пути к мостам через канал в Дмитрове и Яхроме, с овладением которыми немецко-фашистские войска могли выйти на ближайшие подступы к Москве с севера и северо-востока в район Загорска.
Между тем и Дмитрову и Яхроме уже двигались из резерва Ставки войска 1-й ударной армии. Надо было любой ценой выиграть время, необходимое для завершения их сосредоточения. Вот почему командующий Западным фронтом Г. К. Жуков телеграфировал мне: "Прошу вас удержать Рогачеве хотя бы еще сутки". Он не приказывал, а просил, понимая, что силы наших войск на этом направлении истощились. И только величайшим мужеством, вплоть до самопожертвования, можно было на какое-то время задержать противника, имевшего по меньшей мере десятикратное превосходство в боевой технике и вооружении.
И мы дрались из последних сил, сознавая всю громадную опасность прорыва немцев к каналу.
Гитлеровцы обрушивали на наши поредевшие войска тонны артиллерийских снарядов и авиабомб, теснили армадой танков, поливали свинцовым ливнем пулеметного огня. Но советские воины стояли насмерть, и не только выстояли, но и нанесли противнику большой урон, уничтожив только в районе Рогачев0, Дмитров 70 фашистских тяжелых, средних и легких танков, 60 пулеметов, 25 орудий, 2000 солдат и офицеров{19}.
Сообщая об этих боях, и в частности о действиях нашей бригады, газета "Комсомольская правда" 30 ноября писала: "В течение вчерашнего дня на северном крыле фронта наши войска вели упорные бои с противником, сдерживая его стремление прорваться к городу Дмитрову. Танкисты командира Ротмистрова успешно отразили несколько вражеских атак и прочно удерживают свои позиции..."
К 30 ноября наступление немецко-фашистских войск, наносивших удар по правому крылу нашего Западного фронта, приостановилось. Мы это сразу же почувствовали. Фашисты вели в тот день по нашим позициям редкий артиллерийский огонь и прекратили атаки. Создавалось впечатление, что противник выдохся, исчерпал свои наступательные возможности и, встретив непреодолимое сопротивление советских воинов, остановился.
8-я танковая бригада была выведена во второй эшелон 30-й армии. Нам было приказано сосредоточиться в районе Дмитрова Гора и принимать пополнение. На станцию Вербилки начали поступать маршевые танковые роты и новые танки, в основном Т-34, а также все виды снабжения, в том числе зимнее обмундирование.
В те дни нашу бригаду и другие части 30-й армии посетили делегации трудящихся Москвы и подмосковных городов. Они привозили подарки бойцам: вязаные шерстяные носки и перчатки, кисеты с табаком, теплые подшлемники, письма и продовольственные посылки. Эта трогательная забота воодушевляла наших воинов на новые подвиги.
* * *
К 1 декабря 30-я армия, передав участок Дмитров, Яхрома 1-й ударной армии, заняла оборону по рубежу река Волга, северная часть Московского моря, северо-восточнее Рогачево фронтом на юго-запад. Она находилась в выгодном оперативном положении по отношению к главной группировке противника, действовавшей против 20-й и 16-й армий, так как нависала над ее левым флангом и тылом, угрожая нанести удар на Клин и далее в юго-западном направлении для перехвата тыловых коммуникаций измотанных в предыдущих боях 3-й и 4-й танковых групп немцев. Именно это выгодное положение войск 30-й армии и решено было использовать о максимальным эффектом. Ставка Верховного Главнокомандования усилила армию четырьмя свежими стрелковыми (371, 379, 365, 348-й) сибирскими и уральскими дивизиями и 82-й кавалерийской дивизией. Были также значительно пополнены ранее действовавшие в составе армии части и соединения.
По директиве командующего Западным фронтом от 3 декабря 1941 года 30-я армия во взаимодействии с 1-й ударной армией должна была с утра 5 декабря перейти в решительное наступление, нанося главный удар на Клин, охватывая его с севера.
4 декабря я, комиссар и начальник штаба бригады были вызваны в штаб 30-й армии в Конаково. Там находилось и командование большинства других соединений. Командующий армией генерал-майор Д. Д. Лелюшенко кратко информировал нас о сложившейся на Западном фронте обстановке, огласил директиву командующего фронтом и свой приказ на наступление.
Главный удар он решил с утра 5 декабря нанести центром боевого построения армии. В состав центральной ударной группировки включались 379, 365 и 371-я стрелковые дивизии, 8-я и 21-я танковые бригады. При этом танковые бригады, усиленные стрелковыми батальонами, должны были действовать в качестве эшелонов прорыва. Силами 348-й стрелковой, 18-й и 24-й кавалерийских дивизий наносился вспомогательный удар в направлении Рогачево, Спас-Коркодино, Клин. Справа центральную группировку обеспечивали 185-я стрелковая и 82-я кавалерийская дивизии. Севернее переходила в наступление 107-я мотострелковая дивизия с 46-й кавалерийской дивизией.
8-й танковой бригаде предстояло наступать во взаимодействии с 365-й стрелковой дивизией. Получив задачу, я тут же отметил ее на карте по рубежам. Конечная цель - овладение Клином. Командующий армией предупредил, что наступление начнется за два часа до начала рассвета, то есть в 6.00, без артиллерийской подготовки. Такое решение было принято по ряду соображений. Во-первых, гитлеровцы но имели сплошной обороны, занимали отдельные населенные пункты, а 30-я армия наносила удар на широком фронте и не могла обеспечить достаточно высоких плотностей артиллерийского огня. Во-вторых, резонно было предполагать (да это и подтверждали пленные), что противник не ожидает здесь наступления советских войск, считая их сильно ослабленными в предыдущих тяжелых и кровопролитных оборонительных боях.
В этих условиях атака, под покровом темноты, по белоснежной целине, не предупрежденная артиллерийской подготовкой, обеспечивала внезапность удара.
Возвращались мы к себе в штаб бригады в приподнятом настроении.
- Наконец-то пришел наш час! - взволнованно говорил Н. В. Шаталов. Темной ночкой навалимся на фашиста и будем бить беспощадно.
- Но ночь таит в себе и определенные трудности, - заметил начальник штаба. - Скорость танков в темноте не та, что днем. Командирам машин и механикам-водителям трудно будет обнаруживать препятствия, выдерживать направление атаки и не сбиваться с него...
- Да, этого нельзя сбрасывать со счетов, - согласился я. - Поэтому нам надо засветло провести тщательную рекогносцировку, наметить ориентиры, чтобы не сбиться с пути, не забраться в лощины, забитые снегом.
- Нет, что ни говорите, а ночка поможет нам, - развивал свою мысль Шаталов. - Гитлеровцам нелегко будет определить, сколько у нас танков. А их ведь не ахти как много.
Он был прав. Противник, как было потом подсчитано, имел более чем четырехкратное превосходство в танках. Однако фронтом они были нацелены на Москву, а это облегчало нам наносить по врагу фланговые удары.
Вернувшись на свой КП, я вызвал к себе командира танкового полка и командиров батальонов, замполитов и начальников штабов. К их приезду у меня на карте уже была нанесена обстановка и указана задача бригады.
- Тридцатая армия переходит в наступление, - сказал я собравшимся и по их лицам заметил, как всех обрадовало это сообщение. - Поздравляю вас, товарищи, с этим большим событием!
- А мы тоже? - нетерпеливо спросил командир первого танкового батальона капитан Д. К. Гуменюк.
- Конечно.
- Вот это здорово! - воскликнул майор Я. М. Шестак. Он, командир мотострелкового батальона, совсем недавно повышен в звании.
Сдержаннее ведет себя командир второго танкового батальона капитан Л. М. Моцарский, недавно назначенный на эту должность вместо погибшего капитана А. Н. Ушакова. Но и у него блестят черные глаза, выдавая душевное волнение.
Когда страсти немного улеглись, я изложил задачу, поставленную бригаде. Она должна во взаимодействии с 365-й стрелковой дивизией основными силами нанести удар в направлении Трехденево, Заболотье, Бирево, прорвать оборону противника и перехватить Ленинградское шоссе в районе Ямуги с последующим ударом на Клин.
Предлагаю командиру танкового полка, теперь уже подполковнику, А. В. Егорову совместно с командирами батальонов и рот провести рекогносцировку и к вечеру доложить свое решение. Зимний день короток, поэтому я старался не задерживать командиров, дать им побольше светлого времени для тщательной подготовки к наступлению.
Все разъехались. Уехали в подразделения бригадный комиссар Н. В. Шаталов и начальник политотдела бригады И. В. Седякин. Их задача - обеспечить авангардную роль коммунистов и комсомольцев в предстоящем наступлении.
У нас с начальником штаба, как говорится, забот полон рот. Следует многое предусмотреть, чтобы добиться успеха. В приказе подчеркиваю: избегать лобовых атак, узлы сопротивления противника обходить, огневые точки уничтожать огнем прямой наводкой, наступать стремительно, действовать решительно.