Шла неделя за неделей, тревога и страх крепли, опутывали маленький город стыдными, непростительными для этого жестокого мира узами. Угнетали. Уродовали. Дом словно замер, затих в ожидании следующего оглушительного удара. Обитатели его были точно безликие и бесплотные тени себя прошлых. Ходили тихо, почти не дыша. Ужас надвигающегося чувствовали все, но были не в силах остановить или вмешаться. Просто ждали, замурованные в темном, добротном камне и своей беспомощности. Обдуваемые ледяными ветрами, что вьюжили и лютовали, засыпали землю холодными снегами.
Нирхасс и Амин отсутствовали в Хасароне уже больше десяти дней, хотя обещали вернуться много раньше. Айя не находила себе места. Несчастную рабыню раздирало надвое от ужаса. Она с трудом держала себя в руках, старясь для Саны быть надежной и крепкой. Теплой. Управительница всячески пыталась успокоить свою госпожу, напоминая, что хозяин очень сильный и мудрый воин, что никогда и ничего не делает просто так. Разве что с ней — с Аей его действия не поддавались никаким разумным объяснениям. Но девушку это не утешало. Она подолгу стояла на крыльце и смотрела вдаль, мимо пепелища бывшего когда-то городом. Далеко за стену, где был искрящийся зимой лес. Румир стоял за ее спиной молчаливой тенью. Бдел, выполняя наказ своего командира.
— Они вернутся, — не выдержал гвардеец как-то, видя молчаливые, горячие слезы маленькой госпожи.
— Ты знаешь, куда они отправились? — не оборачиваясь, и зло смахивая влажную слабость с горящих щек, спросила девушка.
— Нет, Айя. Этого я не знаю. Но я очень хорошо знаю командира — они вернутся! Не сомневайтесь.
Бывшая служанка только кивнула в ответ. В те мгновения она почти ненавидела своего ассура, что оставил ее терзаться в мучительном неведении. Психовала. Хотела как в тех сопливых мелодрамах — бить посуду и кричать в пустоту дома о том, какой он невозможный эгоист! И чтобы осколки в разные стороны, чтобы навзрыд, громко и неистово. Слала ему в ночную, морозную пустоту страшные ругательства, а затем, словно пугаясь своих собственных мыслей, прикрывала глаза и молилась всеми известными ей молитвами. Просила. Умоляла. Закусывала губы.
— Только вернись. Вернись ко мне, — шептала, стискивая в холодных руках завязки теплого плаща.
И снова бесконечной чередой тянулись дни полные томительного, изматывающего ожидания. С короткими, уже ставшими привычными набегами врага. Тот словно намеревался взять их измором, извести постоянством своих подлых и скользких действий. Сдерживаемых разбушевавшейся непогодой. Зима лютовала, злилась на разошедшихся, глупых существ, вновь решившихся помериться властью и мощью. Силой. Что в сравнении с нею была смехотворно мала. Ничтожна. Сдалась, едва морозы стали сильнее, а пурга неистовее, заметая дороги и лазы высокими, непроходимыми сугробами.
В хозяйском доме стало заметно холоднее. Камины топились и днем, и ночью, гвардейцы срубали ближайшие деревья, тащили в казармы и дом сохранившееся с пепелищ, бывших когда-то домами. Айя переставила детскую колыбель ближе к огню, кутала малышку, почти не выпускала из рук. Доверяла ее только Тойре. Спала мало — урывками. Боялась проснуться и услышать страшную новость или звуки очередного, отражаемого солдатами Шаррихасса нападения. Изводила себя, не в силах бороться с собственными мыслями и чувствами. Злилась.
Чуть не впала в самую настоящую истерику, когда одной особенно холодной ночью, в их покои тихо постучали. В дверях возникла улыбающаяся голова Румира, сообщившая:
— Господин вернулся, Айя.
Несчастную аж подкинуло из кресла, в котором она укачивала Сану. Девушка заметалась в полумраке помещения, в поисках своих башмаков. Передала почти уснувшую малышку, понимающе улыбающейся Тойре. И плюнув на обувь, как была — в одних носках, теплой сорочке и огромной шали, понеслась прочь из спальни. Сердце в груди замирало с каждым ее стремительным шагом. В ушах шумела гонимая по венам кровь. Облегчение и предвкушение смешались в ней, заставляя глаза влажно блестеть. Гореть. Сверкать карим из-под подрагивающих ресниц.
Замерла на лестнице, разглядывая собравшихся в холле мужчин. Приоткрыла в недоумении рот, отмечая среди собравшихся, высокую, светловолосую фигуру. Райан! Что?! Как?! Почему?! Но в ту же секунду отпустила прочь все свои мысли, перепрыгивая через одну ступеньку рванула вниз, пролетела по коричневому ковру через ярко освещение пространство холла, и почти впрыгнула в горячие объятия Нирхасса. Тот даже пошатнулся, от ее напора, прижимая вздрагивающую девушку к себе. Притискивая ее ближе. Теснее. Вдыхая ее непередаваемый запах. Не обращая внимания на несколько пар глаз, что в удивлении на них смотрели, смущенные столь личной, почти интимной сценой. Айе было все равно. Она так по нему истосковалась и испереживалась, что готова была лезть на стены.
Облегчение. Восторг. Мороз. Ночная зимняя свежесть.
Кедр…
Уткнулась ему носом в шею, обхватила руками сильную спину, сжала в изуродованных шрамами пальцах его плащ. Зашептала, сбиваясь:
— Не делай так. Никогда больше так не делай, Нир. Я думала, что умру…
Он успокаивающе гладил ее по спине, целовал в макушку, согласно кивал.
— Пройдемте, — раздался совсем рядом уверенный голос Амина, и прибывшие вместе с хозяином гости устремились за ассуром в главную залу.
Когда последний из них скрылся за широкими дверьми, господин наконец, подхватил Айю на руки, заставив обнять его еще и ногами. Впился в ее губы жадным, собственническим поцелуем. Весь напрягся, задышал шумно и тяжело. Огладил горячими ладонями тонкую спину и то, что ниже. Подтянул ближе к себе, засуетился, готовый разложить ее прямо здесь, на входе в собственный дом. Айя даже не представляла, как он скучал по ней. Как каждая его мысль все эти дни была только о них с Саной, о их безопасности.
С трудом оторвался от раскрасневшейся, повисшей в его руках женщины. Настолько желанной, что скручивало узлом внутренности и бешено стучало в висках. Та протестующе замычала, опускаясь на пол, топнула неосознанно ножкой, снова обвивая его шею цепкими руками.
— Так соскучилась? — не удержался Нирхасс, ухмыльнувшись. Шалея от ее напора.
— Соскучилась, — не заметив смешинок в его словах, согласно закивала Айя, неотрывно глядя на его губы. Так, что ассуру даже стало совестно, за эту легкую дразнилку. Снова припал к ее губам, не сдержав тихого стона удовольствия, граничащего с болью.
Только с ней одной было так.
— Айя, девочка… Не сейчас, родная…
Райан опустившись на массивный диван, устало прикрыл янтарные глаза. Шумно дышал, стараясь взять себя в руки. В мыслях тут же возник образ бегущей им навстречу девушки. Маленькой, взволнованной. Длинные волосы ее разметались, глаза блестели, она была так близко, что запах ее тела почти вырвал из него все самообладание. А то, как она смотрела не на него, чуть не выбило почву из-под ног, перевернувшего за считанные месяцы целую Империю, ассура. Зверь в нем выл на все лады, скулил впервые. Жалобно. Тоскливо. Отвергнутый. Непринятый.
Мужчина тряхнул головой, стараясь сбросить охватившее его наваждение.
— Ну что, начнем, друзья? — горько ухмыльнулся вошедший в помещение Шаррихасс. От него так разило Аей, что делалось дурно. Ревность драла сердце изнутри острыми когтями. Вытравливала, выжигала все другие чувства. Настолько сильной она была. Король Райан Амадей Кровавый усилием воли удерживал себя на месте, а на лице ставшую привычной невозмутимость. Хотелось разодрать, разрушить, отобрать и увезти. Вот только это никого не сделало бы счастливым. Она бы ненавидела его всю оставшуюся жизнь. Презирала. Не простила бы. Смотрела, как когда-то одной пьяной ночью, когда он невольно сделал ей больно…
Сделать ей снова больно, было гораздо хуже, чем умереть.
— Начнем, — твердо ответил южанин, ловко поднимаясь с дивана и подходя к длинному, массивному столу.
Айя мерила нервными шагами покои. Думала. Взвешивала. То, что Райан был здесь, будоражило и одновременно успокаивало несчастную узницу чужого мира. Не без удивления она отметила, что скучала по нему. По теплым медовым глазам и тихим беседам. По странной, спокойной, свойственной только ему уверенности. Надежности.
Почему он здесь? Неужели, чтобы помочь Нирхассу? Но ведь они враги! Он называл его безродным бешенным псом, но все равно пришел.
А те другие, что были в холле, выглядели совсем необычно. Страшные, серые с острыми ушами и носами. Прямо, как хищные птицы. Неприятные. Пугающие. Они с Райаном?
— Тойра, ты не знаешь, кто был с господином? Ну такие, необычные, высокие с ушами, — Айя изобразила что-то неопределенное у своей головы.
— С ушами? Лагры? — переспросила управительница, подкидывая дров в камин.
— Лагры? — удивилась девушка. — Кто они?
— Люди. Пираты и рыбаки. Живут за холодным морем, — пожала плечами женщина.
— А почему так странно выглядят?
— У них в предках когда-то очень давно были водяные драконы. Так говорят. Я точно не знаю. Но драконов давно уже нет. Очень давно. А кровь осталась. Передается даже спустя тысячелетия, делая их внешность такой… Интересной. Их не очень-то любят у нас на материке. Брезгуют. Но господин настоял, что торговля с заморским народом будет полезна и Правящий Дом заключил с ними соглашение. А что там и как, я не знаю. Обычно наши корабли уходили в их земли.
— И теперь они у нас дома, — протянула Айя, опускаясь в кресло.
— Господин знает, что делает. Вам не о чем тревожиться, — глядя на обеспокоенное лицо своей названной хозяйки, произнесла Тойра.
— Конечно, — кивнула та в ответ, погруженная в свои думы.
Предчувствие дурного не только не оставляло несчастную, но еще и усиливалось. Давило своей тяжестью. Грызло. Подтачивало.
В кроватке заворочалась, закряхтела Сана. Пискнула сдавленно и закричала, заплакала. Айя тут же подорвалась с места. Нагнулась над колыбелью, беря малышку на руки.
— Что такое? Что случилось у моей сладкой девочки? Ты проголодалась, солнышко?
Кормила, глядя на пепел коротких волосиков, что попеременно сменялся то на темный, черный цвет, то снова возвращался к светлому, почти седому. Прямо как у ее отца. А еще Айя стала замечать, что у ее дочери разные глаза. Один был гораздо темнее, чем другой. Ярче. Пока еще по-младенчески голубые, они различались лишь степенью насыщенности. Но не заметить разницу было невозможно.
— Моя необычная крошка. Самая любимая искорка. Мой огонек. Самая лучшая, — шептала Айя, поглаживая теплую спинку. Сана засыпала на ее груди.
Айя открыла глаза, не понимая, где находится. Часто заморгала, привыкая к теплому полумраку помещения. Уснула и сама не заметила как. Чувство облегчения сморило бедняжку, расслабило.
Осмотрелась. Кроха спала в колыбели, Тойра дремала возле нее, примостившись на краю хозяйской кровати. Нирхасса не было.
Девушка аккуратно поднялась, подоткнула одеяльце Сане и накрыла пледом преданную управительницу. Улыбнулась, глядя на то, как даже во сне, рука женщины, крепко удерживала бортик детской кроватки. Накинула на плечи шаль, бесшумно покидая покои.
Спустилась вниз. Дом был тих и прохладен. Спал. Один только гвардеец стоял у входа, клевал носом, борясь с собой.
— Госпожа? — встрепенулся солдат, вытягиваясь в привычной выправке.
— Расслабься, — улыбнулась девушка, — знаешь, где хозяин?
— Он в библиотеке, госпожа, — улыбнулся в ответ совсем еще молодой парень, продемонстрировав отсутствие переднего зуба.
— Один?
— Уже да. Остальные разошлись в выделенные им покои часом ранее.
— Хорошо, спасибо.
Значит принц и таинственные лагры остались здесь, в доме. Айя двинулась по темному коридору в сторону библиотеки. Тихо толкнула дверь, проходя внутрь. Нирхасс тут же встрепенулся, поднимая взлохмаченную голову и переводя взгляд с огня на вошедшую девушку.
— Айя? Почему не спишь? — улыбнулся, глядя, как она шустро направляется к нему.
— Тебя рядом нет, — возвращая улыбку, ответила бывшая служанка, — что-то случилось? Почему ты здесь?
Остановилась перед широким креслом, внимательно разглядывая серые тени, что пролегли на красивом мужском лице. Ассур устал. И это было видно. Не удержалась, провела ладонью по заросшему щетиной подбородку. Он весь подался за этой незамысловатой лаской, прикрыл глаза, выдохнул. Притянул ее к себе, утыкаясь лбом во вздрогнувший девичий живот. Задышал там тяжело и шумно, оплел ее сильными руками. Оперся всей своей мощью. Айя обнял его тяжелую голову, зарылась пальцами в жестких волосах. Гладила. Готовая стоять так вечно, если ему то потребуется. Вздрогнула, услышав непривычно тихий голос:
— Я так хочу покоя, Айя…
Согнулась, целуя темную макушку, вдыхая его запах.
— Я могу как-то помочь, Нир? Разделить, облегчить? Поделись со мной, — зашептала в его волосы, гладя сильную, расслабившуюся под ее руками спину.
— Ты доверяешь мне? — спросил, не отрываясь от ее живота, целуя, прижимаясь сильнее.
— Больше, чем кому бы то ни было. Ты это и так знаешь, — ответила Айя, не прекращая гладить его.
— Почему? — поднял лицо Нирхасс, глядя на нее снизу вверх.
Несчастная даже растерялась от такого вопроса, захлопала ресницами.
— Я люблю тебя. Ты отец моего ребенка. Я люблю…
Застонал, притянул ее еще ближе, усаживая к себе на колени. Зарылся пальцами в мягких волосах, пригладил тонкую шею. Втянул в жаркий, голодный поцелуй. Показал, как сильно скучал. Опалил горячим дыханием ключицы, скинул на пол вязаную шаль, дернул завязки сорочки, освобождая грудь с вставшими, напряженными сосками. Айя только тяжело дышала, прикрывая от удовольствия глаза. Обнимала в ответ. Таяла, терялась в ощущениях.
— С ума по тебе схожу, — шептал, зарывшись носом в ложбинку меж грудей, прикусывая нежную кожу, вызывая у девушки протяжный, громкий стон.
Снова поймал ее приоткрытые губы, произнес, прежде чем опять поцеловать:
— Никого и никогда, так как тебя, Айя…
Обнимались, трогали, ласкались почти до самого рассвета. Задыхаясь от чувств и эмоций, не находя сил оторваться друг от друга. Не могли надышаться, насмотреться. Словно не было вокруг тревог и страхов, опасности. Будто бы не стоял враг у самых ворот, желая расправиться с ними жутким, страшным образом. Словно сам мир застыл, замер, позволяя двоим — таким разным, таким не похожим существам эту необходимую, нужную как воздух слабость. Или силу? Неважно…
А к обеду того же дня, в сопровождении верного Амина и Тойры со спящей Саной на руках, взятыми свидетелями спешного, нежданного таинства, Нирхасс вел Айю в старую, почти разрушенную пожаром часовню. Там молодая девушка — настоятельница, ожидала их у высокой, серебряной чаши. Говорила быстро и громко на незнакомом для бывшей служанки наречии. Обсыпала их с ассуром каким-то темного цвета песком. Просила вытянуть ладонями вверх левые руки. Резала искусным ножом тонкие пересеченные линии на чужих руках, соединяла их вместе — маленькую женскую и сильную, твердую мужскую, смешивая кровь. Отсчитывая упавшие в чашу капли. Снова что-то быстро и нараспев вскрикивала, раскачивалась. Протягивала им тонкие, почти невесомые браслеты из настоящего золота. Защелкивала на вытянутых запястьях.
Айя взирала на это затаив дыхание, вся тряслась, жалась ближе к Нирхассу. Не до конца осознавала. Боялась поверить. Смотрела зачарованно, на опускающиеся на их переплетенные пальцы снежинки, что прорывались в пространство часовни сквозь большие, зияющие дыры в стене. Все в их жизни было так, с самой первой встречи — белое смешано с алым. Боль. Счастье все перепачканное в крови. Выстраданное. Выдранное у проклятого мира с боем.
Вздрогнула, когда ассур коснулся ее губ легким, почти невесомым поцелуем, скрепляя их неравный, но такой желанный им союз.
Верный гвардеец и преданная управительница поклонились, низко. Почтенно. Приветствуя молодую избранницу их хозяина, теперь ставшую законной супругой главного предателя страны и госпожой северных земель, Айю Дор Шаррихасс.