Приехал Кубер. Один, без Корны. Ребёнка она ждёт, не стоит трясти в дороге. Сам он был счастливый, улыбался каким-то своим мыслям. Но смотрел на разруху вокруг с интересом. Полюбовался на полы, спросил, зачем же масло на пол лить. Выслушал и захотел дождаться, посмотреть, что выйдет. Маслом пропитывать нужно было еще не один раз. Прямо во дворе начал собирать мебель, Морна ахала и немного ворчала на Елинку за "растрынькивание".
Гостя пришлось уложить спать в сарай, к хозяевам. Но, вроде как не обидился, понимал, что лучше места нет, а тут, всё же — крыша над головой. Но поставил условие, что лаком вскрывать — только в доме. Мало ли дождь пойдёт, попортит всю красоту.
Днём Елинка поймала Морну на том, что она гладит резную спинку кровати. Морна смутилась
— Да я, деточка, так, посмотреть только. Этакая ведь красота…
Мебель с помощью Вары собрали быстро.
На следующий день мужики, забрав Гантея, отправились за рыбой.
Елинка и Морна покрывало достегали. Взяв ножницы Еля начала разрезать все слои ткани кроме нижнего. Морну чуть инфаркт не хватил, когда она увидала, что просто так берут и режут дорогущий бордовый шёлк.
— Что делаешь-та, Еля, рази так можно, шили-шили, а ты…
— Так нужно, сейчас увидишь.
Резать пришлось долго, строго в тех местах, где наметила. Аж руки устали. Елина не торопилась, не хотела потом подшивать собственные ошибки. Дорезала, сколько нужно, передохнула. А потом она начала тереть и мять все это драное великолепие.
— Морна, помогай, вот прямо три его, как будто стираешь и грязь нужно оттереть. И пальцами вот так требуши.
Наконец сказала- Всё, Морна, хватит. Давай работу смотреть.
Взяла мятый комок, весь обсыпаный вырваными ниточками и несколько раз крепко встряхнула. Кинула, расправив на траву.
— Ну, как?
Морна молчала, держалась рукой за рот. На зелёной траве лежал роскошный кусок бордового шелка, на котором цвели махровые выпуклые узоры. В центре большой медальон, по углам — другие, поменьше.
— Детка, да ему жа цены не сложить! Это какому жа барину ты тако сделала?
— Вам с Варой в спальню, на стену, ту, что возде кровати. Оно толстое, от стены холодом не будет тянуть.
— Да Единый с тобой, Еля. Куда в хату этаку красоту! Да оно жа дорогуще…
— Морна, у тебя не хата, а дом, получше городского. Полы вот через недельку досохнут, масло все впитается, увидишь, как красиво будет.
— Да Елинька, да и сейчас красиво! Мне аж заглядывать-та страшно, неуж по такому полу ходить, он жа прям блестит.
— Ходить, обязательно ходить, а что бы ноги не мерзли — тапки пошьём войлочные, удобные и тёплые. Его нужно подметать и в чистоте держать, но, после масла — даже мыть можно.
— Мне, Елинька, аж страшно иной раз.
— Чего тут страшного?
— Да нет, детка, я не дома и красоты этой всей боюсь, а что вдруг ты всё вспомнишь, и опять меня ненавидеть будешь. Как тогда жить-та?
— Морна, даст Единый, вспомню я всё, но ведь то, что сейчас есть — уже не забуду. Не думай о худом, ты мне родная, и никакие воспоминания это не изменят. Пойдем лучше чаю попьём. И ещё, я у тебя хочу попросить…
— Да что хочешь, детка.
— Я покрывало это в город свожу. Покажу фру Лице. Деньги то нам нужны. Ты не волнуйся, я его привезу назад обязательно, мне просто образец нужен.
— Да и не волнуюсь я, детка, Единый с тобой. Делай, как надобно.
К вечеру вернулись рыбаки с уловом. По жаре оставлять ничего нельзя было. Вместо отдыха все, даже Кубер, хоть и гость, взялись за рыбу. Чистили, часть определили на просушку, часть крепко посолили, еще часть сунули в коптилку. За оградой была выкопана яма, вроде колодца, камнями обложена, на дно насыпали стружку — Кубер с собой два мешка привез, плотно закрыли крышкой, даже землёй часть крышки присыпали. Оставили до утра. Запах дымка чувствовался еле-еле, ну, так и должно быть.
На поздний-поздний ужин Морна нажарила рыбы. Вкусно, но ели уже без особого аппетита, все умотались так, что мечтали добраться до сена и спать-спать-спать. Даже Гантей не егозился и не пошел по темноте к ненаглядному Корене, а устроился спать рядом с Елинкой, прямо во дворе, на вынесенных старых мешках.