Сана Дор Шаррихасс появилась на свет к вечеру следующего дня. В самое неудобное время, которое только можно было представить. Новая душа явилась в мир ассуров, что снова стоял на пороге неумолимых и кровавых перемен. Которые уже выдвинулись многотысячным войском на скрытый лесом, неприметный военный городок, возглавляемые самим Правителем Севера, древнейшим из рода — Котроном Сентиусом Солейром.
Измученная, уставшая и взмокшая Айя бережно прижимала к груди маленькое, горячее тельце. Сотрясалась от слез облегчения и счастья. Целовала своего ребенка в мокрые, слипшиеся, пепельные волосики. Гладила дрожащими пальцами и не могла ею надышаться. Боль мучительных, казавшихся бесконечными, часов отступила в ту же секунду, как только старая, морщинистая повитуха, под надзором бледного лекаря, ловко опустила на нее громко пищащий, почти фиолетовый комочек.
— Крепкая девчонка, видна порода, — вещала скрипучим голосом старуха, уверенными движениями, перетягивая пуповину.
А сердце Айи замирало и неслось вскачь, затаив дыхание она невесомо касалась маленьких, сжимающихся в кулачки пальчиков. Терялась. Не могла осознать, что она теперь мама.
Шептала тихо:
— Моя… Моя… Моя…
И снова касалась губами светловолосой головки с пульсирующим родничком.
Ревностно наблюдала, как ее искорку обтирают, заворачивая в теплую, выглаженную простыню. Тяжело откидывалась на подушки, следя за всем из-под ресниц. Морщилась, когда ее саму обрабатывали там, меняла сорочку с помощью Тойры, умывалась.
Тихо скрипнула дверь впуская в теплое нутро покоев всполошенного Нирхасса. Весь встрепанный, с закатанными до локтей рукавами рубашки, он смотрелся непривычно, по-другому. Взволнованный. Замер на входе, уставился своей цепкой серостью в маленькую фигурку на широкой постели, что прижимала к груди крошечный, белый сверток. Айя улыбнулась, кивнула головой, приглашая подойти ближе.
— Поздравляем, господин! — коротко поклонилась управительница и собирающий свои вещи в коричневый сундучок лекарь.
Ассур остановился у изголовья, замер там, склонился низко. Обдал щеку и плечо девушки горячим дыханием, заворожено глядя на маленькое, опухшее личико, с темными щелками глазок. Новорожденная смешно причмокивала губами, высовывала язык, кряхтела.
— В праздник зимы рожденная — хороший знак, счастливой будет. Зоркой, — объявила всем повитуха, собирая с пола простыни.
— Хочешь подержать ее?
Мужчина только кивнул, осторожно принимая из рук Айи их дитя. Сана выглядела в его огромных руках совсем маленькой, почти незаметной. Нирхасс смотрел на нее, не отрываясь и кажется, затаив дыхание. Лицо его было привычно невозмутимым, а вот глаза блестели. Горели ярко, тепло.
— Она прекрасна, — наконец, произнес ассур, переводя полный нежности взгляд на свою улыбающуюся служанку. — Моя дочь…
Он произносил это короткое слово и будто сам себе не верил, пробовал его на вкус. Млел. Смешно согнувшись, почти невесомо коснулся маленького лба поцелуем, втянул носом ее запах, прикрывая свои невозможные глаза.
В ребенке так остро чувствовалась кровь ассурин — его кровь, что это дурманило. Разносило разряды удовольствия по нервным окончаниям. Будоражило.
Счастье. Восторг. Целый шквал эмоций заставлял мужчину бродить по комнате, неотрывно рассматривая его продолжение. Еще год назад казавшееся нереальным. Невозможным. Немыслимым. И вот он держит ее на руках — такую маленькую, беззащитную, хрупкую. Чудо. Бесценный дар.
Целовал раскрасневшуюся Айю, благодарил, обнимал. Смотрел как та неумело, робко прикладывает к груди их кроху.
— Я хочу назвать ее Саной, — произнесла Айя, вспоминая своего отца, которого не стало много лет назад. Адаптируя его имя на местный, удобный для слуха манер. — Александра. Маленькая Сана.
Нирхасс только кивнул, прижавшись губами к ее волосам.
Обнимал их, баюкал. Гладил уснувшую, измотанную девушку. Шепотом раздавал поручения Тойре. Задремал ближе к утру, все не мог на них насмотреться, надышаться. Поверить.
Следующие дни были наполнены хлопотами, умиротворением и детским плачем. Управительница всячески помогала своей названной госпоже, подрядив еще и расторопную Лили. Учила, подменяла, находя в том необычайное удовольствие. Часто погружалась в свои мысли, гнала прочь тоску, вспоминая свою бедную Лиру, черты которой увидела в грязной, пришлой неизвестно откуда чернавке. Разбередившей, растормошившей старые, давно зарубцевавшиеся раны всегда холодной, надменной управительницы…
А еще заходил Амин. Неловко мялся в дверях, смущаясь просил:
— Госпожа Айя, можно посмотреть на девочку?..
Желал хотя бы взглядом прикоснуться к чуду, робел.
Бывшая служанка только улыбнулась, склоняясь над колыбелью, поманила воина к себе. Позволила.
— Такая маленькая, госпожа, — выдохнул ассур, склонив голову на бок и крепко сцепив руки за спиной, — красивая…
А потом вдруг посерьезнев, добавил:
— Мы будем защищать вас Айя. До последнего вздоха.
Бросил еще один короткий взгляд на младенца и поспешил прочь, оставив растерянную Айю смотреть в его удаляющуюся, прямую спину.
А еще через пару дней, когда девушка меняла простыни в детской кроватке, раздался будто бы раскат грома. Резкий. Неожиданный. Оглушающий.
Айя только тихо вскрикнула, замерев у постели и ошарашенно глядя на окно. Грохот был столь сильный, что задребезжали стекла и упала с каминной полки хрустальная ваза, разлетевшись по полу искрящимися осколками. Женщины оторопели, Лили вздрогнула, прижав к груди влажную тряпку, которой до этого протирала пыль.
Внизу все засуетилось. Зашумело. Нирхасс раздавал короткие приказы. Собирался. Стремительно покидая дом в сопровождении верного Амина. Велел Морису немедля запереть все ставни, перенести из подвалов все самое необходимое на несколько дней вперед. Не спускать глаз с госпожи.
А лес перед главными вратами Хасарона полыхал, зарево пожара вздымалось высоко в полуденное небо, пачкало его чернильным, едким дымом. Трещало. Выло. Коптило. Лизало огромными языками пламени высокие каменные стены, не в силах преодолеть ров и проникнуть за их невозмутимую твердость. Злилось. Неистовствовало. Горел один из корпусов казарм, где находились солдатские конюшни. Гвардейцы спешно выводили сопротивляющихся, испуганных стихией животных. Кашляли, громко переговаривались, прикрывая лица мокрыми рукавами и платками.
Мирные люди бежали к хозяйскому дому, стремились в его надежное, добротное нутро. Кричали, разбегаясь в стороны и натыкаясь друг на друга, под градом летящих со всех сторон полыхающих, огненных стрел. Задыхались от застлавшего все вокруг жаркого смога. Пепел смешивался со снегом, оседал на непокрытые головы предателей.
Котрон делал первый шаг, прощупывал почву. Повелитель жаждал не просто отомстить изменнику, но и унизить. Растоптать. Показать народу, как тот слаб и никчемен в сравнении с величием Правящего Дома. Пожалеть, что ушли вслед за Шаррихассом. Дерзкий пес, осмелившийся укусить руку, что так щедро и долго его вскармливала. Отвергнувший драгоценнейший из подарков — его дочь, принцессу Ширрин. Таскался с нею столько лет и бросил, словно наскучившую дешевку. И ради чего? Ради человеческой женщины?! Тьма, вот это насмешка! Он раздерет ее в клочья на глазах у бывшего военачальника! Будет заживо сдирать с нее шкуру, лоскут за лоскутом и заставит его смотреть! А родившиеся недавно дитя будет принадлежать Правящему Дому, пусть лекари изучат состав крови. Разберутся.
— Рано начал, — процедил сквозь зубы Нирхасс, вскакивая в седло, — будет теперь травить, как зверей. Ответа еще не было?
— Нет, господин, — отчитался Амин, седлая свою лошадь, удобнее перехватывая поводья.
Небольшой конный отряд покинул стены Хасарона, возглавляемый своим предводителем. Ассур знал, что прямого удара не будет. Во всяком случае не сейчас. Короткие, изводящие вылазки, направленные на разрушение и запугивание — в этом был весь род Солейр. Правитель намерен поставить его на колени перед всем миром, перед его людьми. Он хорошо осведомлен о своем численном преимуществе. Но воины Шарихасса куда опаснее, ибо следуют долгу и совести, а не приказу. Тем и страшнее, отчаяннее в бою. Неистовее.
Оставшиеся гвардейцы тушили пожары, переносили припасы и оружие. Слуги в доме размещали перепуганных людей. Помогали раненым, успокаивали.
Айя не спускалась, прижимала к себе Сану, скованная нависшей над ними угрозой. Страхом. Мерила короткими шагами погруженные в полумрак покои. За прикрытым ставнями окном был слышен гомон и треск, крики, ржание лошадей. В груди металось и скреблось. Он был где-то там. Ушел, не проронив ни слова. Не успокоив. В этом был весь Нирхасс, когда дело касалось надвигающейся на его людей беды, он, отринув все, решительно шел вперед, ответственный за их жизни. Не видел нужды в глупых сантиментах и расшаркиваниях. Это обождет. Будет после, когда гроза минует. Особенно теперь, когда за его спиной находились они — его смысл…
Отряд лазутчиков был небольшим, но одним из лучших в армии правителя севера. Тренированный им самим — Дор Шаррихасом. В основном лучники.
Разведчики…
Сражение было недолгим. Тихим и беспощадным. Вековые ели тянули присыпанные снегом ветви в стороны, стремились в высь острыми макушками, не желая становиться свидетелями нового кровопролития. Ассур командовал — живых не оставлять! И его люди послушно топили белый снег в алом, скорбном. Переманить на свою сторону никого не пытались, те кто хотел и был верен ушли за командиром сразу, не задавая лишних вопросов и не сомневаясь. А те, кто явился убивать, заслуживали только смерти.
Отправил своих людей на разведку, пришпорил всхрапнувшего коня, пуская того в галоп, двинулся глубже в лес, где зарево от пожара было не таким ярким. Выше по склону, к самому подножью горы. Осмотрелся. Хода, прикрытого колючими ветвями и припорошенного снегами, видно не было. Он прятался за широким кустарником дерна, уходил сильно вглубь. Таился. Хорошо.
Как и ожидалось, их брали в плотное кольцо, отрезая Хасарон от внешнего мира. Солейр расположил ставку далеко за пределами леса, за шумной и быстрой рекой, что проложила свой путь от самых горных вершин. Выжидал. Ежедневно отправлял лучников, обрушивая на пристанище врага все новые и новые смертоносные лавины. Нисколько не удивлялся, что гвардейцы обратно не возвращались. Ухмылялся, ожидая решительных ответных действий, но Шаррихасс медлил. Забился в свою надежную, теплую нору хитрый, изворотливый лис. Только отражал удары, утонув в едких смогах, разгребая пепелища своего оплота. Ну ничего, Котрон умел ждать…
Айя быстро поднималась по лестнице, прижав к груди выглаженные пеленки и простыни. Торопилась, гоня ставшее привычным ощущение надвигающейся, неизбежной бури. Тойра шла следом, задержавшись в холле, объясняя что-то привычно молчаливому Морису.
Тихо потянула на себя створку двери и замерла, ошарашенно глядя перед собой. Уронив свою ношу, ринулась вперед, лицо ее исказила дикая ярость.
— Что ты творишь?!
Лили отскочила от колыбели, где мирно спала Сана. Прижала к груди подушку, которую лишь мгновение назад заносила над младенцем, решаясь опустить. Придавить. Подождать немного, совсем чуть-чуть и бежать, бежать — пока господа не вернулись. Испуганно захлопала яркими глазами, отшатываясь от взбешенной Айи. Истошно завопила, когда та вцепилась ей в волосы, дернула на себя, заставляя шлепнуться на колени. Госпожу било крупной дрожью, замахнувшись, она хлестко ударила несостоявшуюся детоубийцу по бледной, холодной щеке. А потом еще и еще. Айя била служанку столь неистово, столь остервенело и отчаянно, как когда-то защищала ее жалкое тело, что вольно пользовали вражеские солдаты. Лили пыталась прикрыться, вырваться, лишь еще больше разозлив бывшую товарку. Та гонимая ужасом за свое дитя, не видела ничего вокруг, готовая разодрать чернавку голыми руками.
— Как ты посмела?! За что?! — рычала Айя сквозь зубы, дергая светлые, шелковистые волосы.
Девушка обливалась слезами, из разбитой губы текло из носа тоже. Щеки горели, лицо саднило. Госпожа не церемонилась.
— Простите! Простите, госпожа! — кричала Лили, брызжа кровавой слюной и всхлипывая. — Я не виновата! Не виновата! Она велела мне! Сказала, что убьет, если не сделаю… Простите… О Тьма!
— Кто велел?!
Чернавка только еще больше разревелась. Айя влепила ей еще одну оплеуху, дернув за волосы на себя, заставляя вытянуться на коленях, прогнувшись в спине.
— Кто?!
— Ее… Ее Высочество…
Ширрин.
Чертова, подлая тварь! Мерзкое отродье, что по ошибке звалось женщиной.
Тойра застыла в дверях, молча глядя, как Айя волоком тянет за собой вяло сопротивляющуюся Лили, вцепившись той в растрепанные волосы. Глаза девушки стали черными от гнева, блестели непривычной сталью. Лицо раскраснелось, вена у виска пульсировала.
— Посмотри за Саной, — коротко бросила госпожа, даже не глянув на управительницу.
Выволокла свою пленницу в коридор и уверенным шагом направилась к лестнице. Лили кричала от боли, хваталась за вцепившуюся в ее шевелюру руку. Царапалась. Айя того, казалось, вовсе не замечала, только сильнее дернула тощее тело на себя, снова ставя предательницу на колени. Двинулась вниз, собирая ею ступени. Тяжело дышала, сотрясаясь от праведного гнева. В груди кипело и бурлило. Страх, ненависть, дикая — необъятная ярость, все в ней смешалось в горючую, плохо контролируемую смесь. Еще никогда прежде, несчастная так не жаждала мести и крови, как в те мгновения. От мысли, что задержись она на кухне чуть дольше или остановись подождать Тойру, случилось бы непоправимое, в груди вспыхивало, расцветало жгучей болью.
Остановилась.
И снова ударила — наотмашь, так, что у чернавки клацнули зубы и запрокинулась голова.
Двинулась через холл, игнорируя собравшихся на шум обитателей дома. Толкнула тяжелую дверь, делая шаг в главную залу. Нирхасс, Амин и еще двое незнакомых ей гвардейца обернулись, с удивлением глядя на Айю. Ассур нахмурился, вставая навстречу своей женщине. Только он видел, насколько та напугана. Какой ужас застыл на ее ставшем словно восковым лице. Дернула рукой, вталкивая перед собой воющую Лили. Та упала перед длинным столом, за которым сидели мужчины, растянулась, пряча лицо и страшась подняться.
— Скажи ему! — скомандовала Айя, подходя к распластанному телу, вновь дергая мерзавку за волосы. — Говори! Или вашей проклятой Тьмой клянусь, я удавлю тебя голыми руками!
И Лили закашливаясь в рыданиях заговорила. Глотала слова, всхлипывала. Понимала, что живет последние минуты. Господин не простит подобного. Никогда.
Хозяин слушал не перебивая, не спуская с Айи внимательно взгляда.
Амин понимающе прикрыл глаза, отвернулся. Никогда прежде он не видел маленькую госпожу в таком состоянии.
Когда чернавка закончила, девушка наконец отпустила ее многострадальную голову, отшвырнула от себя. Выпрямилась, задрав подбородок, вперила острый, черный взгляд в ассура. Обманчиво ровным, холодным, чуть надтреснутым голосом произнесла:
— Мне не будет покоя, пока эта тварь жива.
Нирхасс только коротко кивнул.
Принцесса Ширрин подписала себе смертный приговор….
Айя не проронив больше ни слова покинула залу, неуверенным шагом возвращаясь в покои, где девушку ждала ее маленькая, бесценная жизнь. Ее искорка.
Уже поздним вечером, вошедший в комнату ассур нашел свою служанку сидящей у колыбели. По щекам ее текли, лились крупным градом немые слезы. Девушку трясло. Било нервной дрожью. Она прижимала к бледным губам изуродованные шрамами ладони, раз за разом прокручивая в голове образ замершей с подушкой в руках Лили. Замершей над ее ребенком. Над ее огоньком. Маленькой Саной, что безмятежно спала, окутанная материнской заботой, словно мягкими крыльями.
Долго обнимал ее. Успокаивал. Гладил. Целовал распухшее от слез лицо. Придвинув широкое кресло к детской кроватке, усадил свою госпожу на колени, укрывая их теплым одеялом. Айя отказывалась отходить от Саны, вновь и вновь переживая те страшные мгновения. Уснула — словно под лед провалилась, согретая его уверенным, надежным присутствием.
Нирхасс не рассказал ей, что кроме Лили этим вечером не стало еще четверых слуг, сознавшихся в сговоре с врагом. Кто-то из страха, кто-то из банального желания и веры в лучшую жизни при дворе, это было не важно. Всех их ждал один печальный финал.
А еще не упомянул господин и о том, что пришел ответ от Райна Кровавого, братоубийцы и узурпатора, свергшего собственного отца с трона и сославшего мать в монастыри на дальних островах, что притаились в водах теплого моря.
Юг спешно двигался на помощь своему врагу…