Крепости достигли ближе к обеду. Всю дорогу Райан был молчалив и напряжен. Игнорировал все попытки Айи поговорить. Дома проводил ее в свои покои, протащил за собой по лестницам, больно сжимая тоненькую ладошку в своей огромной лапище. И не проронив ни слова удалился, громко хлопнув дверью. Оставил девушку наедине с ее перепуганными мыслями и переживаниями.
Не показывался несколько дней.
Исчез.
Айя не находила себе места. Как никогда прежде, уютная темница начала сдавливать ее, мешая дышать. Девушке неимоверно хотелось свободы, хотелось бежать — вернуться туда, где необъятное, горячее, серое небо… Где сильные руки и всеми богами проклятый, ненавистный запах кедра. Ее так тянуло к Нирхассу! Настолько, что это становилось просто невыносимо. Мучительно. Физически болезненно.
Непередаваемо хотелось к нему. Единственному.
Айя осознавала свою болезненную необходимость, но принимать не хотела. Тщетно боролась сама с собой, по факту проиграв эту битву уже давным-давно.
Один его взгляд и все рухнуло…
Что он с ней сделал?!
Жуткий! Страшный! Любимый…
Осела в скрипнувшее кресло, давясь слезами и глухим, нервозным смехом. Впервые открыто признавшись самой себе. Несчастная в равной степени горячо и отчаянно любила и ненавидела этого мужчину. И ничего не могла с собой поделать. Совершенно.
А еще нутро Айи выворачивала жгучая обида и едкая, противная ревность. Она не забыла и не простила. До сих пор на ее щеке горел след от его удара. До сих пор бедняжка ощущала сырую затхлость маленькой сторожки, в которой он так жадно брал ее тело и в которой она корчилась от невыносимых мук. По вине его прекрасной невесты. По его вине.
Не защитил. Наказал ни за что. Добил.
Чуть не лишил их обоих чуда. Маленькой безвинного огонька, что обязательно будет похож на него…
— Да породите вы все пропадом! — зарычала, швыряя в стену хрустальную вазу.
Вся затряслась, сжимая до побелевших костяшек подлокотники. Зло пнула низкий столик, наблюдая, как перевернулась широкая корзинка и покатились на пол сочные, зеленые яблоки, замирая в высоком, светлом ворсе ковра.
Незлопамятная и отходчивая по своей натуре, завидев в ярко освещенном зале Калиара рыжую копну волос и надменный, величавый профиль Ширрин, Айя как никогда возжелала мести! От одной мысли, о том чего она могла лишиться, бывшую служанку трясло от первобытной, инстинктивной ярости. На которую способна только мать, ощутившая угрозу для своего дитя. Пусть еще и не родившегося.
И он был с нею! Касался, смотрел. Шел рука об руку!
Книга полетела вслед за вазой, приземлившись в россыпи сверкающих осколков.
Айя подскочила, принялась мерить быстрыми шагами комнату, заламывая руки и шумно дыша. Шипела под нос ругательства. Захлебывалась переживаниями и необъятной, сжирающей ее тоской.
Несколько дней ей потребовалось, чтобы хоть немного прийти в себя. Суметь совладать и примириться с одолевшими ее чувствами. Успокоиться.
Она снова подолгу недвижимо сидела под ивой, на своей скамейке, невольно то и дело оглядывалась на лестницу, ожидая увидеть огромную, статную фигуру принца. Но ассур не приходил. Айю тяготило одиночество. Очень. И если первые дни, девушка ему была только рада, то теперь от нагромождения безучастных стен и молчаливого, давящего присутствия конвоиров, хотелось лезть в петлю. Требовалось с кем-то поговорить.
И несмотря на то, что всю эту встречу подстроил Райан — это было очевидно, иначе зачем он взял Айю с собой? Она все равно по нему скучала. Скучала по тихому и уверенному присутствию, по ровному дыханию и его мягкому голосу. По отвлеченным и легким беседам ни о чем. Да просто по теплу другого живого существа рядом.
— Только ему об этом не говори! — раздался откуда-то сбоку тонкий, детский голосок.
Айя невольно вздрогнула, оборачиваясь. С удивлением уставилась на светловолосого мальчика лет восьми, который зажав меж тонких ножек палку с мордой коня на конце, лихо подпрыгивал и заливисто хохотал, звонко стуча каблуками ярких ботиночек. Весь пестрый, как попугай со множеством колец на тонких, мальчишеских пальчиках, он выглядел очень странно. Как-то неестественно. В блондинистых кудряшках, в такт его прыжкам смешно пружинила серебристая заколка с замысловатыми узорами.
Айя во все глаза смотрела на ребенка, таким необычным он ей казался.
— Грустишь? — понимающе кивнул мальчик, подскакивая к ней ближе, задирая палку и имитируя ржание лошади.
Девушка только неопределенно пожала плечами, не отводя от него растерянного взгляда. И сколько бы не присматривалась, никак не могла различить цвет его внимательных, не по-детски цепких глаз. Он словно менялся, перетекая из одного оттенка в другой, то загораясь слишком ярко и насыщенно, то становясь тусклым и блеклым, почти сливаясь с белками. Это завораживало и пугало одновременно. Айя смотрела на него не отрываясь, не в сила совладать с собой. И сердце ее следовало за всеми переменами в больших глазах маленького незнакомца — то принималось стучать быстро-быстро, гоня по венам кровь и набатом стуча в висках, то резко затихало, почти переставая биться. Айю вело. Не замечая того, она принялась тихо раскачиваться, вцепившись руками в скамейку. Попеременно становилось то дико страшно, то до пустого равнодушия спокойно. То и дело наваливалась и отступала сонливость. Немного тошнило.
— Скажи дитя, что более всего тебя печалит? — спросил ребенок, останавливаясь перед раскачивающейся девушкой. Широко улыбаясь, склонил голову к плечу, звякнул длинной нитью серьги в маленьком ушке.
И Айя, словно не расслышав странного к ней обращения, ответила. Достала из самых потаенных глубин свой самый потаенный страх:
— Я боюсь оставить свой огонек одиноким в этом мире. В нем течет кровь ассурин, а я всего лишь человек. Наш век недолог…
Мальчик тихо хмыкнул и закатил глаза, будто бы она сказала какую-то глупость, ерунду, не заслуживающую внимания и переживаний. И снова расхохотался. Да так заразительно, что Айя против воли растянула в улыбке бледные, обескровленные губы. Закивала, улыбнувшись еще шире. Засмеялась вместе с ним, чувствуя, как бесконечным потоком льются по щекам горячие слезы, капают на темное платье, застывают стыдными, влажными пятнами.
Заметив ее состояние, мальчик вдруг замолчал, сделался очень серьезным. Мрачным. Скривил удрученно пухлые губки и ловко опустился на скамейку рядом с девушкой. Нагнулся вперед, заглядывая в лицо. Пристально. Не отрываясь. Множество бус и цепочек с большими и маленькими кулонами позвякивали при каждом его движении.
— Ты больше не сможешь вернуться в свой мир, девочка. Твое, нужное всем бремя больше не позволит тебе, — высовывая язык и морща нос, сообщил ребенок с бесконечно старческими глазами. Перевел взгляд на круглый живот девушки.
Айя только кивнула, не переставая раскачиваться и обливаясь слезами.
— Я это знаю. Чувствую…
— Тебе горько от этого? Очень больно? Мучительно? — продолжал спрашивать мальчик, почти прижавшись к ней, перебирая тонкими пальчиками сильно отросшие волосы Айи.
— Я скучаю. Всегда буду скучать, — выдохнула несчастная, хлюпнув носом.
Он понимающе кивнул, намотав на указательный палец тонкую прядь.
— А как тебе ассуры? Прекрасные творения, не правда ли? — восхитился малец, болтая худыми ногами.
— Прекрасные, — согласилась Айя, — жестокие, беспощадные, холодные, надменные звери…
Ребенок обиженно надул щеки, отпуская ее волосы и придвигаясь еще ближе.
— Но ты же смогла полюбить одного из них. Да еще так, что вызвала мое любопытство, — зашептал он ей на ухо.
— Смогла, — снова кивнула Айя, всхлипывая.
А мальчишка вдруг спрыгнул со скамейки, загремел всеми своими побрякушками, присаживаясь перед рыдающей девушкой на корточки.
— А хочешь, я расскажу тебе один секрет? — заговорщицки поманил рукой собеседницу, оглядываясь по сторонам.
— Хочу, — без эмоций ответила бывшая служанка, все еще раскачиваясь и наклоняясь ниже.
— Жили когда-то в одном тихом и процветающем мире прекраснейшие создания. Лучшие из когда-либо созданных Творцом того мира. Благородные, величавые, непомерно прекрасные. Наделенные такой невероятной силой, что все другие Творцы восхищались и восхваляли их. Переносили в мифы и сказания своих народов. Но насколько эти создания были совершенны, настолько же и алчны, и жадны до власти! Тысячелетиями они бездумно высасывали силы из Первородного Источника, что питал и поддерживал их. Растрачивали драгоценную энергию на бесчисленные войны и разрушения. Вместо созидания и совершенствования, использовали дарованный им свет на уничтожения и охватившую их род ярость. Безудержную! Похотливую! Стали называть себя Темными, поклоняться и просить защиты у Тьмы и ее Владыки. Которых даже не существовало. И сама жизнь в обход опечаленного их Творца, наказала целый народ, что смел попрать ее истоки. Наказала жестоко и беспощадно. Лишила почти всех сил и возможности когда-либо продолжаться. Оставила жалкие крохи способностей и бесконечно долгую жизнь, обрекая их самих и несчастного Творца видеть закат своего лучшего творения. И что он только не пробовал, как не исхитрялся, кого только не привлекал к помощи, но все было тщетно. Носители крови ассурин навсегда утратили магию и возможность размножаться. Прекрасные и холодные пустоцветы. Обреченные жить и видеть закат своего рода. И от этого ожесточающиеся еще больше, сгорающие в агонии, помня прежнюю свою жизнь и мощь. И, казалось, надежда совсем потеряна, утрачена безвозвратно. Пока из одного очень далекого и закрытого мира отчаявшийся Творец, обходя множество запретов и правил, нарушая равновесие и само созидание, не вырвал одну единственную, подходящую ему душу. Это все, на что хватило его сил. Всего на одного, крохотного человечка! Обычную женщину! Он был опустошен, раздавлен, почти высушен, как и его создания. И все что ему оставалось — просто наблюдать и ждать. Без сил на вмешательство. О, как же горько ему было видеть, как они топчут и ломают с таким трудом раздобытый подарок. Величайший Дар. Единственный шанс. И если они не смогут уберечь этот Дар, он отступится. Перестанет бороться за них, отпустит и дальше уничтожать друг друга, упиваясь остатками иллюзий мнимого величия.
Айя слушала внимательно, но нить истории постоянно ускользала от нее, словно кто-то включил помехи на радио. Воспринимала все урывками и отдельными фразами. Тонкий детский голосок тонул в вязкой и липкой паутине ее несвязных, натыкающихся друг на друга мыслей. Девушка была как в дурмане.
Закончив, мальчишка ловко вскочил на ноги и залихватски свистнув, подхватил с земли небольшой камушек. Сощурив один глаз, ловко запустил его в спокойную, прозрачную гладь озера. Подпрыгнув пару раз, камушек с тихим бульком провалился под воду, разогнав во все стороны шустрые, спешащие к берегам круги.
А затем снова повернулся к заплаканной девушке, подошел вплотную и почти с нежностью, погладил ее по щеке, смахивая слезы.
— На счет твоего страха, дитя, — помедлив, ребенок привстал на носочки и едва весомо коснулся губами ее лба. Волосы девушки тут же взметнулись, как от легкого сквозняка, а по всему телу разбежалось щекочущее тепло, поднимая табуны мурашек.
— Ох! — выдохнула Айя, встрепенулась, будто бы сбрасывая с себя странное оцепенение, в котором до этого пребывала. С удивлением для себя осознала, что плачет, что вцепившиеся в скамейку пальцы уже начало сводить от напряжения. — Что? Что это было?
— Прими это в качестве извинений, Майя. И забудь о своем страхе.
— Что? Каком страхе? — все еще не понимала девушка, ошарашено оглядываясь по сторонам.
— Пустяки! — выкрикнул сорванец, щелкнув несчастную по носу, и прихватив свою незамысловатую игрушку, резво «поскакал» в глубь сада, цокая каблучками по вымощенным камнем дорожкам. — Вот они удивятся, конечно…
Светлые кудряшки скрылись за широким кустом с голубыми гортензиями. Айя поспешила следом, чуть шатаясь и тряся головой.
— Постой! Подожди! Кто ты? — выкрикнула девушка, выбегая на дорожку.
Но в саду уже никого не было.
Только молчаливые стражники с легким недоумением посматривали на нее со своих привычных мест у арки.
А Айя все стояла и смотрела перед собой с ощущением, что упустила что-то очень-очень важное.
И снова потекли серые и монотонные дни, полные одиночества и тревог. Необъятной тоски. Айя все реже покидала свои покои, сидела в кресле или прямо на полу. Смотрела в потолок или читала скучные, не интересные книги о каких-то древних войнах. Листала картинки, рассматривая изображения городов и людей. Разговаривала с искоркой, пересказав, наверное, все сказки, которые только знала и могла вспомнить. Шевеления с каждым днем становились все отчетливее и сильнее. Айя в такие моменты замирала, с улыбкой прислушиваясь к ощущениям. С придыханием гладила живот, когда он смешно перекашивался то в одну, то в другую сторону. Представляла, что это спинка или крошечная головка, воображала себе какая она — ее девочка. Мечтательно прикрывала глаза, утопая в накрывающей ее нежности.
В тот поздний вечер Айя уже привычно сидела на полу, обложившись подушками и обставившись подсвечниками. Шуршала страницами книги с картинками животных, убивала время, ни в силах уснуть. Грызла кислое яблоко.
Не смогла скрыть радостного возгласа, обернувшись на скрипнувшую дверь. Райан нетвердой походкой направлялся прямиком к ней. Айя не сразу заметила, что что-то не так. Только когда ассур подошел вплотную и опустился рядом, обдав свою пленницу алкогольными парами, поняла, насколько он пьян. А мужчина приложился жадным глотком к ополовиненной бутылке с янтарной жидкостью. Робкая улыбка медленно сползла с лица бывшей служанки, сменившись настороженностью.
Принца слегка покачивало, вело то в одну, то в другую сторону. Он был в просторной, белой рубахе, расстегнутой на все пуговицы и завязки, выпущенной из легких брюк, на которых жалко болтался отстегнутый ремень. Высокие сапоги оказались грязными у подошвы. Длинные волосы разметались по плечам и спине, едва прихваченные на затылке.
Райан старательно избегал смотреть на Айю, хоть и сидел к ней очень близко.
— Что-то случилось? — осторожно поинтересовалась девушка, отложив в сторону книгу и внимательно глядя на полуночного визитера.
Ассур развязно ухмыльнулся, снова отпил из бутылки и повернулся к Айе всем своим мощным торсом. Глаза его недобро блестели, подбородок с короткой, светлой щетиной слегка подрагивал от беззвучного смеха. Опершись локтем о согнутую в колене ногу, подался вперед. Шумно вдохнул, передернул плечами и снова отпил. Айя не знала, как себя вести, а потому просто сидела на месте и не двигалась. Рассматривала мужчину перед собой. Тренированное, гибкое тело, словно было готово к прыжку. Темные, коричневые окружности сосков очень выделялись на фоне белоснежной рубашки. Мышцы пресса сокращались, подрагивали. Напрягались. Блестела золотом в свете камина тонкая полоска волос, что спускалась от пупка вниз и скрывалась за чуть приспущенными штанами.
— Случилось, — наконец хрипло выдавил он и захохотал — громко, с надрывом. Запрокидывая голову и сотрясаясь всей своей огромной статью, расплескивая содержимое бутылки на светлый ворс ковра и запуская пятерню в растрепанные волосы.
— Хотел проучить этого… этого…
Райан выругался, зло пнул кресло, заставив Айю испугано вздрогнуть. Оно отлетело к камину, жалобно скрипнув, перевернулось.
— Хотел утереть нос! Наказать его! — выдохнул судорожно мужчина. — А получилось себя. Себя! Айя…
Его движения были такими быстрыми и резкими, что Айя едва их различила, только сдавленно охнула, оказывавшись прижатой к тяжело вздымающейся, разгоряченной груди. Чужие горячие губы спешно покрывали ее лицо влажными, короткими поцелуями. Бутыль перевернулась, рухнув между ними, содержимое толчками выливалось на светлое платье замершей в растерянности девушки.
— Айя-Айя-Айя…
Шептал между поцелуями ассур, стискивая ее плечи. Зарывался носом в ее волосы, вздрагивал, тихо постанывая, будто бы это все причиняло ему нестерпимую муку.
— Нет! — встрепенулась пленница, уперев ладони в покрытую короткими, светлыми волосками грудь. Завертела протестующе головой, отмирая и начиная осознавать происходящее. — Нет!
Ужас сковал все ее тело.
Все повторялось! Все вновь повторялось!
Изменились только декорации и действующие лица.
— Один поцелуй! Только один. Прошу… — взмолился Райан, пытаясь дотянуться до ее приоткрытых губ.
— Нет! Райан! Остановитесь! — закричала, с силой отталкивая его от себя.
— Почему? Почему, Айя? Почему не я? — выпустив девушку из рук, спрашивал принц. Опустившись задом на пятки, тяжело дышал, сверкая расплавленным золотом из-под длинных ресниц. Был заведен. Взвинчен. Разгневан. Сильно нетрезв.
Возбуждение выступало испариной на его лбу и топорщило брюки в промежности. Натягивало тонкую, мягкую ткань.
Поддавшись ему, ассур вдруг дернул Айю к себе, впиваясь в нее то ли поцелуем, то ли укусом. Смял мягкие губ, зажевал. Вторгся наглым языком в ее рот, поделился горьким вкусом спиртного. Девушка забилась в его руках, отпихивая. Толкаясь.
— Только не ты Райан! Ты же… ты же мой друг! Ты просто пьян! — затараторила Айя, борясь с накатывающей паникой и отвращением. Разочарованием. Страхом.
— Пьян! И я кто угодно тебе, маленькая госпожа, но только не друг! О да! Я просто чертовски пьян! А ты… Ты… Всегда такая отстраненная. Такая холодная! Со всеми! Со мной. Но только не с ним! — зло выплюнул принц южных земель, лицо его искривилось, губы сжались в дрожащую тонкую линию. — Как ты можешь хотеть его?! Как, Айя? После всего, что он с тобой сотворил?! Рядом с ним ты как течная сука! Все в том проклятом зале почуяли твое вожделение! До сих пор этот запах преследует меня! И все для него! Для него, Айя?! Да он тебя чуть не убил, как одну из своих наскучивших кобыл! Покрыл и высек! Оставил подыхать, развлекаясь со своей бесстыжей принцесской! А ты смотришь на него, как на самое большое чудо в твоей жалкой жизни! Рот послушно открываешь! Что еще ты так послушно делаешь, ммм? Расскажи, Айя?! А лучше покажи!
Айя дергалась от каждого произносимого им слова, как от удара. Вся сжалась, губы ее задрожали, а в глазах застыла предательская, жгучая влага.
А Райан подался вперед, хватая ее за легкое платье. Девушку встрепенулась, рванула в сторону, отползая от него на коленях, цепляясь трясущимися руками за ковер. Взвизгнула, когда ткань натянулась и послышался треск разрываемых ниток…
Оголенной спины коснулся прохладный воздух покоев. Шелк пополз с плеч, не удерживаемый более шнуровкой. Всхлипнув, ухватилась за него, прикрывая грудь. Ассур застыл, внимательно глядя на испещренную страшными, выпуклыми шрамами спину. Невесомо погладил их дрожащими, горячими пальцами. Задышал громче. Глубже. Айю била крупная дрожь. Она сидела не шевелясь, склонив голову, прижимая к груди застывшие, холодные руки с зажатым между пальцами поруганным, истерзанным платьем. Дышала через раз, скудно и рвано, будто воровала чужое.
— И после этого он тебе нужен? — брезгливо процедил Райан, придвигаясь чуть ближе.
А Айю вдруг взяла такая отчаянная злость! Такая вселенская усталость и непосильное отчаяние — хоть вой! Хоть на стену лезь! Да как он смеет?! Кто он такой, чтобы судить ее?! Чем он лучше Нирхасса? Тоже забрал ее силой! Держит против воли в своем доме! Вдали ото всех. От мира! Запер! Закрыл! Присвоил! Откармливает, как свинью на убой, оберегает! Использует марионеткой в своих играх с северянином! Выставил ее разменной монетой! Благодетель…
— Да, нужен! Только он и никто другой! — выплюнула, глядя на принца через плечо полными слез и разочарования глазами.
Райан прошипев себе под нос что-то нечленораздельное схватил ее за руку и с силой дернул на себя. В оглушающей тишине раздался тихий хруст и плечо девушку как-то странно вывернулось. Покои разорвал пронзительный женский крик. Ассур побледнев, тут же разжал свою стальную хватку на ее несчастной конечности, тряхнул головой, вмиг трезвея.
— Как?! Тьма, Айя! Прости! Прости! Я не… Я не…
Осторожно коснулся ее плеча, осматривая и пока девушка не опомнилась, задыхаясь от боли, снова дернул ее руку, надавливая и вправляя на место сустав.
Айя взвыла не своим голосом, запрокидывая голову и шарахаясь от ассура в сторону…
… Там, где должна была находится ее кровать, вдруг оказалась холодная стена. Продолжая скулить от боли, Айя не видела ничего вокруг за пеленой слез. Притиралась к каменной стене, жалея бедную руку. остатки платья то и дело сползали с ее груди и жалко облепляли округлый живот.
Нирхасс смотрел в низкий потолок убогой комнатушки постоялого двора. Обдумывал, взвешивал, просчитывал. Вытянул гудящие ноги, откинув тяжелую голову на спинку обшарпанного, провонявшего табаком и потом кресла. И тут же подорвался, услышав душераздирающий женский крик. Ее крик…
Он сотряс маленькое помещение, обрушившись прямо из пустоты.
Айя сидела на коленях в темном углу, жалась к стене, ничего не видела за пеленой слез и всхлипов. Гладила плечо, что-то шептала. Платье и сорочка на ней были разодраны.
Сам не понял, как оказался рядом с ней, почти рухнув на колени. Притянул. Оплел руками, прижался. Укрыл собой. Девушка сначала ничего не поняла, дернулась, готовая защищаться, но глубоко и судорожно вдохнув, обмякла в его объятиях, прижалась, утыкаясь мокрым лицом в его грудь. Ухватилась дрожащей рукой за рубашку. Спряталась там, укрылась. Ассура затрясло от ее близости, сердце пустилось в бешеный галоп.
— Айя, девочка…
Не поднимая лица, она только сильнее расплакалась и ухватилась за него мертвой хваткой.
— Что он сделал? Айя, что? Где больно? — зашептал в ее макушку Нирхасс, чувствуя отовсюду вонь южного, трусливого щенка. Держался изо всех сил, говорил ровно и спокойно, чтобы не напугать и без того перепуганную девчонку. Уже понимал — чтобы ни сделала эта имперская падаль, ему не жить!
— Ничего такого, — запричитала ему в подмышку Айя, сбивчиво рассказывая и жалуясь, как маленькая. Оправдывая. И снова жалуясь. Говорила быстро и непонятно, сбивалась, глотая слова в громких всхлипах.
А жестокий и холодный командир армий Севера слушал и целовал ее волосы, прикрывал глаза и не верил, что она наконец здесь. Рядом. В его руках. Млел, теряясь в ощущениях. А Айя вдруг затихнув, неловко перехватила его руку и прижала к своему животу, накрыв маленькой, холодной ладошкой. Мужчина замер, кажется, даже перестал дышать, ощутив легкие, едва заметные толчки в напряженную ладонь.
— Чувствуешь? — подняла не него распухшее от плача лицо, робко улыбнулась, заметив его непривычный, растерянный вид. Нирхасс кивнул, поглаживая и переплетая их пальцы там, где настойчиво давала о себе знать новая, созданная ими жизнь.
Не вытерпел, нагнулся, обхватил лицо Айи горячими ладонями, припал к маленьким губам поцелуем. Осторожным, чутким. Глубоким. Долгожданным…
И отчаянно зарычал в пустоту обнимая воздух, еще хранивший ускользающее тепло ее хрупкого тела. С непередаваемым и таким необходимым запахом его любимой женщины.