Хасарон встретил их, измученных долгой дорогой и разошедшейся непогодой, широко распахнутыми воротами и напряженными, молчаливыми лицами гвардейцев.
Айя во все глаза рассматривала город через тонкое стекло экипажа.
Он оказался небольшим, скорее напоминал деревушку, укрытую со всех сторон хвойным лесом и огороженную высоким, каменным забором. Узкие, брусчатые улочки и маленькие деревянные дома, здесь соседствовали с мощными и пугающими махинами казарм. Скрипели калитками скотных дворов и конюшен. Местного населения было мало, в основном на пути попадались только солдаты. Все, кто ушел вслед за своим командиром. Изменники трона. Отступники.
Город предателей.
Прибывшие гвардейцы ловко спешивались, передавали лошадей встречающим соратникам, устало разбредались, получив от командира приказ отдыхать. Амин следил и контролировал. Остался за главного, скрылся за стенами казарм.
Экипаж, вильнув в сторону, двинулся по широкой улице куда-то вглубь, мимо таверн и общественных купален, мимо сада и маленькой, едва заметной часовни. Обогнул небольшой, затянутый тонким льдом пруд, поднялся выше и остановился у громоздкого и строгого дома из темного камня.
Нирхасс помог спуститься, измотанной постоянной тряской, Айе. Придержал, когда та, блаженно выдохнув, выпрямила гудящую спину. Приобняв, повел в теплое нутро дома. Навстречу им выбежали слуги. Уже давно знакомые, привычные. Айя в удивлении замерла, посмотрела на ассура. Кажется, она не видела их целую вечность. В груди все всколыхнулось. Морис склонился перед ними в почтительном поклоне:
— Приветствую, господин. Госпожа.
Девушка от этого почувствовала себя неуютно. Скованно. Не в своей тарелке.
Но тут же радостно вскрикнула, дернувшись вперед. Мужчина послушно выпустил ее из рук. Улыбнулся. Айя, не сдержав слез, порывисто обняла тонкую, строгую фигуру. Тойра только сдавленно охнула, прижимая ее в ответ. Тепло и нежно, по-матерински. Осторожно. Приласкала девчонку, погладила по вздрагивающим плечам.
— Добро пожаловать домой, госпожа, — произнесла тихо управительница, пытаясь скрыть грустную улыбку.
— Тойра, — только и смогла выдавить несчастная, такое вдруг на нее нахлынуло. Трепетное. Сентиментальное. Видимо разыгрались гормоны. — Я скучала. Как ты? Деда тоже тут? Адам?
Женщина бросила тревожный взгляд на ассура поверх девичьего плеча, тот отрицательно мотнул головой.
— Все хорошо, Айя. Позже. Вам нужно отдохнуть с дороги, я распоряжусь о купальне и ужине, — отстраняя от себя девушку, грустно улыбнулась Тойра.
И все вокруг забегали, засуетились. Где-то в дальних коридорах мелькнуло встревоженное лицо Лили. Айю штормило от усталости и нахлынувших эмоций. Нирхасс видя ее состояние, поторопился увести девушку в их покои, что расположились на втором этаже и выходили широкими окнами на темный, серебрящийся изморозью лес. Помещение было не таким большим, как комнаты замка Шаррихасс, да и сам дом был значительно меньше и скромнее. Темное, с добротной, массивной мебелью и закоптившимся камином. Лохань находилась прямо подле него, скрытая высокой, плотной ширмой. Там же примостился и низкий комод. Все здесь было строго и лаконично. По-мужски. Пахло им.
Пока Айя раздевалась, господин быстро разводил огонь в камине и зажигал свечи в многочисленных подсвечниках. Прогонял стылую прохладу и полумрак, создавая уют. Расторопные слуги приносили ведра с горячей и холодной водой. Наполняли купель, бросая внимательные взгляды на хозяина и бывшую, хорошо знакомую им чернавку.
Снова помогал мыться смущенной, краснеющей под каждым его взглядом девушке. Осторожно тер ее кожу вспененной мочалкой, раздевшись почти догола, оставшись только в легких подштанниках. Айя неловко пыталась прикрыть появившиеся на груди и бедрах, тонкие линии растяжек. Стыдилась. Рядом с его крепким, подтянутым, мускулистым телом, казалась самой себе неуклюжей и дряблой. Некрасивой. Нирхасс видел ее стеснение, и не мог понять в чем дело. Мужчина не замечал в ней того, что самой девушке казалось в себе отталкивающим.
— Почему ты прикрываешься? — отводя ее руки в стороны и внимательно заглядывая в карие глаза, поинтересовался ассур.
Айя только неопределенно пожала плечами, опуская голову. По ее разумению, все было более чем очевидно.
Нирхасс громко выдохнув, поймал ее подбородок мокрыми и скользкими от мыла пальцами, заставляя снова поднять раскрасневшееся лицо.
— Айя, ты красивая. Ты очень красивая. Нет никого лучше для меня. Понимаешь?
Бывшая служанка только кивнула, прикрывая дрогнувшие под его теплым дыханием ресницы. И снова вздрогнула, когда господин продолжил.
— Я не умею просить прощения. Никогда не просил. Ни у кого, кроме тебя. И нет таких слов, которые смогут оправдать все то, что я сотворил с тобой, — взгляд мужчины переместился на ее плечи с виднеющимися толстыми полосками шрамов, — не прошло и дня, чтобы я не жалел о том. Я не заслуживаю твоей любви, Айя. Ты самое чистое, что было и есть в моей жизни. Самое светлое. Ты — единственная. Прекрасная моя девочка. Лучшая. Я лишь могу пообещать, что больше тебе не будет больно. Я не сделаю больно. Веришь?
— Верю, — прошептала в ответ несчастная, внимательно слушая своего хозяина, не решаясь поднять глаз.
Целовал ее лоб и подрагивающие веки, снова мыл, зарываясь сильными пальцами во влажные, спутанные волосы. Касался невесомо тонкой шеи горячими и влажными губами, гладил каждый шрам на истерзанной спине. Молчал.
Осторожно обтирал большим полотенцем, помогал надеть длинную и плотную сорочку. Присев перед ней на колени, осторожно натягивал на холодные ее ступни шерстяные носки, гладил колени, тяжело дышал. С трудом заставил себя оторваться от ее тела, запаха, взгляда. Придвинул ближе к камину стол с принесенным Тойрой скромным ужином, усадил Айю в кресло, подал приборы. Сам, быстро стянув влажные подштанники, не стесняясь своего возбуждения, опустился в остывающую после нее воду. Погрузился с головой, застыл там. Вынырнул, громко фыркая и откидывая с высокого лба волосы. Опершись всей своей огромностью на деревянные бортики лохани, внимательно смотрел, как девушка ест. Взгляд его блестел. Горел, растекался ртутным, проникая, кажется, под самую ее кожу. Айя изучала его в ответ. Любовалась.
Он был прав — девушка его не простила. И вряд ли когда-либо сможет. Но она его любила. По-настоящему. Искренне. Настолько сильно, что это причиняло боль. Ощутимую, почти физическую. И она принимала его. Таким, какой он есть, замуровав те страшные воспоминания как можно глубже в израненном и истерзанном сердце.
— Почему мы здесь? — тряхнув головой и выныривая из своих мыслей, спросила Айя.
Нирхасс, натирая сильные руки мочалкой, спокойно ответил:
— Имение сильно пострадало, непригодно для жилья. Быстро не восстановить. Все, кто выжил, теперь здесь. В Хасароне есть некоторые запасы еды и защита. Сюда пожары не дошли. Есть шанс пережить зиму.
Айя сглотнув неприятную оскомину, вновь спросила:
— И многие выжили?
— Нет, — коротко ответил ассур, не спуская с нее внимательного взгляда.
Отвернула голову к окну, борясь с нахлынувшими чувствами. Полезли липкие и цепкие мысли, что возможно она могла сделать больше, что-то придумать, изменить…
Долго лежали под теплым одеялом в тихих, спокойных объятиях друг друга, слушали треск поленьев в камине и завывание ветра за подрагивающим стеклом. Одно на двоих дыхание. Обнимались, ласкались. Целовались нежно, почти невесомо. Прислушивались к сильным и заметным пинкам искорки. Улыбались.
— Сколько тебе лет? — вдруг спросил Нирхасс, заправляя за ухо девушки, упавшую на лицо прядь.
Айя даже замерла, удивленная таким простым и в тоже время необычным для них вопросом.
— Пару месяцев назад исполнилось двадцать восемь, — ответила почти шепотом, следя за его реакцией, — а тебе?
— Немного больше, — усмехнулся мужчина, добавил, — маленькая.
— Ну скажи, — приподнимаясь на локте взмолилась Айя, ей действительно было интересно. Очень.
— Одна тысяча триста тридцать один, — давя улыбку произнес ее мучитель, вызвав у девушки громкий, пораженный вздох.
Она нелепо приоткрыла рот, глядя на него во все глаза. Ассур выглядел максимум на тридцать с небольшим, а когда улыбался и вовсе казался мальчишкой.
Они говорили до поздней ночи. Мужчина дважды вставал подкидывать дров в жадную пасть камина, а возвращаясь неизменно тянул Айю к себе, умащивая ее голову на своей широкой и горячей груди, переплетал их пальцы. Целовал ужасные шрамы, жалел. Девушка млела, льнула к нему. Сама не заметила, как провалилась в сон. Теплый и уютный. Спокойный.
А потом потянулась череда серых и холодных, наполненных тревогой будней. Нирхасс все чаще пропадал в казармах. Куда-то уезжал из города с Амином и другими гвардейцами, порой на несколько долгих, мучительных для Айи дней. Страх по нему сводил несчастную с ума. Неизвестность пугала, давила своей необъятностью. Сутулила девичью спину.
И как-то одним искрящимся, первым за долгое время солнечным и спокойным днем, Айя узнала новости, что так старательно от нее скрывали…
Горе опутало ее, связало по рукам и ногам, не давая дышать и выбивая почву из-под ног. Она растерянно смотрела на осунувшуюся Тойру и не верила своим ушам. Не хотела верить. Отрицательно махала русоволосой головой, пятилась, как выброшенная на сушу рыба, хватала обескровленными губами холодный, северный воздух. Только и смогла выдавить из себя короткий вопрос:
— Как?
— Солдаты Гилиаса…
Почти бежала в конюшни, сползла там по стене на промерзший, земляной пол, сотрясаясь от рыданий. Не видела ничего за пеленой злых слез. Скулила, обнимала себя руками.
Он был первым ее другом в этом мире. Единственным ее поддержавшим. Безобидным и добрым. Настоящим. Простым, никому не желавшим зла стариком. Если бы не он, возможно, Айя уже давно бы сгинула, сломленная и никому ненужная. А теперь его не было…
Завыла еще громче, пугая, прядающих ушами лошадей.
Адама тоже не стало. Светлого, смешливого и простодушного паренька, что так мечтал стать одним из воинов Шаррихасса. Заставлявшего ее улыбаться вопреки всему, кружившему в танце среди цветочных гирлянд и огней. Отчаянно защищавшего простую служанку от похотливой, разошедшейся толпы. Смелого. Верящего в лучшее будущее, что оказалось к нему беспощадным.
Бородатый, рыжий конюх растерянно смотрел на женщину господина, что задыхалась от слез в его конюшне и не знал, что делать. Боялся подойти. А потому просто смотрел, став невольным, немым свидетелям чужой, всепоглощающей печали.
— Вам надо встать, госпожа, — наконец не выдержал он, протягивая Айе руку, — Вам нельзя на сырой земле. Застудитесь.
Девушка благодарно приняла помощь, кивнула. С трудом беря себя в руки. Часто-часто дышала, смотрела на лошадей. Почти взвизгнула, заметив в стойле рыжую в яблоках Малинку. Дернулась к ней, потянула засов, с трудом отодвигая тяжелую, деревянную дверь. Прильнула к широкой, горячей шее, зарылась дрожащими пальцами в шелковистую гриву. Кобыла недовольно дернула мордой, переступая длинными ногами.
— Тебе тоже плохо, да? — спрашивала Айя, проводя ладонью по гладким бокам. — Тоже не хватает его?
Шептала еще что-то, шмыгала носом. Все никак не могла совладать с собой.
— Можно я буду приходить к ней? — спросила у конюха не оборачиваясь.
— Конечно, госпожа, — ответил тот, переминаясь на месте. Мужчина не любил женских слез. Особенно таких, где был не в силах помочь.
Айя возвращалась к дому нетвердой походкой, разгоряченное и опухшее от слез лицо покалывало под холодными порывами ветра. Прошла по узким коридорам прямиком на кухню, молча принялась открывать все шкафчики, не обращая внимания на застывших в удивлении слуг. Тетушка Битси попыталась что-то сказать, но затихла под строгим взглядом Тойры. Девчонки ошарашенно хлопали глазами, перешептывались.
Выудив на свет, что искала, подхватила с расстеленного широкого рушника стопку, и откупорив бутылку, наполнила ее доверху. Громко опустила бутылку на стол. Уперлась ладонями о столешницу, перенеся на них вес. Громко задышала. И зажмурившись опрокинула в себя обжегший горло алкоголь. Передернула плечами и не говоря ни слова, быстрым шагом покинула кухню.
А в покоях, как была — в одежде и теплых ботинках, залезла под одеяло, укрылась почти с головой, вперив опустошенный взгляд в мощную дверь. Долго ее гипнотизировала, все еще периодически всхлипывая. Уснула.
Проснулась от легких, осторожных прикосновений к лицу. Нирхасс сидел на постели совсем рядом, целовал ее щеки. А за окном, пролегла среди деревьев зимняя, промозглая, северная ночь.
— Мне жаль, Айя, — тихо произнес господин, пригладив ее растрепавшиеся волосы. — Тебе нужно раздеться.
Помог бывшей служанке встать и выпутаться из одежды, стянул ботинки и снова уложил, примостившись рядом, накрывая их одеялом, кутая ее в надежных, горячих объятиях. От господина привычно пахло кедром. А еще дорогой и потом. Уверенностью. Айя вдыхая его запах успокаивалась, затихала, снова провалилась в тревожный сон.
Но несмотря на все переживания и скорби несчастной пленницы чужого мира, жизнь неумолимо шла вперед. Не останавливая свой ход ни на мгновение. Нирхасс опять подолгу где-то пропадал, решал какие-то важные государственные вопросы, не посвящая в них Айю. Оберегая тем самым от тревог, не осознавая видимо, что неизвестность и неопределенность страшили ее более всего. Но девушка его слушалась, доверяла, принимала все. И даже эту обидную скрытность. Просто понимала, что он такой. И другим вряд ли будет.
Она любила его таким, как он есть. Не стремясь изменить или давить своими, возможно даже и оправданными обидами. Просто была рядом. Ждала. Крепко обнимая, когда ассур уставший и разгневанный возвращался домой.
В то раннее утро, она проснулась оттого, что в их покои тихо, но настойчиво стучали. Нирхасс, накинув на плечи рубашку открыл дверь, ослепив девушку робким светом из коридора. Взволнованный гвардеец что-то быстро докладывал господину. Айя со сна плохо улавливала, выхватывая из быстрого монолога только отрывки фраз, про какого-то важного визитера.
Вернувшись к ней, ассур коротко оповестил, что ему требуется ненадолго отойти, и что он скоро вернется. Ей не о чем переживать.
— Спи, еще рано — поцеловал ее в лоб, и быстрой походкой скрылся за дверью.
Она ждала его в библиотеке, нервно меряя шагами маленькое помещение. Волосы отливали огнем в свете канделябров, глаза лихорадочно поблескивали, но лицо оставалось до прекрасного невозмутимым.
Принцесса вздрогнула, когда хозяин дома скрипнул половицами, проходя вперед и прикрывая за собой дверь. Он окинул ее недоуменным взглядом, совершенно не ожидая увидеть в застенках Хасарона. Отмечая, что Ширрин, как и прежде была верна себе, в любой ситуации выглядя безупречно.
Ассур обошел свою нежданную гостью, останавливаясь у камина и присаживаясь в высокое кресло. Женщина следила за ним неотрывно, жадно впитывая каждую деталь. С нескрываемым восхищением глядя на голый торс под незастегнутой рубашкой. На встрепанные со сна волосы и знакомые до боли черты, что теперь стали ей недоступными.
— Зачем ты здесь? — нарушил затянувшуюся тишину Нирхасс, переводя свой серый взгляд на огонь камина.
Принцесса невольно отшатнулась от его такого равнодушного и холодного тона, что даже не верилось. Но быстро взяла себя в руки, подойдя ближе. Так, чтобы стоять напротив и смотреть в невозмутимое, прекрасное лицо.
— Я здесь, чтобы образумить тебя, Нир! — резче, чем того хотела выпалила Ее Высочество.
— Образумить? — усмехнулся господин, устремив на нее свою серую сталь.
— Да, Нир! — твердо ответила Ширрин, игнорируя явную его насмешку. — Ты видимо повредился рассудком, мой гордый воин. Неужели она стоит всего этого сумасшествия? Отец не спустит этого твоего безрассудства. Он готов идти на вас войной! Войной, понимаешь?!
— Понимаю, — коротко кивнул ассур, добавил, — и да, стоит.
Принцесса дернулась, как от пощечины. Проглотила болезненный спазм, сдавивший внезапно горло. Прокашлялась. И как-то порывисто и отчаянно, в совершенно несвойственной ей манере спросила:
— А как же я?!
Качнулась, хватаясь за полку над камином.
Хозяин дома прикрыл глаза, огладил подбородок, громко выдыхая.
— Мы об этом уже говорили Шир. Много раз. Я устал повторять.
— А если я скажу, что люблю тебя! Да, люблю! Не надо делать вид, будто ты не понимал и не знал этого! Ты не смеешь вот так оставлять меня! Не смеешь! И ради кого?! Ради этой… Этой… Девки беспородной! Это какая-то блажь, Нир! Она же шваль! Жалкая и никчемная! Мерзкая…
— Ты забываешься, — протянул с угрозой, блеснуло недоброе в серых глазах.
— А ты нет?! Ты не можешь так поступать со мной! С нами! — Ширрин вдруг резко подалась вперед, падая перед ассуром на колени, хватаясь за его напряженные руки. — Я попрошу отца! Попрошу! Он тебя простит! Все простит! Ты вернешь себе прежнюю власть и даже больше! Рядом со мной ты вновь станешь великим! Поднимешься над всеми! Как мы и мечтали, помнишь? А что даст тебе она? Скитания и жалкую жизнь в изгнании, если удастся выжить? Нир, любимый, прошу тебя… Прошу… Одумайся! Я даже приму ее дитя! Забуду, кто его мать! Буду растить как своего! Как нашего! Ее все равно не станет! Рано или поздно. Людская жизнь коротка. А я буду рядом всегда! Буду верна и предана тебе! Как никто другой! Нир…
Принцесса дернула шнуровку своего костюма для верховой езды, как-то дергано и нервно стянула блузу, оставшись в одном корсете. Пышная грудь ее быстро вздымалась. Женщину потрясывало. Она снова прильнула к напряженному ассуру, целуя его руки, заросший щетиной подбородок, обнимая неподвижного мужчину.
— Что ты делаешь? — легко отстраняя от себя разгоряченное, красивое тело, недовольно спросил он.
Оттолкнуть не решался, помня и отдавая должное их совместному прошлому. Но отчетливо осознавая, прикосновения другой ему безразличны, если не сказать неприятны.
— А на что похоже? Ну же, Нир, давай! Возьми меня! Возьми, как прежде!..
Айя толкнула плохо прикрытую дверь библиотеки, плотнее кутаясь в длинную шаль. Волнение не дало бедняжке уснуть, поворочавшись в постели и тяжко повздыхав, решила спуститься вниз и узнать, что там за визитеры. И все ли в порядке. Смущенный гвардеец подсказал, где находится командир.
Замерла в дверном проеме вцепившись холодными руками в металлическую ручку. Моргнула, забыв, как дышать. Застыла, наблюдая, как полуголая Ширрин прижимается к ее господину, как целует его уставшее лицо, откровенно и бесстыдно себя предлагая. Как он удерживает ее за шелковистые, белые плечи, чуть склонившись вперед.
Выдох получился каким-то слишком громким, свистящим. Ассур дернулся, устремив на нее растерянный взгляд. Ее Высочество, воспользовавшись моментом прильнула еще ближе к Нирхассу, простонала. Айя сделала шаг назад. Еще один. И еще. Тихо прикрыла дверь и развернувшись, спешно направилась прочь. Поднялась по лестнице, пытаясь дышать ровно, спокойно. Оказавшись в остывших за ночь покоях, направилась за ширму, склонилась над ведром, щедро брызгая холодной водой в бледное, словно мел лицо. В голове было пусто. Пока. В груди дергало болью. Какой-то тупой и противной. Ноющей.
Прошла к креслу, спешно натягивая платье с удобной шнуровкой спереди. Руки не слушались, пальцы то и дело соскальзывали, Айя старалась сосредоточиться. Красивый синий бархат, шелковая лента, оборки. Тихий стук двери.
— Айя, — голос его был ровным, спокойным, едва лишь различимо слышалась тревога.
Девушка не обернулась, продолжая воевать с платьем.
— Айя…
— Не получается, — выдохнула она, улыбнувшись подошедшему и ставшему перед ней мужчине.
Господин смотрел на нее нахмурив густые брови, внимательно заглядывая в бледное лицо с огромными, блестящими глазами. Двинулся вперед, желая обнять. Девушка отшатнулась, повела носом. Губы ее дернулись.
— Вишня. Зимой не вкусно, — и опять вернулась к проклятым завязкам.
— Айя, послушай…
— Не сейчас, — не дала закончить бывшая служанка, снова уворачиваясь от его рук, разыскивая глазами свои, неизвестно куда запропастившиеся, ботинки.
— Выслушай меня! — ассуру не нравилась ее реакция, не нравился надтреснутый голос и то, что она старательно избегала его взгляда.
Мельтешила по комнате в поисках обуви.
— Не сейчас, господин. Мне надо на воздух. На воздух.
Ассур резким, нервным шагом направился к окну, распахнул тугие створки, впуская в их покои сквозняк и ворох дремавших на подоконнике снежинок.
Айя дернувшись, вдруг устремилась обратно за ширму, снова склонилась над ведром. Девушку вырвало. На глазах от болезненных, противных спазмов выступили злые слезы. В голове вновь вспыхнула яркая картина из библиотеки и бедняжку вывернуло опять. Желчью и обидой. Ревностью. Непринятием.
Спины несчастной коснулись горячие ладони, погладили. Нирхасс передал ей полотенце.
— Спасибо, — прошептала Айя, вытирая рот и давя в себе очередной мучительный спазм.
— Тебе легче?
— Нет.
— Айя пос…
— Я не хочу сейчас говорить, — прервала его на полуслове, пытаясь продышаться.
— Я ведь и заставить могу! — вырвалось неосторожное, прежде чем успел подумать. Злился на себя и на нее за неуместное, рьяное упрямство. На все испортившую Ширрин, что сейчас в сопровождении гвардейцев покидала просыпающийся город. В который раз отвергнутая. Униженная. Затаившая.
Айя как-то странно дернулась, повернула к нему лицо. Губы и подбородок ее дрожали.
— О, господин, я знаю! Лучше, чем кто-либо другой, знаю. Принести Вам плеть или обойдемся руками?
Слезы прочертили влажные дорожки на ее лице.
На ассура как ушат ледяной воды опрокинули. Мужчина весь встрепенулся, прикусывая свой ни к месту ставший длинным язык. Подхватил сопротивляющуюся девушку на руки, протащил по комнате, сел вместе с нею на кровать. Оплел сильными руками.
— Айя прости, я не хотел этого говорить. Просто дай мне сказать. Выслушай. Я не хочу, чтобы все рушилось из-за чужой, глупой прихоти. Ничего не было и не будет. Ни с ней, ни с кем-либо еще. Для меня существуешь только ты. Прости. Ты не должна была это видеть. Мне не стоило с ней говорить, я не думал, что она выкинет подобное. Айя, девочка, прости…
Он еще что-то шептал ей, гладил, прижимал к себе.
Не отходил от девушки весь день, гулял с нею по лесу, перекинувшись зверем. Отложил дела. Подставлялся под ее маленькие, тонкие руки. Урчал. Ждал, когда из карих глаз уйдет непривычное, отстраненное и чужое. Холодное.
Вечером долго сидели у камина. Нирхасс крепко обнимал ее, целовал в затылок, поглаживал живот. Непривычно для самого себя суетился, чувствуя вину за свои неосторожные слова. Айя уснула в его руках. Обмякла, вздрагивая и тяжело вздыхая во сне. Перенес ее в постель, бережно уложил, стягивая ботинки.
Проснулся среди ночи от того, что девушка поднялась, вцепившись обеими руками в столбик балдахина.
— Что такое? — спросил ассур, внимательно глядя в широко распахнутые девичьи глаза.
По ногам Айи текло теплое, замирало на полу небольшой лужицей.
— Кажется, началось…