Конечно, воспроизвести эту речь мне трудно, пожалуй, невозможно. Я лишь помню, что говорила Александра Михайловна зажигающе-горячо, глаза ее излучали свет.
"Орлы Революции! - подавшись вперед, обратилась к нам Коллонтай. Впервые в истории человечества флаг Страны Советов развевается в сердце капиталистического мира".
Снова гремело "ура", гремел "Интернационал", и слышали его тихие воды фиорда, старинная крепость Бергенгус, и норвежские скалы, и сами норвежцы, толпившиеся на набережной, и шведы, датчане, немцы, специально приехавшие в Берген, чтобы посмотреть на большевиков.
Сейчас, с высоты прожитых лет, та первая встреча с Бергеном отодвинулась далеко-далеко, я вижу ее словно из другой эпохи. Многое, наверное, забылось, потесненное новыми событиями долгой жизни, но многое помнится так четко, будто это было вчера.
Я не берусь соединить минувшее в стройную систему, в памяти всплывают отдельные эпизоды, поразившие тогда меня, двадцатидвухлетнего военмора.
Сразу могу сказать, что самое сильное впечатление в нашем многодневном дальнем походе - встреча с Бергеном. Может быть, потому, что он оказался первым зарубежным городом, на землю которого я ступил. Впрочем, и норвежцы по-особому гордятся Бергеном.
Кто читал книгу Геннадия Фиша "Скандинавия в трех лицах", возможно, обратил внимание на такой отрывок. В одной из школ Осло учитель спросил новичка, как его зовут, сколько ему лет, чем занимаются родители. На все вопросы мальчуган охотно ответил. Но на вопрос, из какого города он приехал, как ни бился учитель, мальчик не ответил. Когда все школьники разошлись по домам, он сам подошел к учителю.
- Я из Бергена.
- Почему же ты сразу не ответил?
- Еще скажут - хвастается...
Как видите, бергенцем в Норвегии быть почетно. И поэтому нам вдвойне было приятно, что встретил нас Берген с трогательным радушием.
Поначалу официальные власти проявляли настороженность. Когда наш командир Лев Андреевич Поленов поехал к коменданту города договариваться о порядке увольнения на берег и назвал, сколько матросов и курсантов с "Авроры" и "Комсомольца" будут уволены, комендант взмолился:
- Что вы, что вы! Да они разнесут наш маленький Берген.
У коменданта был горький опыт: в порт заходили английские и американские моряки, было их немного, но от их пьяного разгула, драк и скандалов город буквально лихорадило.
- У нас это исключено! - убежденно заверил коменданта наш командир.
И слова его оправдались...
Что же осталось в моей памяти, не стертое временем?
Цветы. Море цветов.
"Аврору" буквально окружили ялики, лодки, парусники, яхты. Нам бросали цветы. Не все долетали, вода стала красной от плавающих гвоздик. Я, кажется, никогда ни раньше, ни после не видел столько цветов!
Наш катер, отчаливший от "Авроры", встретил в фиорде катер, плывший к нашему кораблю. Нам протягивали десятки рук, братское рукопожатие оказалось настолько сильным, что катера не могли отойти друг от друга. Кто-то запел по-русски "Интернационал", норвежцы подхватили по-норвежски.
В катере, как потом выяснилось, плыли портовые рабочие. Перед нашим прибытием они провели забастовку и вышли из нее победителями.
Набережная. Встречающих - не счесть. Снова восьмикратное "ура". Один норвежец, очень нарядно одетый, так увлекся, что плюхнулся со стенки причала в воду. На поверхности - фетровая шляпа, потом вынырнул ее хозяин и, вскарабкавшись на стенку, как ни в чем не бывало, опять принялся кричать "ура".
Сколько я слышал рассказов и анекдотов о сдержанности скандинавов, а бергенцы разом их опровергли!
На "Аврору" началось паломничество. Рабочие по-братски обнимали нас. Глаза их светились счастьем. Мы ожидали увидеть пролетариев в куртках и кепках, а они оказались в костюмах, с аккуратно повязанными галстуками, в фетровых шляпах.
С явным интересом рассматривали корабль деловые люди - финансисты, коммерсанты. Чувствовалось, прощупывают: какие они, русские, будет ли толк в контактах с ними?
Гостей решили угостить, но выяснилось - парадной посуды на корабле мало. Не потчевать же из мисок! Комиссар посоветовался с Александрой Михайловной, кто-то из работников посольства с тремя матросами отправился в город за посудой.
А пока, чтобы занять гостей, к пианино сел наш военмор Борис Павлович Хлюстин. Как он играл! Пальцы его порхали по клавишам. Пианино, снятое с царской яхты "Штандарт", привлекало гостей не только божественными звуками, но и своей изысканной формой и отделкой.
Наш командир танцевал с Александрой Михайловной. Норвежцы восхищенно следили за танцем. Лев Андреевич Поленов вел уверенно и легко, Александра Михайловна была исполнена грации, казалась невесомой, никому и в голову не могло прийти, что за плечами у нее более чем полувековой жизненный путь.
Какая-то старушка останавливала на палубе одного за другим наших военморов и удивленно разводила руками: "Неужели это большевики? Они похожи на нормальных людей".
Гости заполнили крейсер. Счастливчики привинчивали к лацканам пиджаков значки с профилем Ленина, с кремлевскими башнями. Заядлые курильщики учились свертывать самокрутки с махоркой, у них не получалось, махорка просыпалась, попадала в рот. И угощающие и угощаемые весело смеялись.
Всегда было людно на камбузе. Охотников отведать русские щи и макароны по-флотски оказалось немало, а любителей нашего ситного хлеба - еще больше. Корабельная пекарня не успевала выпекать горячий, с подрумяненной корочкой ситный!
На крейсере царила атмосфера доброжелательности. И в городе - тоже. Повсюду мелькали черные ленты бескозырок: на знаменитом рыбном рынке, к которому подплывают мотоботы и прямо на мокрые прилавки сгружают живую, бьющую упругими хвостами и сверкающую серебром чешуи рыбу; на глухих улочках и шумных площадях; в скверах с широколистыми каштанами и раскидистыми липами, словно перекочевавшими сюда из России; на фуникулере, медленно ползущем вверх, на самую высокую бергенскую гору - Флоен; на Ганзейской набережной, чьи дома с островерхими крышами замерли у самой воды.
Наших моряков окружали, завязывали с ними дружеские беседы, обменивались сувенирами, показывали свой, единственный в мире Берген, провожали в гавань.
На стадионе моряки и курсанты играли с норвежцами в футбол, стремительными атаками завоевывая сердца бергенцев; в Нюгардспарке выступали наши ансамбли. "Барыня" и "гопак" заражали зрителей и слушателей задором, удалью, безудержным весельем.
Даже строгие, невозмутимо спокойные, как на подбор двухметроворостые полисмены при виде наших моряков степенно улыбались...
Мимо внимания бергенцев не прошло и то, что военморы посетили музей Трольдхауген - двухэтажный белый дом над озером, где жил Эдвард Григ. И не просто посетили - приехали с цветами, подарили музею русское издание "Лирических пьес" Грига.
Военморы долго бродили по усыпанным галькой дорожкам, по которым бродили гости Грига - Ибсен и Бьёрнсон, вглядывались в заросли лесного шиповника и можжевельника, из которых, по преданиям, по ночам выходили волшебные тролли.
Норвежцы поняли и почувствовали: русские хотят ощутить аромат земли, аромат норвежского фольклора, питавших творчество их любимого композитора.
И конечно, с ревнивым восхищением отнеслись норвежцы к мореходному искусству наших командиров.
Флагманский штурман Дмитриев, вопреки традициям, давно существующим в территориальных водах скандинавских стран, провел корабли по хитросплетениям фиордов без лоцманов, успешно прошел все рифы и мели.
Перед выходом из Бергена надо было пополнить запасы топлива на "Авроре". "Комсомолец" с таким искусством, так виртуозно развернулся и ошвартовался бортом к крейсеру, что толпа, наблюдавшая за этим маневром со стенки причала, восторженно зарукоплескала.
Не так-то просто заслужить аплодисменты у потомственных мореходов!.. Покидая Берген, мы оставляли в городе тысячи новых друзей. В маленьких красных домиках, прилепившихся к скалам, вывесили норвежские флаги. А в корабельной книге отзывов появилась такая запись:
"Октябрь, Ленин, "Аврора" - мы с вами навсегда".
Вторым городом Норвегии, который мы посетили, был Трондгейм. Опять мы увидели цепи гор, увенчанные облаками, лесистые склоны, бессчетную флотилию лодок, встречающую нас.
Едва заиграли оркестры на "Авроре" и "Комсомольце", на десятках лодок в тон оркестрам откликнулись норвежские гармонисты. Было такое впечатление, будто озвучены музыкой и скалы, и вода фиорда, и сам воздух...
Дни, проведенные в Трондгейме, по насыщенности, пожалуй, не уступают дням, проведенным в Бергене. О них много писали норвежские газеты.
"Память - штука хорошая, - как-то сказал мне один историк. - И все-таки документ не имеет конкурентов, он как посланец того времени, которым мы интересуемся".
В музее "Авроры" хранится "посланец того времени" - газета норвежских коммунистов за 14 августа 1924 года.
Я приведу лишь несколько отрывков из этой газеты: "Вчера в Трондгейме состоялся коммунистический праздник. 300 молодых коммунистов Красного флота были приглашены на товарищеский вечер... Посетителей было так много, что и в два раза больший зал оказался бы малым. Но все уладилось, и теснота была встречена с теплым юмором.