Через несколько тягуче-долгих минут Айя начала замерзать. Вся покрылась мурашками, продрогла. Но так и не встала, а сидела в нелепой позе перед тлеющими угольками в камине, смотрела на свои колени, растерянная и опустошенная. Пьяная. Не находила в себе сил сдвинуться с места, словно вросла в холодный, каменный пол, уперев взгляд в мягкую шкуру дикого зверя неподалеку. Стала с ними одним целым.
А Нирхасс так и не отошел от окна, все стоял, уткнувшись лбом в холодное стекло, испещренное затейливыми морозными узорами. Дышал тяжело и сдавленно, будто бы через силу. Весь оперся на широкий, деревянный подоконник и молчал.
В помещении висело звенящее напряжение. Какое-то вязкое и тягостное, оно сгустило собой весь воздух, делая его ядовитым и душным, неимоверно сложным для простых вдохов.
Айю вело. В желудке урчало, а в груди уже привычно саднило. Девушка бросила короткий взгляд под стол, на свои разодранные в хлам вещи, на теплую шаль и отороченные куцым мехом сапожки. Перевела его на свои ноги и промежность, на белесые капли между ними. И обхватила себя руками, вздрогнув.
Снова сделалось мерзко и противно. Тошно. Грязно.
И тысяча вопросов в голове, и сотни сценариев, и все как один в пустоту…
Девушка вздрогнула, когда мимо прошел господин, легко ступая босыми ногами. Нирхасс плавно склонился над ящиком с поленьями и ловко закинул несколько в камин. Огонь помедлив, вгрызся яркими языками в свежую древесную плоть, довольно затрещал, освещая пространство вокруг. Согревая. Успокаивая.
Айя на коленях придвинулась ближе, выставила вперед руки и прищурила глаза. Ассур стоял рядом, привалившись к полке над камином, смотрел на свою служанку молча и равнодушно.
— Можно мне еще вина? — спросила девушка, устраиваясь удобнее, прижимая колени к груди и обнимая их озябшими руками.
Мужчина несколько мгновений медлил, а потом прошел к столу, подхватил бутыль темного стекла и, вернувшись, опустился на шкуру, чуть поодаль от девушки. Протянул ей спиртное.
— Спасибо, — буркнула Айя.
Сделала большой глоток и уставилась на радостный, разбушевавшийся огонь, прижав к себе бутылку.
Выяснять ничего не хотелось, идти куда-то тоже. Несчастная хотела только одного — сидеть вот так вечно. Смотреть на огонь, пить вино и ни о чем не думать. Не чувствовать боли душевной и физической, не преодолевать себя. Не мчаться вопреки, ни урывать себе жалкие кусочки надежды.
Айя теперь поняла, что ее нет…
Отпила еще и еще.
— Есть охота, — буркнула себе под нос и уткнулась лбом в колени.
Вот так вот оно просто. Организм требовал подзарядки, и ему было плевать на все переживания и терзания незадачливой чернавки.
Вот так просто. Просто еда, и никакой драмы. Так вот обыденно и банально, что даже смешно…
И Айя рассмеялась. Громко и звонко. Взорвала эту гнетущую тишину заливистым хохотом. Смеялась, сотрясаясь всем телом, не обращая внимания на пристальный взгляд ассура. Вытирала тыльной стороной ладони выступавшие слезы и смеялась. Смеялась.
Просто не могла остановиться.
— Чего ты хочешь? — спросил вдруг хозяин, дождавшись, когда служанка утихнет, снова приложившись к бутылке.
— Мяса, — выдохнула с придыханием, — большой кусок жареного мяса. И хлеба. Свежего и хрустящего. И шоколада. Молочного, с орешками.
Нирхасс кивнул, резко поднялся и покинул покои, тихо прикрыв за собой мощную двустворчатую дверь.
Айя озадаченно уставилась ему вслед.
— Он что, и правда пошел за едой? — вопросила у пустоты и сделала очередной глоток.
С трудом поднялась и зарылась в жалких лоскутах, бывших когда-то ее одеждой. Относительно уцелели только шаль и перепачканная вином сорочка, украшенная алыми разводами. Служанка все равно ее натянула и накинула на плечи шаль. Примостилась поближе к камину, выхватив из держателя кочергу. Повозила ею в камине, разворошив поленья и раззадорив огонь. И зависла, устремив взгляд в никуда, погрузилась в свои мысли — в себя.
Что теперь делать? Идти в конюшни Шорса? Снова бежать? Остаться?
Айя не знала, куда себя деть. Что делать со своей жизнью и теми обстоятельствами, которые она подкидывала.
Что нужно от нее господину? Почему сегодня он был другим? Что ему нужно? Что вообще происходит? И как надолго ее хватит?
Если бежать не получилось, есть только один выход…
Девчонка вздрогнула, когда послышался тихий скрип и в полоске света от приоткрывшейся двери появился Нирхасс с огромным подносом в руках. Роскошные покои тут же наполнились ароматами жареного мяса и чеснока, чего-то сливочного. Горячего. Вкусного.
Все внутренности Айи свело. Желудок призывно заурчал, бедняжку даже замутило.
Ассур прошел мило, водрузив поднос со снедью на стол, на котором они совсем недавно придавались совершенно неуместной страсти. Служанка проследила за ним взглядом, облизывая пересохшие губы.
— Ешь, — кивнул Нирхасс на еду и умостился в свое кресло, откидывая голову и прикрывая глаза.
Айя недоверчиво вытянула шею и поднялась. Подошла к столу и чуть не упала в обморок. На деревянной поверхности подноса красовалось огромное блюдо с запеченной свиной ножкой, огромной ломоть хлеба и приличных размеров гроздь темного винограда.
Недолго думая, девушка уселась прямо на столешницу, скрестив ноги по-турецки, и оторвала небольшой кусок мяса, тут же отправляя его в рот. По руке ее стекал теплый, пахнущий специями жир. Айя отщипнула кусочек хлеба и отправила его в рот, блаженно щуря глаза. Это было вкусно. Очень.
Прожевав, отпила несколько глотков из бутылки, не желая трезветь. Хотела как можно дольше оставаться в этом состоянии легкого забытья.
Снова оторвала большущий кусок мяса и, слизав масляные капли со своего запястья, выставила руку вперед:
— Хотите? — кивнула, обращаясь к наблюдавшему за ней, из-под опущенных ресниц, Нирхассу, вновь вернувшись к почтительному «Вы».
Мужчина на несколько секунд замер, а потом двинулся вперед, принимая из рук рабыни сочащееся соком мясо. Облизнулся и, вытянув шею, провел языком по ее руке там, где капли масла стекали по тонкой руке и стремились скатиться к локтю. Айя вздрогнула и, закусив губу, уставилась на рот мужчины. На неторопливые движения его челюсти, на блеск губ, от жира и едва заметный прищур серых глаз.
Тряхнув головой, вгрызлась в свиную ножку, откусывая огромный кусок, и помогая себе рукой, запихивая его в рот. Следом последовала ягодка виноградины и глоток сухого, красного вина из уже ставшей родной бутылки.
Так вкусно Айе давно не было.
И в этой странной атмосфере девушке в голову вдруг пришла одна мысль. Простая — возможно в корне ошибочная, но оттого не менее стоящая внимания.
И Айя, шальная от вина, решила попробовать. Тем более что терять ей было нечего.
Вдруг пришло осознание простой истины, что она являлась единственной более свободной, чем кто-либо в этом давно прогнившем мире.
Она не была окутана семейными узами, узами дружбы или же привязанности. У Айи была только она сама. Измученная, потрепанная, использованная, с провалившимися попытками служения и бегства…
Одна в чужом и жестком мире, где опорой ей являлась только она сама…
Сделав еще один глоток, служанка вдруг одним плавным, как ей казалось, движением спустилась со стола, облизнув блестящие губы. Шумно выдохнув, подалась вперед, нависая над креслом с господином, слегка покачиваясь. Прикрыла глаза, опираясь на мягкие подлокотники и нависая над невозмутимым Нирхассом.
Подалась вдруг вперед, почти коснувшись носа мужчины своим.
— Вам вкусно? — прошептала прямо в лицо хозяину, прикрыв глаза, и широко расставив ноги, опускаясь на его коленку промежностью и задирая высоко истерзанную сорочку.
Себе Айя в ту минуту казалась искусной соблазнительницей. Грациозной и пылкой — неповторимой. Вино тому было виной или отчаяние, одним Богам было известно, но Майя делала то, что делала и была уверенна в правильности всего происходящего. Увидела в этом единственный выход и вцепилась в него железной хваткой, отринув на несколько мгновений все сомнения и метания.
А, может, это просто алкоголь и долгие мучения…
Может отчаянная попытка все изменить.
Может жажда тепла, пусть и от своего мучителя, пусть от самого ненавистного человека… Существа, встреченного на ее отнюдь не простом пути…
Но все же жаждала.
Пусть и винила себя за то, терзаемая изнутри противоречивыми чувствами…
Ассур уставился неморгающим взглядом на приоткрывшуюся женскую плоть, шумно выдохнул, и провел ладонью по шелковистому бедру Айи. Поднимаясь все выше и выше. Зарываясь длинными пальцами в темных, курчавых волоках на лобке.
Скользнул пальцами между складок, огладил напряженный клитор, тяжело выдыхая через приоткрытые губы. Айя всхлипнула, подаваясь навстречу рукам господина. Запрокинула голову, облизывая ставшими сухими губы. Подалась бедрами вперед, как бы вторя незамысловатой ласке. Внутри все вспыхнуло, защекотало. Затребовало болезненной наполненности. Майя нервно поерзала, стараясь насадиться на пальцы господина. Закусила губу, тихо постанывая. Всхлипнула. Сама потянулась к пуговицам на его брюках.
— Давай же, — злобно зашипела сквозь сцепленные зубы, стрельнула карим взглядом из-под коротких, но густых ресниц.
Нирхасс скользнул вниз по креслу, позволяя своей рабыне достигнуть цели. Смотрел на ее лицо не отрываясь. На расширенные зрачки, на взлохмаченные волосы, на закушенную губу. Вдыхал ее запах, и готов был положить весь мир к ее ногам и разодрать одновременно. Рычал, злился, и был возбужден до предела. Когда девчонка таки высвободила его стоящий колом член, господин Северных земель чуть не кончил в ту же минуту.
Но Айя, не зная этого, неловко ласкала возбужденную плоть, поражаясь ее размерам.
Голова ее кружилась, мысли путались, инстинктов не слышалось…
Сама рабыня подалась вперед, упираясь ладонями в бархатистую обивку кресла, сама приподнялась, сама впустила его твердость в себя, протяжно застонав и закусив многострадальную губу. Сама медленно насадилась, выстонав в пустоту:
— Ахуеть…
И его серые омуты напротив. Холодные и безучастные. Чужие…
А по ту сторону другие — карие, бесхитростные и открытые. Еще не сломленные. Еще горящие. Искренние. Простые.
Нирхасс, подавив стон, двинулся навстречу, прихватив девушку за бедра. Насадил на себя, неотрывно следя за выражением ее лица. Подался бедрами вперед, желая проникнуть как можно глубже в девичье тело. Тело, что было далеко от его идеала. Тело, на которое он и внимания бы не обратил, посчитав его скверным и никчемным. Недостойным внимания. Заурядным. Да попросту некрасивым.
— Ну, давай же, — выкрикнула Айя, запрокинув голову, и накрыв его широкие и ухоженные ладони своими — шершавыми и грубыми от мозолей.
— Ты ужасна, — выдохнул Нирхасс, подаваясь вперед, вколачиваясь глубже, в послушную служанку, принимающую его так открыто, искренне. Отдающую себя самозабвенно и безвозмездно. Добровольно. Без остатка.
По-другому просто не умела.
Вскрикнула, упираясь ладонями в широкую грудь, выгибаясь в спине, принимая его еще глубже в себя.
Тело ликовало!
А внутри все металось и грело, протестовало. Раздирало несчастную изнутри. Вопило о предательстве самой себя.
И Нирхасс это чувствовал. Ощущал интуитивно. Злился. Тормозил, заставляя свирепеть взбудораженную Айю. Медлил. Останавливал их галоп, в котором девушка брала ведущую роль на себя.
— Что такое? — шипела она сквозь сцепленные зубы, — трахай уже, или не хочешь?
Вспылила.
Попыталась встать, отстраниться, но господин не позволил. Дернул чернавку обратно, обхватив за плечи. Насадил на себя сильнее, выдавив из девушки долгий и протяжный стон. Впился в приоткрытые губы болезненным поцелуем, запутался пятерней в ее взмокших волосах.
Чувство наполненности раздирало Айю изнутри. Было болезненным и сладким одновременно.
А Нирхасс все брал и брал ее, тянул за плечи на себя, задавал темп этому безумству. Смотрел на нее — растрепанную и раскрасневшуюся, и не мог с собой совладать. Желание подчинить было настолько сильным, что ассур терялся в собственных ощущениях, отдаваясь нахлынувшей их волне.
А еще плохо получалось контролировать зверя, запрятанного глубоко внутри. Он выл, истерил, скребся — желал показаться своей рабыне. Рвался наружу. Отображался в заострившихся клыках и удлинившихся ногтях, блестел в расширившихся зрачках. Рычал утробно. Страшно. Стонал голосом Нирхасса.
Но Айя этого уже не слышала, отдавая себя всю господину. Подмахивая бедрами навстречу его мощным и быстрым толчкам. Вскрикивала, обхватив обеими руками голову хозяина. Насаживалась на его естество, прогнав прочь все мысли. Была в те мгновения здесь и сейчас. Выла от раздирающих ее ощущений.
Такого странного секса у Майи не было никогда.
Ассур разрядился первым — вжал Айю в себя, обхватил обеими руками — прижал. Впился зубами в ее плечо, содрогаясь все телом. Выплеснулся в ее разгоряченное тело, глядя в затянутые туманом глаза. Айя кончила на его финальном выдохе. Просто резко вскрикнула, заелозила бедрами, вжалось носом в складку на шее. Замычала куда-то в пустоту. Прогнулась в спине, утыкаясь лбом в чужой подбородок, и обмякла, стала словно кисель.
Долго так лежала, приводя дыхание в норму и собираясь с мыслями. По всему выходило, что она снова сотворила какую-то дичь. Дважды за одну ночь.
Приподняла голову к окну, где уже появлялись первые блики пробуждающегося зимнего утра.
В ушах шумело, а в висках пульсировало. Дико хотелось спать, о чем Айя и заявила:
— Хочу спать…
Господин напрягся. Отстранил от себя обмякшее девичье тело и, придерживая штаны, направился к постели. Что-то зашипел сквозь сцепленные зубы, швыряя на пол подушку и тяжелое покрывало с кровати.
— Твое место с этой ночи там! — Нирхасс указал на шкуру барса у камина.
Айя непонимающе уставилась в указанном направлении, вздохнула, ощущая, как по внутренней стороне бедра стекает что-то теплое. Махнула в сторону мостящегося на широкой кровати господина рукой. Подхватила мягкую подушку и плед, оттащила поближе к камину и рухнула на снежного барса, натягивая до подбородка так щедро брошенный ей плед.
Будучи трезвой, Айя никогда бы ничего подобного не сделала. Скорее бы просто ушла, не бросив и взгляда на мерзкого ассура…
Но сейчас, разомлевшая от крепкого вина, сытной еды и странного, спешного секса, девушка просто уснула, едва коснувшись щекой шелковистой наволочки подушки господина.
А Нирхасс, напротив, еще долго не мог уснуть, смотрел отсутствующим взглядом в потолок, ловя отблески рассвета, пробивающиеся сквозь украшенное инеем окно…