Мы уже знаем, что к концу XV века в результате жестоких раздоров Золотая Орда постепенно стала терять как свою силу, так и влияние на собственные Улусы — Княжества. Из владений Орды к тому времени возвысились Крымское Ханство и Московский Улус.
Московским князем в то время был Иван III, которому удалось сговориться с Крымскими Гиреями «о вечном братстве и вечной дружбе». Московский князь при том согласился признать себя зависимым от Крымского Ханства, как был зависим от Золотой Орды.
Послушаем Н.М. Карамзина, хотя «писатель на заданную тему» очень уж пытается в этом вопросе прятать концы в воду, путая все и вся:
«Иоанн послал в Крым толмача своего Иванчу, желая заключить с Ханом торжественный союз, а Менгли Гирей в 1473 год прислал в Москву чиновника Ази-Бабу… Вместе с Ази-Бабою отправился (назад. — В.Б.) в Крым Послом Боярин Никита Беклемишев»…
Сей Никита Беклемишев имел строгое указание Московского князя согласиться на следующее условие Хана:
«Ты, Великий Князь, обязан слать ко мне, Царю, поминки (дань.-В. Б.), или дары, ежегодные».[242]
В этом союзе, длившемся, как увидим, более ста лет, Крымский Хан выступал с титулом Царя, с чем согласился Иван III, оставшийся всего лишь Великим Князем. Титулы по тем временам объясняли всю взаимозависимость. Здесь измышления великороссов излишни. Князь всегда оставался вассалом Царя.
Кстати, поминки (дань) Московия возила в Крым до 1700 года, еще при Петре I.
«Беклемишев возвратился в Москву с Крымским Послом, Довлетеком Мурзою, и с клятвенною Ханскою грамотою, на коей Иоанн, в присутствии сего Мурзы, целовал крест в уверении, что будет точно исполнять все условия союза».[243]
Необходимо особо подчеркнуть, что текст союза был прислан Ханом, и безоговорочно принят Московским князем Иваном III. Союз этих двух татаро-монгольских Улусов был страшен для православного мира. Всею своею сердцевиною он был направлен, как против остаточного Правления Большой Орды, так и против соседних славянских народов. В течение ста лет Московия и Крымская Орда терзали земли Украины. То были годы осознанного со стороны Московии уничтожения украинского народа. О страшных деяниях Московского и Крымского Улусов того времени автор поведает тебе, читатель, в следующей книге наших исследований. Сейчас же я хочу лишь подчеркнуть тот факт, что Московия не ушла из-под татарского владычества после 1480 года, как нам пытались внушить великорусские «сказатели истории». Нет! Поменялся лишь Хозяин Московии. Он переместился из Сарая в Бахчисарай.
При том поменялась и степень зависимости Московии от Орды. Если раньше была необходимость получать «ярлык» на управление княжеством в Сарае, то сейчас и Крымские Гиреи, и Московские Рюриковичи полюбовно согласились, что именно они остались продолжателями дел Чингисидов и наследниками величия Великой Орды. При этом Крым остался носителем Царского трона, а Московский князь остался «меньшим братом», но уже мог передавать титул по наследству. Как ни толкали московские церковники Ивана III и его сына Василия III посягнуть на титул Царя, князья не стали противостоять Крымским Гиреям.
Однако, даже заключив договор с Крымом, Московия продолжала испытывать страх перед остатками Большой Орды, кочующей в Поволжье, а Иван III, как и его предки «праздновал труса» перед Ордынскими Ханами.
Послушаем Н.М. Карамзина:
«Государь (Иван III) послал Боярина Ивана Федоровича Товаркова… к Ахмату и Князю Ордынскому, Темиру. Но Царь (гляди, читатель, Хан Золотой Орды еще остается для московитов Царем. Титул даже не оспаривается. А ведь уже наступил 1480 год. — В.Б.) не хотел слушать их, отвергнул дары и сказал Боярину: «Я пришел сюда (в Московию. — В.Б.) наказать Ивана за его неправду, за то, что он не идет ко мне, не бьет челом… Пусть сам явится предо мною, тогда Князья наши будут за него ходатайствовать, и я могу оказать ему милость». Темир также не взял даров, ответствуя, что Ахмат гневен и что Иоанн должен у Царского стремени вымолвить себе прощение».[244]
Читатель уже догадался, как поступил «Великий Государь Московский». Да, он попросту удрал, как и его предки!
Послушаем профессора В.О. Ключевского, где более кратко изложен материал, по сравнению с Н.М. Карамзиным.
«В 1480 г., во время нашествия хана Ахмата, Иван III, постояв с полками на Оке, покинул армию и воротился в Москву. Столица была в смятении; горожане сносили в Кремль свои пожитки, ожидая татарской осады. Увидев возвращавшегося великого князя, они подступили к нему с жалобами и говорили ему, по свидетельству летописи:
«Когда ты, государь, княжишь над нами в мирное время, тогда нас много понапрасну обременяешь поборами, а теперь сам, рассердив хана, не заплатив ему выхода, нас же выдаешь татарам». Престарелый ростовский архиепископ Вассиан встретил великого князя еще более резкими упреками, начал «зло говорить ему», называя его «бегуном», трусом и грозя, что на нем взыщется кровь христианская, которая прольется от татар».[245]
Князь с неохотой вернулся к войскам. Даже будучи вынужден вернуться, он не доехал до войск, остановившись далеко сзади, решив «управлять битвой» за десятки километров.
Послушаем:
«Иоанн приехал в Кременец, городок на берегу Лужи, и дал знать Воеводам, что будет оттуда управлять их движениями. Полки наши, расположенные на шестидесяти верстах, ждали неприятеля».[246]
Весь парадокс Русской истории состоит в том, что именно при этом трусливом человеке, Рюриковичей, под давлением Московской Церкви, впервые попытались заставить стать Цесарями (Царями) и даже пытались обожествить их княжеское происхождение.
Но послушаем, как же «управлял» войсками сей «Полководец».
«Прошло около двух недель в бездействии, Россияне и Татары смотрели друг на друга через Угру, которую первые называли поясом Богоматери, охраняющим Московские владения… Великий Князь приказал всем нашим Воеводам отступить к Кременцу, чтобы сразиться с Ханом на полях Боровских, удобнейших для битвы… Но Бояре и Князья изумились, а воины оробели, думая, что Иоанн страшится и не хочет битвы. Полки не отступали, но бежали от неприятеля (татар Большой Орды. — В.Б.), который мог ударить на них с тылу»…[247]
Необходимо заметить, что в этот раз Большая Орда не сожгла и не разграбила Московию. Просто — не успела.
«…Хан, сведав о разорении Улусов (владений вокруг Сарая. — В.Б.), оставил Россию (всего лишь Московию. — В.Б.), чтобы защитить свою собственную землю»…[248]
Кто же так помог московитам в то далече?
Московию впервые спас от разорения Крымский Хан, вторгшийся в земли Большой Орды и повергший «Юрт Батыев», то есть, Сарай. Начал действовать договор, на котором приносил клятву Новому Хозяину Иван III. Именно Крымская Орда с этого времени стала палочкой-выручалочкой, стала защитницею и покровительницею Московии.
Но великороссы об этом помалкивают. Им не хочется признавать, что народ, который их когда-то защищал и повелевал ими, впоследствии был покорен Московией, выселен со своей обители в знак «благодарности», и почти поголовно уничтожен. Таков великоросс на протяжении своей истории, такова его благодарность.
Но пока что у возвеличившихся Ордынских Улусов Московии и Крыма наступила пора «великого братания» и жестокой ненависти к Прародителям.
«…весною в 1502 году Менгли-Гирей внезапным нападением сокрушил оные, рассыпал, истребил или взял в плен изнуренные голодом толпы, которые еще скитались с Шиг-Ахметом; прогнал его в отдаленные степи Ногайские и торжественно известил Иоанна, что древняя Большая Орда уже не существует. «Улусы злодея нашего в руке моей, — говорил он, — а ты, брат любезный, слыша столь добрые вести, ликуй и радуйся!».[249]
Вот он, Менгли-Гирей, истинный освободитель Московии от власти Золотой Орды!
И не думай, читатель, что в словах Хана Менгли-Гирея есть хоть малейшая толика лжи или вымысла. Сказано вполне честно. Московит с Крымчаком того времени действительно были братьями. Вспомни хотя бы первую часть нашего романа-исследования, где приводится множество «самаркандских» слов русского обихода XVIII века. Все те слова исконно татарские и носителями той массы «самаркандских» слов были татары, хотя и прозванные историками-великороссами.
Я ни на йоту при этом не желаю обидеть или оскорбить татарские или тюркские народы. Это великие и древние народы, имеющие свои самобытные корни, свое величие и свою историю. Именно Золотая Орда оплодотворила Московию идеей «державности», которая и сегодня не покидает многие умы русского истеблишмента.
Но случился величайший исторический парадокс: московиты, возникнув на базе народа Моксель, пробыв сотни лет в татаро-монгольском государстве, поглотив в свой состав множество финно-мордовских племен, заимствовав золотоордынский стиль «государственности», очень настырно открещиваются от своих древних мордово-финских и татарских корней, почему-то цепляясь за славянские. Им даже не приходило в голову: Рюриковичи никогда не являлись носителями славянства и не могли, придя в финские и татарские земли, принести с собою славянство. Позабыли великороссы и тот факт, что род Рюриковичей давным-давно вымер, унеся с собою в могилу, так званную «дедичевую» связь Киевской Руси с Московией. А доставшиеся Московии в наследство от Великой Орды славянские цитадели Новгород и Псков были московитами и татарами вместе с историческими корнями вырублены и уничтожены вчистую.
А теперь, уважаемый читатель, когда мы с тобой изучили исторический фон конца XV начала XVI века, когда мы увидели «великое братание» двух возвысившихся Улусов Орды, давай поглядим, как же так случилось, что именно в то время зародилась идея возвеличения Московии, как «Третьего Рима», то есть, возникла идея о Московском Царстве.
В 1467 году умерла первая жена Ивана III. И овдовевшему Ивану «божьи отцы» Русской церкви стали настойчиво советовать поискать жену подальше от Московии, да поважнее Тверской княжны, каковой была первая жена.
«Иван III, одолев в себе религиозную брезгливость, выписал царевну из Италии и женился на ней в 1472 г. Эта царевна, известная тогда в Европе своей редкой полнотой (толстуха. — В.Б.), привезла в Москву очень тонкий ум и получила здесь весьма важное значение».[250]
Женщиной, попытавшейся вдохнуть в московскую верхушку власти новый менталитет, стала Софья Фоминична Палеолог, племянница последнего византийского императора, жившая до замужества в Риме. Именно Софья, видавшая великолепие европейских городов того времени, познавшая культуру Европы, имея передовое по тем временам образование, была потрясена величайшей пропастью, которая существовала между странами Европы и Московией того времени. Софья предполагала стать женою самостоятельного Московского владельца, а прибыв в Московию, стала женою «татарского данника» и была поселена в деревянном срубе, так называемых «хоромах».
«В Москве ей едва ли нравилась простота обстановки и бесцеремонность отношений при дворе, где самому Ивану III приходилось выслушивать, по выражению его внука «многие поносные и укоризненные слова» от строптивых бояр».[251]
Посланник Германского императора барон Герберштейн, два раза приезжавший в Москву при Ивановом преемнике, хорошо познавший Московию и ее нравы, будучи внимательным и наблюдательным человеком, «…замечает о Софье в своих записках, что это была женщина необыкновенно хитрая, имевшая большое влияние на великого князя, который по ее внушению сделал многое. Ее влиянию приписывали даже решимость Ивана III сбросить с себя татарское иго…(Именно Софья. — В.Б.) могла привезти сюда (в Московию) предания и обычаи византийского двора, гордость своим происхождением, досаду, что идет замуж за татарского данника… Особенно понятливо могла быть воспринята мысль, что она, царевна, своим московским замужеством делает московских государей (вассалов Орды. — В.Б.) преемниками византийских императоров».[252]
И необразованная московская братия лихо кинулась приспосабливать новое «византийство» к старому монгольскому «самодержавству», пытаясь соединить воедино «византийское далече» с «золотоордынским улусничеством». Не все шло гладко, но со временем стало получаться.
«К прошлому обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний. Московским политикам… XVI в. мало было брачного родства с Византией: хотелось породниться и по крови, притом с самым корнем или мировым образцом верховной власти — с самим Римом. В московской летописи того века появляется новое родословие русских (Киевских. — В.Б.) князей, ведущее их род прямо от императора римского».[253]
Таким образом, уважаемый читатель, в одночасье «по щучьему велению, по московскому хотению» стали московиты римскими наследниками.
Голь, как знаем, на выдумки хитра!
Меня удивляет, почему же московиты впоследствии не стали предъявлять претензий на историю древнего Рима, да не стали величать себя римлянами. Глядите, Киевскую старину себе прихватили, а Римскую — «постеснялись». Но, скорее всего, — не настало время. Требовался период осмысления. И появились бы «новые римляне»: по уши в грязи, не умевшие ни читать, ни писать, жившие по курным избам…
Наступила горячая пора подгонки княжеского родословия под «московский служилый сюртук».
Историческими измышлениями подгоняли под Московию византийское наследство. Создается лживое «сказание о Владимире Мономахе». Основная мысль «сказания» — значение московских князей, как церковно-политических преемников византийских царей. Сочиняется лживое завещание Владимира Мономаха о передаче «наследственных прав» шестому (именно шестому, а не первому!) сыну. Я надеюсь, читатель понимает, что речь идет о шестом сыне Мономаха, Юрии Долгоруком, основателе так называемой «Залешанской земли».
Именно в это время зарождается хмельная идея первородства московита, его всемогущества и богоизбранности. Знакомую всем практику «богоизбранности» Великого Хана Орды подгоняют под постулаты Русского Православия. Пытаются навеки породнить Монгольский тип правления с христианской идеей.