Когда я переварил тот факт, что мой учитель латыни оказался конем, он провел мне чудесную экскурсию, хотя идти позади него я все же не рисковал. Пару раз мне приходилось убирать навоз после парада Мэйсис на День благодарения[11], так что, простите, но задней части Хирона я доверял куда меньше, чем передней.
Мы прошли мимо волейбольной площадки. Некоторые игроки принялись пихать других локтями. Один указал на рог Минотавра у меня в руках. Другой сказал:
– Это он.
Большинство ребят в лагере были старше меня. Их друзья-сатиры были крупнее Гроувера, они сновали вокруг в оранжевых футболках с надписью «ЛАГЕРЬ ПОЛУКРОВОК», ничем не прикрывая мохнатых бедер. Я парень не стеснительный, но они так пялились на меня, что мне стало не по себе. Казалось, они ждут, что я сделаю сальто или типа того.
Я оглянулся и посмотрел на дом. Он оказался куда больше, чем я думал: четырехэтажный, небесно-голубой с белой отделкой – такой ожидаешь встретить на шикарном морском курорте. Пока я разглядывал латунный флюгер в виде орла на крыше, кое-что привлекло мое внимание: тень в чердачном окне, под самой крышей. Занавеска едва заметно шевельнулась, и у меня возникло стойкое ощущение, что за мной кто-то следит.
– А что там наверху? – спросил я Хирона.
Он посмотрел туда, куда я указывал, и его улыбка потускнела:
– Просто чердак.
– Там кто-нибудь живет?
– Нет, – отрезал он. – Там нет ни одной живой души.
Интуиция подсказывала, что он говорит правду. Но я был уверен, что занавеска шевелилась.
– Идем, Перси, – голос Хирона уже звучал не так непринужденно, как прежде. – Тебе многое предстоит увидеть.
Мы прошли по земляничным полянам, где обитатели лагеря под звуки свирели, на которой играл сатир, собирали в ведра ягоды.
Хирон рассказал, что лагерь поставляет ягоды в некоторые рестораны Нью-Йорка и на гору Олимп.
– Этот заработок покрывает наши расходы, – объяснил он. – К тому же эта работа не отнимает много сил.
По его словам, мистер Ди особым образом действует на плодоносящие растения: рядом с ним они растут как сумасшедшие. Лучше всего получается с винными сортами винограда, но их выращивать мистеру Ди запрещалось, поэтому их выбор пал на землянику.
Я наблюдал за игрой сатира. Под звуки его музыки жуки разбегались с земляничных грядок, словно жильцы из горящего здания. Мне стало любопытно, владеет ли Гроувер такой музыкальной магией. Неужели мистер Ди все еще песочит его там, в доме?
– Гроувера не будут сильно наказывать? – спросил я Хирона. – Ну… он ведь был хорошим хранителем. Правда.
Хирон вздохнул, снял твидовый пиджак и перекинул его через свою лошадиную спину как седло.
– У Гроувера есть заветная мечта, Перси. Возможно, даже не очень разумная. Чтобы достичь этой цели, он должен проявить большое мужество, показать себя хорошим хранителем, отыскать нового воспитанника и доставить его в Лагерь полукровок в целости и сохранности.
– Но он так и сделал!
– Допустим, я с тобой согласен, – сказал Хирон. – Но решение принимаю не я. Это дело Диониса и совета козлоногих старейшин. Боюсь, они могут посчитать, что с этим заданием он не справился. Как-никак Гроувер потерял тебя в Нью-Йорке. Потом случилось… ммм… несчастье с твоей матерью. Ко всему прочему, Гроувер потерял сознание, и тебе пришлось тащить его через границу. Совет может усомниться, что в его поступках была хоть капля мужества.
Я хотел возразить. В том, что случилось, не было вины Гроувера. Зато сам я чувствовал себя очень-очень виноватым. Если бы я не сбежал от Гроувера на станции, возможно, теперь у него не было бы проблем.
– Ему ведь дадут второй шанс?
Хирон поморщился:
– Боюсь, это и был второй шанс Гроувера, Перси. Совет не хотел давать его ему после того, что случилось в прошлый раз, пять лет назад. Олимп свидетель, я советовал ему подождать еще, прежде чем снова браться за дело. Он все же маловат для своих лет…
– А сколько ему?
– Двадцать восемь.
– Что?! И он в шестом классе?!
– Сатиры взрослеют в два раза медленнее людей, Перси. В последние шесть лет Гроувер по возрасту был примерно как ученик средней школы.
– Ужас какой.
– Да уж, – согласился Хирон. – Но даже по меркам сатиров Гроувер взрослеет медленно и пока не слишком хорошо владеет лесной магией. Увы, он так жаждал поскорее воплотить свою мечту. Возможно, теперь он найдет себе какое-нибудь другое занятие…
– Это несправедливо, – сказал я. – А что произошло в прошлый раз? Неужели что-то настолько жуткое?
Хирон тут же отвел взгляд:
– Пойдем дальше?
Но я не собирался так легко отступать. Когда Хирон упомянул о несчастье, случившемся с моей матерью, словно нарочно избегая слова «смерть», у меня в голове зародилась мысль – забрезжил крохотный огонек надежды.
– Хирон, – начал я, – а если олимпийские боги существуют…
– Да, дитя?
– …значит, Подземный мир тоже существует?
Лицо Хирона помрачнело:
– Да, дитя. – Он помолчал, словно подбирая нужные слова. – Это место, куда души отправляются после смерти. Но пока… пока нам не станет известно больше… советую тебе не думать об этом.
– Что значит «пока нам не станет известно больше»?
– Пойдем, Перси. Посмотрим на лес.
Только приблизившись к лесу, я понял, насколько огромным он был. Он занимал почти четверть долины, а деревья в нем были такими высокими и мощными, что, казалось, здесь никто не бывал со времен коренных американцев.
Хирон сказал:
– На тот случай, если захочешь попытать удачу: лес уже подготовлен, только не ходи без оружия.
– Подготовлен – это как? – спросил я. – Какого оружия?
– Увидишь. Захват флага вечером в пятницу. У тебя есть меч и щит?
– Есть что?
– Нет, – заключил Хирон. – Наверняка нет. Думаю, тебе подойдет пятый размер. Позже загляну в арсенал.
Мне хотелось спросить, с какой стати в летнем лагере есть арсенал, но в голове было слишком много мыслей, и я просто последовал за Хироном дальше. Мы миновали стрельбище, озеро с каноэ, конюшни (которые, судя по всему, не очень-то нравились Хирону), площадку для метания дротиков, амфитеатр и арену, где, по словам кентавра, проводились бои на мечах и копьях.
– Бои на мечах и копьях? – удивился я.
– Один домик бросает вызов другому, и все такое прочее, – объяснил он. – Без смертельных исходов. Обычно. Ах да, а это столовая.
Хирон указал туда, где на холме, с которого открывался вид на море, располагался открытый павильон, по периметру которого стояли белые греческие колонны. Я насчитал там с дюжину каменных столиков. А вот крыши не было. И стен тоже.
– А если дождь? – поинтересовался я.
Хирон посмотрел на меня так, будто я ляпнул какую-то глупость.
– Ну поесть-то все равно будет нужно.
И я решил больше не донимать его расспросами на эту тему.
Наконец он показал мне домики. Их было двенадцать, и располагались они у озера в лесу. Они были расставлены в виде буквы «U»: два домика в основании и по пять в ряд с каждой стороны. Причем таких разномастных зданий в одном месте мне еще никогда не приходилось видеть.
За исключением крупных латунных номеров над входом (нечетные с левой стороны, четные – с правой), у них не было ничего общего. У девятого были дымовые трубы, отчего он напоминал крохотную фабрику. Стены четвертого покрывали стебли помидоров, а на крыше росла настоящая трава. Седьмой, похоже, был сделан из чистого золота и так сверкал на солнце, что на него почти невозможно было смотреть. Фасадами домики были повернуты к общей территории размером с футбольное поле, пестревшей греческими статуями, фонтанами и клумбами. Но больше всего мне пришлась по душе пара баскетбольных колец.
В центре поля было большое место для костра, выложенное камнем. Несмотря на теплую погоду, оттуда поднимался дымок. Девочка лет девяти поддерживала пламя, вороша угли палочкой.
Два домика – под номерами один и два – походили на женский и мужской мавзолеи: большие коробки из белого мрамора с тяжелыми колоннами на фасадах. Первый домик был самым большим и внушительным из двенадцати. Его полированные бронзовые двери переливались словно голограмма, и если смотреть на них с разных углов, создавалось впечатление, что по ним то и дело пробегают молнии. Второй домик был немного изящнее, с более тонкими колоннами, увитыми гранатами и цветами. На его стенах были вырезаны изображения павлинов.
– Зевс и Гера? – догадался я.
– Верно, – сказал Хирон.
– Их домики выглядят пустыми.
– Так и есть. Некоторые домики пустуют. В первом и втором никто никогда не живет.
Ладно. Значит, у каждого домика свой бог, вроде талисмана. Двенадцать домиков посвящены двенадцати олимпийцам. Но почему среди них есть пустые?
Я остановился возле первого домика с левой стороны – домика номер три. В отличие от высокого и внушительного первого домика, он был низким, длинным и крепким. Стены из грубого серого камня с внешней стороны были усыпаны осколками ракушек и кораллов, будто плиты для них вырезали прямо с морского дна. Я заглянул в открытую дверь, но Хирон предостерег меня:
– Я бы не стал этого делать!
Прежде чем он одернул меня, я успел почувствовать соленый воздух, наполняющий домик: там пахло как на берегу в Монтоке, когда дует бриз. Стены изнутри мерцали как раковины моллюсков-абалонов. Шесть пустых коек были застелены шелковыми простынями. Но было непохоже, чтобы здесь кто-то когда-то спал. В домике было так грустно и пусто, что я обрадовался, когда Хирон положил руку мне на плечо и сказал:
– Пойдем дальше, Перси.
Почти все другие домики были переполнены ребятами.
Пятый домик был ярко-красным, но покрашен был очень неряшливо, словно краску плескали на стены прямо из ведер и размазывали голыми руками. Его крыша была забрана колючей проволокой. Над дверью висела голова дикого кабана, которая, как мне показалось, не спускала с меня глаз. Внутри гремела рок-музыка, а обитатели домика – хулиганского вида мальчишки и девчонки – ругались и мерились друг с другом силой. Громче всех вопила девочка лет тринадцати или четырнадцати. Под камуфляжной курткой на ней была огромная футболка с надписью «ЛАГЕРЬ ПОЛУКРОВОК». Она метнула на меня суровый взгляд и злобно усмехнулась, чем-то напомнив мне Нэнси Бобофит, хотя была выше и крепче, да и волосы у нее были длинные, тонкие и каштановые, а вовсе не рыжие.
Я поспешил дальше, стараясь не попасть Хирону под копыта.
– Что-то не видно других кентавров, – заметил я.
– Да, – печально сказал Хирон. – Боюсь, мои сородичи – дикий и грубый народ. Их можно встретить где-нибудь в глуши или на спортивных чемпионатах. Но только не здесь.
– Вы сказали, что вас зовут Хирон. Неужто вы…
Он улыбнулся:
– Тот самый Хирон из мифов? Воспитатель Геркулеса и остальных? Да, Перси, это я.
– Но почему вы не умерли?
Хирон помолчал, словно озадаченный моим вопросом.
– Честно говоря, не знаю, с чего бы это мне умирать. Да и по правде сказать, я не могу умереть. Видишь ли, тысячи лет назад боги исполнили мое желание: заниматься любимым делом, взращивать героев до тех пор, пока я буду нужен человечеству. Мне было даровано многое… но я многое потерял. Однако я по-прежнему здесь, а значит, по-прежнему нужен.
Я подумал, каково это – быть учителем целых три тысячи лет. Такое желание не оказалось бы среди первых пунктов в моем виш-листе.
– И вам никогда не бывает скучно?
– О нет, – заверил меня он. – Временами бывает ужасно грустно, но скучно – никогда.
– А почему грустно?
Хирон снова сделал вид, что не расслышал.
– О, погляди-ка, – сказал он. – Аннабет уже ждет нас.
Белокурая девчонка, которую я видел в Большом доме, читала книгу напротив последнего домика слева – домика номер одиннадцать.
Кода мы приблизились, она смерила меня взглядом, словно опять вспомнила, как я пускал слюни.
Я попытался разглядеть, какую книгу она читает, но не понял названия. Сначала я решил, что дело в дислексии. Но потом до меня дошло, что заглавие написано не по-английски. Буквы были похожи на греческие. Реально греческие. А еще в книге были изображения храмов, статуй и разных колонн, как в справочнике по архитектуре.
– Аннабет, – обратился к ней Хирон, – у меня урок по стрельбе из лука в полдень. Позаботишься о Перси?
– Да, сэр.
– Тебе в одиннадцатый домик, – сказал мне Хирон, указав на дверь. – Располагайся.
Одиннадцатый домик больше остальных походил на домик в старом летнем лагере (ключевое слово – «старом»). Порог почти стерся, краска облупилась. Над дверью красовался медицинский знак: жезл с крыльями, вокруг которого обвились две змеи. Как же он называется… Точно, кадуцей.
Внутри было полно мальчишек и девчонок – а вот кроватей было куда меньше. На полу повсюду были расстелены спальные мешки, как в спортзале, где Красный Крест устроил эвакуационный центр.
Хирон не стал заходить внутрь. Дверь была для него слишком низкой. Но увидев его, обитатели домика встали и почтительно поклонились.
– Ну что ж, – сказал Хирон, – удачи, Перси. Увидимся за ужином.
Попрощавшись, он поскакал к стрельбищу.
Я замер на пороге, уставившись на ребят. Они уже не кланялись, а рассматривали меня. Это было мне знакомо – такое не раз происходило со мной в разных школах.
– Ну? – поторопила меня Аннабет. – Чего встал?
Естественно, после этого я споткнулся прямо в дверях и выставил себя дураком. Послышались смешки, но никто ничего не сказал.
– Перси Джексон, познакомься с одиннадцатым домиком, – громко произнесла Аннабет.
– Наш или непризнанный? – спросил кто-то.
Я не знал, что ответить, но Аннабет сказала:
– Непризнанный.
Все застонали.
Вперед вышел парень, который на вид был немного старше остальных.
– Ладно вам, ребята. Это ведь наш долг. Добро пожаловать, Перси. Можешь устраиваться вон там на полу.
Ему было лет девятнадцать, и выглядел он очень круто: высокий, крепкий, с короткими волосами соломенного цвета и дружелюбной улыбкой. На нем были оранжевая майка, шорты, сандалии, а на шее висел кожаный шнурок с пятью разноцветными глиняными бусинами. Единственной странностью в его внешности был большой белый шрам, который шел от правого глаза до самой челюсти, будто много лет назад его полоснули по лицу ножом.
– Это Лука, – сказала Аннабет. Тон ее слегка изменился. Я обернулся – и готов поклясться, что она покраснела. Она заметила мой взгляд и опять посуровела. – Пока он будет твоим старостой.
– Пока? – переспросил я.
– Ты непризнанный, – терпеливо объяснил Лука. – Пока не выяснится, к какому домику ты относишься, побудешь здесь. Одиннадцатый домик принимает всех новичков и гостей. Что неудивительно, ведь Гермес, наш покровитель, – бог путешественников.
Я посмотрел на крохотное местечко на полу, которое мне выделили. Мне нечем было занять его: у меня не было ни сумки, ни одежды, ни спального мешка. Только рог Минотавра. Я хотел было положить его там, но потом вспомнил, что Гермес был также богом воров.
Обитатели домика рассматривали меня: одни сердито и с подозрением, другие глупо ухмыляясь, третьи с таким видом, будто ждали удобной возможности обчистить мои карманы.
– И долго я здесь пробуду? – спросил я.
– Хороший вопрос, – ответил Лука. – Пока тебя не призна́ют.
– И долго ждать?
Все расхохотались.
– Пошли, – сказала Аннабет. – Я покажу тебе волейбольную площадку.
– Я ее уже видел.
– Пошли.
Она схватила меня за запястье и вытащила на улицу. Хохот в одиннадцатом домике не утихал.
Когда мы немного отошли, Аннабет заявила:
– Джексон, возьми уже себя в руки.
– Чего?
Она закатила глаза и пробормотала:
– Поверить не могу, что подумала, будто ты тот самый.
– Да чего ты прицепилась?! – я начал злиться. – Я знаю только, что убил какого-то полубыка…
– Прекрати! – велела Аннабет. – Знаешь, сколько ребят из лагеря мечтают о такой возможности?
– Возможности помереть?
– Возможности сразиться с Минотавром! Как думаешь, зачем нас тренируют?
Я покачал головой:
– Слушай, если тварь, которую я убил, и правда была Минотавром из мифов…
– Именно.
– То он такой один.
– Именно.
– Но он ведь умер кучу лет назад! Тесей убил его в лабиринте. Значит…
– Монстры не умирают, Перси. Их можно убить. Но они не умирают.
– Спасибо. Сразу стало все понятно.
– У них нет души, как у тебя и у меня. Можно лишить их тела на какое-то время, если повезет – даже на век. Но это древние силы. Хирон называет их архетипами. В конце концов они снова воплотятся.
Мне вспомнилась миссис Доддз.
– Значит, если я случайно зарубил одну такую тварь мечом…
– Фур… то есть учительницу математики? Да. Она по-прежнему существует. Ты ее просто очень разозлил.
– Откуда ты знаешь про миссис Доддз?
– Ты разговариваешь во сне.
– Ты хотела назвать ее по-другому. Фурия? Они ведь палачи Аида, так?
Аннабет с опаской взглянула на землю, будто та могла в любой момент разверзнуться и поглотить ее.
– Не стоит произносить их имена даже здесь. Если приходится говорить о них, мы зовем их Милостивыми.
– Слушай, можно сказать хоть что-нибудь, после чего в небе не будет громыхать? – Вышло жалобно, но в тот момент мне было уже плевать. – И почему я вообще должен жить в одиннадцатом домике? Почему туда набилось столько народа? Вон же пустые домики. – Я указал на несколько первых домиков, и Аннабет побледнела:
– Нельзя просто взять и выбрать домик, Перси. В них распределяют в зависимости от того, кто твои родители. Или… родитель. – Она помолчала, давая мне время переварить.
– Моя мама – Салли Джексон, – сказал я. – Она работает в магазине конфет на Центральном вокзале. То есть работала.
– Мне жаль, что с твоей мамой такое случилось, Перси. Но я говорила не об этом. Речь о твоем втором родителе. О твоем отце.
– Он умер. Я его никогда не видел.
Аннабет вздохнула. Ей явно не раз приходилось объяснять все другим новичкам.
– Твой отец не умер, Перси.
– С чего ты так решила? Ты его знаешь?
– Нет, конечно, не знаю.
– Тогда почему ты сказала…
– Потому что я знаю тебя. Ты не оказался бы здесь, не будь ты одним из нас.
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– Ничего? – Она подняла бровь. – Готова спорить, что ты сменил много школ. И по большей части тебя из них выгоняли.
– Откуда…
– У тебя дислексия. И наверняка СДВГ.
Я попытался не выдать своего смущения:
– И при чем тут все это?
– Все вместе это фактически верный признак. Когда ты читаешь, буквы прямо-таки расползаются со страницы, да? Дело в том, что твой мозг настроен на древнегреческий. А СДВГ? Тебе ведь трудно усидеть на месте, спокойно вытерпеть целый урок не получается. Это дают о себе знать боевые рефлексы. Без них не выжить в реальном сражении. С вниманием у тебя проблемы не потому, что ты мало что замечаешь, наоборот – ты видишь слишком много, Перси. Твои чувства куда острее, чем у обычных смертных. Понятное дело, что учителя хотят тебя лечить. Большинство из них монстры. Они не хотят, чтобы ты увидел их истинную природу.
– Ты говоришь так, будто… тебе это знакомо?
– И большинству здешних ребят тоже. Если бы ты не был одним из нас, Минотавр бы тебя прикончил, не говоря уж об амброзии и нектаре.
– Амброзия и нектар.
– Еда и питье, которые тебе давали, чтобы ты поправился. Они смертельно опасны для обычных детей. Будь ты одним из них, твоя кровь воспламенилась бы, а кости рассыпались в труху, едва бы ты их попробовал. Смирись. Ты полукровка.
Полукровка.
У меня было столько вопросов, что я не знал, какой задать первым.
И тут раздался хрипловатый крик:
– Надо же! Новенький!
К нам вальяжно приближалась высокая девчонка из уродливого красного домика. Позади нее шли еще три девчонки, такие же крупные, страшные и злобные на вид, как она, и в таких же камуфляжных куртках.
– Кларисса, – вздохнула Аннабет. – Может, найдешь себе занятие? Копье отполируешь, например?
– Конечно, мисс принцесса, – ответила девчонка. – Чтобы проткнуть им тебя в пятницу вечером.
– Erre es korakas! – рявкнула Аннабет, и я, сам не знаю как, понял, что по-гречески это значило «Иди к воро́нам!» и, судя по всему, было весьма неприятным ругательством. – У тебя нет шансов.
– Мы сотрем вас в порошок, – ответила Кларисса, но глаз у нее при этом дернулся. Возможно, она сомневалась, что сможет воплотить свою угрозу в жизнь. – А это еще что за хлюпик?
– Перси Джексон, – сказала Аннабет, – познакомься с Клариссой, дочерью Ареса.
Я удивленно моргнул:
– В смысле… бога войны?
Кларисса ухмыльнулась:
– Тебя что-то не устраивает?
– Нет, – опомнился я. – просто стало ясно, почему так воняет.
– Новички должны пройти церемонию посвящения, Присси, – прорычала Кларисса.
– Перси.
– Плевать. Давай-ка я покажу.
– Кларисса… – начала было Аннабет.
– Не лезь, Всезнайка.
На лице у Аннабет отразилась обида, но она не стала вмешиваться, да и я не слишком хотел ее помощи. Я новичок. И должен сам заработать себе авторитет.
Я отдал Аннабет рог Минотавра и приготовился к драке, но не успел опомниться, как Кларисса схватила меня за шею и поволокла к зданию из шлакоблоков, в котором, как я тут же догадался, находится туалет.
Я пинался и отбивался. Мне и прежде приходилось драться, но у этой Клариссы хватка была железная. Она втащила меня в женский туалет. Вдоль одной стены были установлены унитазы, а вдоль другой – душевые кабины. Пахло тут как в обычном общественном туалете, и я подумал – оказывается, я еще могу думать, хотя Кларисса вцепилась мне в волосы, – что если этим местом владеют боги, они могли бы расщедриться на унитазы получше.
Подруги Клариссы заливались смехом, а я пытался найти в себе силы, которые помогли мне в бою с Минотавром, но все было без толку.
– Куда ему до Большой тройки, – сказала Кларисса, швырнув меня к одному из унитазов. – Размечтался. Минотавр, наверно, сдох от хохота над этим придурком.
Ее подружки захихикали.
Аннабет стояла в углу, закрыв лицо руками и наблюдая за нами сквозь пальцы.
Кларисса заставила меня опуститься на колени и начала пригибать мою голову к унитазу. Оттуда воняло ржавыми трубами и… короче, тем, что обычно попадает в унитаз. Я сопротивлялся и, глядя на грязную воду, думал, что ни за что не опущу туда лицо. Ни за что.
И вдруг что-то случилось. У меня возникло странное напряжение под ребрами. В трубах что-то заворчало, они затряслись. Хватка Клариссы ослабла. Струя воды выстрелила из унитаза и изогнулась надо мной дугой. В следующий миг я понял, что лежу на кафельном полу, а позади меня вопит Кларисса.
Я оглянулся и увидел, как из унитаза снова вырвалась струя и с такой силой ударила Клариссе в лицо, что та грохнулась на зад. Вода продолжала бить словно из пожарного шланга, пригвождая ее к стене.
Она отбивалась и хватала ртом воздух. Подружки хотели было помочь ей, но тут взорвались остальные унитазы, и шесть потоков туалетной воды отбросили их назад. Души присоединились к атаке, и вода вынесла камуфляжных девчонок из туалета, играя ими как отходами, которые нужно смыть.
Когда они оказались за дверью, напряжение в животе ослабло, и сантехника мгновенно успокоилась.
Весь туалет был залит водой. Аннабет тоже досталось. Она промокла до нитки, но ее не вышвырнуло на улицу. Она стояла на том же самом месте, изумленно уставившись на меня.
Взглянув вниз, я обнаружил, что сижу на единственном уцелевшем пятачке, в центре сухого круга. На меня не попало ни одной капли. Вообще.
Я неуверенно поднялся на ноги.
– Как ты… – сказала Аннабет.
– Не знаю.
Мы вышли наружу. Кларисса и ее подружки распластались в грязи, и вокруг них уже собирались зеваки. Волосы облепили Клариссе лицо. Ее камуфляжная куртка промокла насквозь и воняла канализацией. Она бросила на меня полный ненависти взгляд:
– Ты покойник, новичок. Ты труп.
Наверное, мне не следовало обращать на это внимания, но я ответил:
– Хочешь снова прополоскать горло водой из унитаза, Кларисса? Если нет – закрой рот.
Подругам пришлось ее удерживать. Пока они вели ее к пятому домику, другим ребятам пришлось уворачиваться от ее пинков.
Аннабет по-прежнему не сводила с меня глаз. Я не понимал: то ли она так потрясена, то ли злится, что я окатил ее.
Парад, который традиционно устраивается универмагом «Macy’s» в День благодарения в Нью-Йорке. Парад представляет собой красочное шествие с участием артистов, спортсменов и музыкантов, а особенно он знаменит использованием гигантских надувных фигур.