Изысканные королевские покои были слабо освещены робкими, пляшущими огоньками свечей на массивном подсвечнике. Помещение утопало в приятном, мерцающем полумраке. Женщина сидела у зеркала, проводя по густым волосам искусным гребнем, медленно перебирала каждую прядь. Огненная копна блестела золотом, отражаясь в высоком зеркале. Принцесса Ширрин неприкрыто собой любовалась, самодовольно улыбаясь, осознавая, насколько красива. Ей нравилась собственная стать, горделивая и властная. Хищная. Нравился лукавый блеск зелени в обрамлении длинных, густых ресниц. Нравилась чувственность пухлых губ, что так и манили. Призывали к поцелуям, были созданы для них.
В покои тихо прошмыгнула верная и преданная горничная, приставленная к Ее Высочеству много лет назад. Низко склонив голову, девушка невесомо преодолела разделявшее их с госпожой расстояние, и присела в почтительном реверансе. Робко склонилась к уху Ширрин, что-то быстро зашептав. На лице принцессы не дрогнул ни один мускул, оставаясь вальяжно-самодовольным. Только вспыхнули опасным блеском красивые глаза и жалобно треснул в тонких пальцах дорогой гребень, осыпаясь на белоснежный ковер серебристыми, жалкими осколками…
Они уже больше двух недель находились в имении Правящего Дома. Слуги Шаррихасса все эти дни слонялись без дела в отведенной им пристройке. Гвардейцы, воспользовавшись затишьем, ежедневно тренировались у пруда, то и дело сходясь в завораживающих спаррингах. Адам с восторженным блеском в глазах наблюдал за их отточенными, уверенными движениями, сидя на толстой ветке мощного дуба. Мечтал, что однажды и он непременно вступит в армию господина и станет таким же сильным и ловким воином. Непобедимым. Айя иногда составляла ему компанию на странном «насесте». Правда мысли ее были далеки от гвардейцев, она с тоской смотрела в сторону величественного замка, заталкивая поглубже свои глупые чувства. После ночи празднества Наймаи ассур больше не приходил. Не присылал и весточки. Растворился за толстыми стенами дворца, живя другой жизнью. Недоступной для таких, как она. Своей собственной, где глупой служанке места не было.
Айя боролась с собой как могла. Старательно давила на лице улыбки и учувствовала во всех разговорах и посиделках. Часто пропадала на кухнях, готовя свое «странное» блюдо, так понравившееся всем вокруг, особенно солдатам. Гуляла по зарастающим лесным тропкам, старательно отводя взгляд от покосившейся под неумолимым временем сторожки.
Оставаясь одна, вдали от посторонних глаз, с бесконечной любовью гладила свой живот. Пытаясь ощутить в нем трепет жизни. Согревала. Иногда даже напевала какие-то детские песенки из любимых советских мультфильмов. Берегла свою искорку. Девушку все чаще окутывало непередаваемой нежностью, а сердце предательски замирало от осознания, что в ней теплилась именно его частичка.
Совсем скоро ее положение будет сложно скрывать…
— Глупая! Глупая мама, тебе досталась, моя искорка, — шептала, Айя, сидя в высокой траве на освещенной утренними лучами солнца поляне.
Почему-то девушке казалось, что там — внутри нее девочка. Красивая, хрупкая, сероглазая. Так похожая на него…
— Тебя надо беречь, — раз за разом шептала служанка, — нельзя чтобы о тебе узнали. Ты только моя. Мама тебя защитит. Ни о чем не волнуйся, крошка.
Давила в себе слезы, запрещала плакать.
А чего она, собственно говоря, ожидала? Что ассур внезапно воспылает к ней чувствами? Перестанет быть жестоким и равнодушным? Задвинет свои интересы и интересы народа в угоду внезапной похоти? Наваждения? Да еще и к кому, к простой чернавке? Низшей из всех возможных слуг? Да с чего она вообще взяла, что значит для него хоть что-то? Из-за мелких подачек? Жарких ночей и чего-то мучительно-сладкого в глубине невозможных, серых глаз? Это для нее, для Айи жизнь кувырком, наизнанку, и вся душа в клочья…
Но не для него.
И тут же другие, мучительные, полные безрассудной надежды мысли… Не мог равнодушный мужчина с таким трепетом брать ее! Так упоительно целовать, дарить граничащее с болью наслаждение! Так смотреть! Так касаться ее тела, заглядывать, кажется, в самое ее глупое, безрассудное сердце…
И снова: а не придумала ли она себе все это?
И так по кругу, гоняя в голове ворох терзающих, противоречивых мыслей, что раздирали ее, скребли черными кошками на душе. И только сокрытая ото всех искорка — их общая, удерживала Айю на плаву.
Вздрогнув, тихо поднимаясь и одергивая платье, служанка побрела обратно к корпусу. Смахивая слезы и лепя на лицо невозмутимость. В этот раз она забрела дальше обычного в лес. Погруженная в себя, даже не заметила, как далеко зашла.
И только тихо вскрикнула, ощутив резкий порыв ветра в считанных миллиметрах от своего лица, взметнувший легкую прядь волос перед глазами девушки. За спиной Айи упала с дерева какая-то крупная птица, пораженная смертоносной стрелой. В звенящей тишине послышался лай собак и топот копыт. А через мгновение поляну заполнила свора гончих псов, окруживших несчастную служанку плотным, мельтешащее-рычащем кольцом. За ними из тени деревьев появились всадники, во главе с принцессой Ширрин, что держала в руке изящный лук. Айя испуганно замерла, прижав руки к вздымающейся груди. Огненная красотка окинула ее презрительно-насмешливым взглядом, высоко задирая точенный подбородок и натягивая поводья.
— Вы только посмотрите какую дичь я чуть не подстрелила, — воскликнула женщина, привлекая внимание своих спутников.
Айя метнула на нее неприязненный взгляд, но тут же перевела его на остальных, одобрительно посмеивающихся наездников в охотничьих, удобных костюмах. Безошибочно среди всех нашла высокую, широкоплечую фигуру. Нирхасс невозмутимо взирал на нее, останавливая своего жеребца рядом с принцессой. Лицо его было безучастным, привычно холодным. Сердце в груди Айи болезненно пропустило удар, стало как-то горько и тошно.
Громко пискнула, когда одна из собак, клацнув зубами, прихватила подол ее платья, с силой потянув на себя, тряся из стороны в сторону, скалящейся, слюнявой мордой. К вожаку тут же начали присоединятся другие, раззадоренные охотой псы, цепляясь к трещащей под их зубами ткани. Злобно рыча и поскуливая, тащили ее в разные стороны, норовя подобраться к беззащитному телу. Айя завизжала, оглядываясь по сторонам. Страх захлестнул, приковав несчастную к месту. Служанка метнула полный отчаяния взгляд на своего господина, который оставаясь таким же равнодушным, приподнял лук, готовясь натянуть тетиву.
— О! — воскликнула, смеясь Ее Величество. — Надо помочь бедняжке!
И, прежде чем Айя успела хоть что-то понять, пространство рядом с ней разорвал уже знакомый хлесткий свист. Псы бросились врассыпную, а чернавка, прикрывая голову руками, рухнула на колени, вся сжимаясь. Девушку затрясло крупной дрожью, перед глазами вспыхнул зимний, снежный вечер, пропитанный смертью, кровью лошадей и ее собственной. Отдаваясь ноющей болью в каждом шраме на спине. Айя была в ужасе.
А следующий удар распорол нежную кожу рук, что прикрывали свою незадачливую хозяйку, вгрызся в пальцы, полоснув до самых костей. Девушка взвыла, подтягивая к их груди. На серое платье брызнуло алым, густым. Следующий удар приласкал бедро Айи, выбив из нее очередной истошный вопль.
— Ширрин, — через шум в ушах и пелену боли перед глазами расслышала служанка, ровный голос своего господина.
— Ах! Прости дорогой, я сегодня такая неловкая, — преувеличенно сокрушенно произнесла принцесса, — но ведь цель достигнута, гончие ее отпустили!
И ловко спрыгнула с лошади, отбрасывая в сторону хлыст. Нирхасс тоже спешился, помогая своей невесте, бережно принимая ее тонкую ручку в свою, легко касаясь губами. А Ширрин вдруг вся подалась вперед, прильнула к могучей груди ассура и привстав на носочки, вовлекла его в какой-то дикий, собственнический поцелуй, не обращая внимания на окружающих важных господ. Хозяин обвил ее гордый стан руками, чуть склоняясь.
У Айи горячее текло по рукам, бежало к локтям, падало на платье, раскрашивало сочную зелень травы у коленей. По лицу тоже текло. Жгучее, нестерпимое, горькое. Пахло металлом и погубленными надеждами.
А принцесса, неохотно отстранившись от выпрямившегося Нирхасса, вдруг вспомнила:
— Дичь!
И ловко развернувшись, прошелестела невесомыми шагами мимо Айи, поднимая из травы подстреленную птицу. Свора послушна вилась у ее ног. Женщина пошла обратно, но замерев за спиной, трясущейся всем телом служанки, вдруг присела.
— Надо же, — прозвенел ее веселый голосок совсем рядом, — а Марин ее так долго разыскивала!
Ширрин, поднявшись, продемонстрировала собравшимся массивную, золотую брошь.
— А ты оказывается не чиста на руку! Да еще и глупа настолько, чтобы красть у МОИХ друзей!
Айя ошарашенно замерла, отрицательно мотнула головой.
— Что? Нет! — всполошилась несчастная, поднимаясь на непослушные ноги. Айя знала, что бывало с теми, кто воровал у своих хозяев.
Ассур чуть резче, чем ему того хотелось, подошел к чернавке, внимательно глядя на украшение в руке рыжеволосой красавицы за ее спиной. Перевел серую сталь глаз на перепуганную Айю.
— Господин, я этого не делала! — бросила полный мольбы взгляд на Нирхасса, жалея свои горевшие огнем и истекающие кровью руки. — Я ничего не брала, она врет! Она все вре…
Удар был хлестким — наотмашь. Голова девушки дернулась, запрокидываясь назад и в сторону. Щеку обожгло болью, из лопнувшей губы хлынуло на подбородок, заструилось по шее. Айя едва устояла на ногах, оглушенная пощечиной.
И лопнуло не только на лице. В груди тоже взорвалось. Посылая лучи боли в каждую клеточку ее существа. Медленно, очень медленно Айя поворачивала голову обратно к своему господину. И с каждой секундой, все то хрупкое и трепетное, что в ней было, незримо рушилось, осыпаясь жалкими осколками, высвобождая звенящую, почти осязаемую пустоту. Рефлекторно коснулась горящей щеки окровавленными пальцами, словно не веря, что это ее собственное лицо. Подняла свою черную пустоту в обрамлении мокрых, слипшихся ресниц на ассура. Айя не знала, что мужчина увидела в ее глазах, но его брови хмуро сошлись к переносице, а серый лед дрогнул. Пошел трещинами. Но лишь на мгновение.
— Тупая, жалкая девка. Неблагодарная дешевка, — выплюнула за спиной не сумевшая совладать с собой Ширрин.
Айя дернулась будто бы от очередной пощечины. Пошатнулась.
— Пошла прочь! — выдавил из себя Нирхасс, чуть севшим голосом.
И Айя пошла. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, срываясь в неуверенный бег.
— Твоя милость воистину достойна восхищения, мой дорогой Нир, — разочарованно протянула принцесса, глядя в спину удаляющейся сопернице.
А служанка все неслась и неслась вперед, игнорируя боль. Глаза застилала предательская влага, деревья беспорядочно мельтешили перед ее глазами, сливаясь в размытую кляксу. На пригорке у самого пруда, споткнулась о корни старого дуба и не удержав равновесия, рухнула на колени, выставляя перед собой руки. Рваные раны тут же отозвались нестерпимой болью, вызвав истошный вскрик, на который тут же обернулись тренирующиеся неподалеку гвардейцы. Застыли, опустив оружие, всматриваясь в поднимающуюся, залитую кровью фигурку. Кто-то двинулся ей навстречу. Но Айя попятившись, рванула прочь, по едва заметной тропинке. В вверх, выше. К самому покосившемуся домику. Ворвалась в затхлую темноту. Дернула тяжелую дверь, не без труда, потянула засов, отрезая себя от внешнего мира. От стены потащила жалобно скрипнувший, массивный деревянный стол. Наваливаясь всем своим весом, подтолкнула к двери.
Выстроила хилые баррикады.
И воя, как побитая собака, забилась в дальний, темный угол.
Дрожащими руками развязала грязный фартук, прижимая к ранам, но кровь продолжала густо выталкиваться из ее плоти, заполняя маленькую комнатку тошнотворным запахом ее боли. И Айю рвало на каменный пол непереваренным завтраком, отчаяньем и жалкими, не пришедшимся ко двору чувствами. Разочарованием. Огонь от бедра и пальцев расползался по всему телу, даря несчастной нестерпимые муки.
Что-то не так…
— Не так, — прошептала Айя, откидываясь обратно к стене.
В дверь кто-то бился, рвал ее на себя, что-то кричали. Но девушка не слышала, звуки утопали в нестерпимом гуле в ушах. А боль завязывала внутренности тугим узлом.
— Идите прочь! Все идете прочь! Оставьте меня! — выкрикнула что есть мочи и прикрыла глаза, проваливаясь в вязкую, холодную темноту.
Иногда она возвращалась в реальность, ощущая все то же нестерпимое жжение и бьющий ее озноб. И снова теряла сознание.
Но и там не находила покоя. Кричала, бесконечно падая в бездонную пропасть с целующими ее языками пламени. И когда казалось, что твердое спасительное дно уже совсем рядом, выныривала в пустоту сторожки. Шептала, сжимая руки на животе, окутанная диким страхом.
— Моя искорка. Мой бедный огонек. Не оставляй меня. Не оставляй! Только не ты…
И снова огненная пропасть.
Открыла глаза в кромешной темноте, потревоженная страшным грохотом. Дверь слетела с петель, а стол жалобно скрипнув, был впечатан в стену. На пороге возник шумно дышащий ассур. За его спиной, в вечернем мраке, мельтешил взволнованный Шорс и невозмутимая Тойра.
Нирхасс рванул к служанке, опускаясь рядом на колени.
Айя отрицательно замотала головой, отползая в сторону, бросая на него полные болезненной ненависти взгляды.
— Нет-нет-нет! Не подходи! — кричала распухшими губами с запекшейся кровью в уголке.
Но мужчина не слушал, ухватил ее руки, с все еще выступающей кровью.
— Почему так много крови? — зашептал себе под нос, встревоженно глядя на бледное девичье лицо. — Тойра!
Догадался. Управительница тоже.
Женщина, коротко кивнув, скрылась в темноте.
— Пусти! Пусти! — Айя засучила ногами, пытаясь оттолкнуться от своего мучителя, дергала назад свои руки, обливаясь слезами от боли.
Нирхасс не реагировал, осторожно, подтянул девушку, вжал в себя — туда, где заходилось в бешеном галопе его сердце.
— Тише, Айя, тише, — перехватывая удобнее, прижимая к себе спиной сопротивляющуюся служанку, — позволь помочь тебе. Позволь, девочка…
Зарылся носом в ее волосах. Зло глядя на дверной проем. Когда там наконец появилась запыхавшаяся управительница с темной склянкой в руках и свежими полотенцами, облегченно выдохнул.
— Долго, — недовольно рыкнул в макушку Айе.
— Простите господин, — опускаясь перед ними на колени, произнесла Тойра, жестом подзывая к себе Шорса. За его спиной маячил светлым лучиком Адам.
Бледный старик взял протянутые полотенца, а Нирхас перехватив руки Айи за запястья вытянул их вперед, ранами вверх. Управительница с тихим чпоком откупорила небольшой бутылек и не глядя на извивающуюся девушку, тихо прошептала:
— Держите крепче.
И едва прозрачная жидкость коснулась открытых борозд плоти, как Айя взвыла не своим голосом, сотрясаясь всем телом в руках господина. Боль, которой девушка никогда прежде не испытывала, пронзила все ее тело тысячами раскаленных игл. Что вновь и вновь вонзались в нее, казалось протыкая насквозь. Она беспорядочно перебирала ногами, упираясь спиной в грудь ассура, желая отдернуть руки, избавиться от пытки. А жестокая управительница все капала и капала на нее этим страшным зельем, причиняя немыслимую боль.
— Хватит! Хватит! — выла Айя, дергаясь как в припадке. — Ненавижу! Как я всех вас ненавижу!
И снова забывалась, бешено вращая головой от боли.
Служанка не видела, как вспучивалась кровь на ее кистях, стекая на пол дурно пахнущей зеленоватой пеной.
Тойра закончила свою пытку только когда шипящая пена приобрела светлый, привычный оттенок. К тому времени Айя вся взмокла, тяжело дышала, захлебываясь рыданиями. Выхватив из рук Шорса белоснежные полотенца, женщина осторожно промокнула им страшные раны и выудив из кармана баночку с горько пахнущей мазью, принялась осторожно их обрабатывать, перевязывая тонкими лоскутами марли. Закончила, не сдержав облегченного выдоха, стараясь не смотреть в лицо девушки.
Нирхасс кивнул на бедро своей рабыни, где платье облепило ее ногу темным и липким. Бледная управительница понятливо кивнула, резкими движениями, разрывая ткань. Внимательно осмотрела рану, хватаясь за адский бутыль. Заметив это, Айя попыталась отползти дальше, сильнее вжимаясь в грудь ассура, отчаянно замотала головой.
— Нет, пожалуйста! Пожалуйста! Не надо. Я не смогу больше!
Вцепилась израненными пальцами в перехватившую ее руку Нирхасса.
И забилась в агонии в его сильных объятиях. Кричала, не помня себя от боли, срывала голос страшными воплями. Вгрызалась зубами в его кожу. Сама не заметила, как описалась от невыносимых мук, проваливаясь в спасительную темноту.
Очнулась с тихим всхлипом, когда Тойра осторожно перевязывала ее ногу. Хозяин по-прежнему прижимал ее к себе. Дернулась, но он лишь крепче обхватил девушку.
Слезы снова полились по ее щекам, словно прорвало плотину с необъятным океаном за хрупкими стенами.
— Если бы ты только знал, как я тебя ненавижу! — зашептала Айя, бешено вращая глазами в темноте помещения, заикаясь и всхлипывая от рыданий. — Я уйду! Уйду и больше не вернусь в это проклятое место! Заберу наш… Мою искорку! Ей нельзя быть здесь! Нельзя! Поганое место! Всегда больно! Я здесь всегда одна! Всегда буду одна…
Нирхасс весь напрягся от ее слов, застыл на мгновение и начал тихо раскачиваться с ней на руках, пытаясь успокоить. Ее? Себя?
— Пропадите вы все пропадом! Ненавижу! Ненавижу! Уйду! Забуду!
— Нет, — шептал над ее головой ассур, целуя влажные от пота волосы, — нет, девочка…
Шорс неловко кашлянув в усы, вышел в вечернюю прохладу, прикуривая и отвешивая любопытному Адаму легкий подзатыльник. Тойра последовала за ними. Руки ее подрагивали.
— Пусти! Пусти меня! Я не хочу! Не могу! Пусти! Я хочу уйти!
— Нет, — повторял за спиной господин, раскачиваясь сильнее со своей вздрагивающей ношей, — нет, Айя. Прости, прости, прости меня моя девочка. Прости. Я не мог иначе. Не мог. Айя, она бы убила тебя. А мои возможности при дворе не безграничны. Я бы не смог… Я должен был…
Айя разрыдалась еще сильнее.
А через пару дней господин отправил слуг домой. В свои владения, оставляя во дворце только нескольких гвардейцев. Хотел как можно скорее спрятать самое важное для него подальше от гнева будущей правительницы севера. Гонимый несвойственным ему чувством вины, стремился укрыть Айю за надежными стенами своего дома. Старательно отгонял мысли, что она действительно снова может уйти. Насовсем…
Сам должен был вернуться в поместье через пару недель, что уже казались ему вечностью.
И если бы ассур понимал, как ошибочно было его решение, бросился бы вдогонку удаляющемуся обозу, перегрызая глотки лошадям, возвращая ее назад.
Но тогда Нирхасс еще не знал, что на север шла неизбежная война под стягом Белой Лилии, тяжелой поступью сминая холодные земли. И первым оплотом сопротивления на ее пути было обдуваемое солеными ветрами имение Шаррихасс.