Она понимала, что в этом Рольф прав. Ему и так достаточно тяжело, он лишился жены, которую любил — и уж что-что, а право на сына он сохранил в любом случае. Объяснение состоялось, но Урсуле было не по себе. «Если бы он был обывателем, таким же, как все эти «шанхайцы», — думала Урсула. — Тогда моя совесть была бы чиста. Но ведь он мой товарищ, коммунист, он готов сотрудничать с нами. Я и не подозревала, какой путь он прошел за это время. Рольф, Рольф! Если бы ты стал нашим чуть-чуть раньше!»
Официально они, естественно, не разводились. Рольф развода не хотел, а Урсула не желала привлекать к себе внимание в Шанхае, где каждый шаг обсуждался в десятках гостиных. Поэтому ей необходимо было найти легальное обоснование для своего пребывания в Мукдене. Тогда она вспомнила о книготорговле. Урсула посетила несколько книжных магазинов, и ей удалось найти работу представителя шанхайской книготорговой фирмы «Эванс и K°». По ценам фирмы она закупила небольшую библиотечку, взяла с собой каталоги. И получила самое главное — документ, подтверждающий, что она представляет данную фирму в Манчжурии. Предполагалось, что будущими покупателями должны стать представители японской администрации, персонал больниц, студенты и японские промышленники. Урсула заказала визитную карточку и фирменный конверт. Как «представитель фирмы», она могла не только жить в Мукдене, но и разъезжать по стране, что подчас требовалось по работе.
Гриша Стронский, узнав, что Урсула в Шанхае, навестил ее. Эта встреча не была нарушением конспирации, так как шанхайское общество знало об их знакомстве. Скорее могло бы показаться странным, если бы он не нанес ей визита. Свидание это обрадовало Урсулу. Она рассказала Грише о жизни его брата, с которым встречалась в Москве.
Перед отъездом из Шанхая Иоганн и Урсула закупили необходимые для сборки передатчика части и рассовали их по чемоданам. Это был дополнительный риск, но ничего другого им не оставалось — едва ли они смогли бы найти все необходимое в Мукдене. Это были мелкие детали и две трубки, размером с брикетную плитку. На маньчжурской границе чемоданы вскрыли, но китайские таможенники детективов не читали и не обратили на радиодетали ни малейшего внимания.
В мае 1934 года Иоганн и Урсула прибыли в Мукден и остановились в отеле Ямато.
— Оставь на столе пишущую машинку и свое удостоверение, — предложил Иоганн. — Облегчим шпикам работу. Кстати, в отеле тонкие стены со множеством ушей, не вздумай говорить здесь о деле.
— Не надо учить меня конспирации, — обиделась Урсула. — Лучше поищи трансформатор.
Трансформатор был единственной крупной деталью передатчика. Его они надеялись раздобыть в Мукдене. Однако оказалось, что в Мукдене нельзя купить радиодетали вообще. Неподалеку располагался Тяньцзень, можно было бы попытать удачи там, но, как привезти его? Как замаскировать и доставить кусок железа, очень тяжелую болванку, каждая сторона которой равнялась примерно двадцати сантиметрам? Это сразу вызовет подозрения. И Иоганну пришлось снова отправиться в Шанхай.
Он решил попросить о помощи Рольфа. Муж Урсулы живо откликнулся на просьбу. В их шанхайской квартире было большое клубное кресло. Иоганн и Рольф извлекли набивку и закрепили трансформатор проволокой между пружинами, затем вновь приладили набивку и отправили это кресло с сюрпризом по новому адресу Урсулы в Мукден. Однако посылка оказалось, действительно, с сюрпризом. Когда прибывшее кресло распотрошили, оказалось, что проволока порвалась. Хорошо, что в последний момент кто-то из мужчин дополнительно укрепил трансформатор шпагатом, на котором он теперь и держался. Урсула схватилась за голову:
— Одно-два неловких движения при погрузке — и он бы выпал! Он едва прибит обивкой! — воскликнула она.
Действительно, в условиях повальной шпиономании, распространенной у японцев, этот случай поставил бы под подозрение и деятельность Урсулы, и ее личность.
— Согласись, что мы с Рольфом серьезно относимся к делу! — усмехнулся Иоганн. Но это должно послужить для нас всех уроком. Здесь надо работать вдвойне, втройне осторожней.
В 1931 году Япония оккупировала Манчжурию. Правительство Чан Кай-ши не склонно было оказывать сопротивление агрессорам. Другое дело местные войска, которые под руководством генералов Ма Чжан-шаня, Ли Ду, Дин Чао, Су Бинвэня оказали японской армии сопротивление. К военным присоединились добровольцы из местного населения. Однако без поддержки правительства их борьба была обречена. Вскоре сопротивление войск было сломлено, на территории Манчжурии создано марионеточное государство. На границе осуществлялся жесткий контроль, активно действовали японская и местная контрразведка.
Тогда, начиная с весны 1932 года, под руководством Компартии стали создаваться партизанские отряды. Через год, 15 мая 1933 года, маньчжурский комитет КПК принял решение о создании на основе этих партизанских отрядов народно-революционной армии. Всего сформировали шесть корпусов НРА, первый из которых был создан уже в сентябре 1933 года. Но в то время, когда Иоганн и Урсула прибыли в Мукден, большая часть партизанского движения еще не была оформлена в регулярную армию.
Коминтерн, естественно, принимал самое живое и активное участие в этой борьбе. Исполком Коминтерна обязал компартии всех стран всем, чем возможно, поддерживать КПК. Нетрудно догадаться, что основную помощь оказывал Советский Союз, в частности, китайские товарищи обучались в СССР методам партизанской войны. Для работы с этими отрядами и были посланы Иоганн и Урсула. Они должны были осуществлять связь между партизанами и СССР, передавать информацию и запросы отрядов, консультировать партизан и, если нужные рекомендации не мог дать Иоганн, запрашивать их из Москвы. В то время партизанские отряды еще не вели серьезных боев с японцами. Они совершали диверсии на транспорте и в промышленных центрах, нападали на японские штабы. Наши разведчики знали клички и конспиративные пункты для встреч с партизанами. Им предстояло иметь дело с тремя руководителями отрядов.
Сразу после приезда в Мукден партнеры, прежде всего, должны были согласовать условия своих встреч с партизанами и найти подходящую квартиру, где бы они могли смонтировать передатчик и начать на нем работать. В соответствии с тем правилом, что необходимо, в первую очередь, оберегать руководителя группы, решено было, что встречаться с партизанами и работать на передатчике будет Урсула. У нее была превосходная память, и все равно, каждый вечер после отъезда из Москвы она восстанавливала в памяти место и время встреч, схему кода передач. Иоганн с трудом согласился на такое распределение ролей, однако что положено — то положено.
Через несколько дней после приезда наступал срок встречи с китайцем по имени Ли в Харбине. Миша еще не оправился после перенесенного коклюша, и Урсула не хотела брать его с собой в длительную поездку. Поэтому с ним пришлось остаться Иоганну, который был снабжен обширным списком рекомендаций, вплоть до уловки, к которой необходимо прибегать, чтобы заставить ребенка выпить рыбий жир. Несколько успокоенная, Урсула отправилась в Харбин.
Город не понравился Урсуле. Она вспоминала потом, что из всех городов, в которых она побывала, Харбин был самым ужасным. Кроме неизменных китайцев и японцев, здесь жило множество русских эмигрантов. Почти все они остались без средств, многие тяжело переносили эмиграцию, были полностью деморализованы. На улицах днем было полно русских нищих, а вечером город наводняли воры-наркоманы и проститутки. Было опасно ходить вечером по улицам. В этой обстановке Урсулу совсем не радовало место встречи — у входа на отдаленное кладбище. Проклиная в душе харбинских «конспираторов», она отправилась поздно вечером на пустынную окраину города. «Надо же додуматься до такого места встречи!» — думала она, провожая взглядом спотыкающегося пьяницу на пустой ночной улице. Она напряглась — казалось, кто-то смотрит ей в спину. Впрочем, мертвых Урсула не боялась — зато боялась живых. За то недолгое время, что она провела здесь, к ней дважды пытались приставать. Урсула прождала двадцать минут — Ли не пришел. Она отправилась в гостиницу. На следующий вечер она снова пришла на то же место, опять двадцать минут не менее «приятного» ожидания — и снова никто не пришел.
Расстроенная, она вернулась в Мукден. Иоганн и Миша ужинали, напарник кормил мальчика кашей с ложки. Она остановилась в дверях, любуясь трогательным зрелищем. От ее внимательного взгляда не укрылось, что Иоганн был обрадован — он уже начинал тревожиться из-за ее долгого отсутствия. Но, когда Урсула рассказала ему, почему задержалась, он помрачнел.
— Ты уверена, что ждала там, где надо и в условленное время? — спросил он даже с каким-то подозрением. Неудач в работе он не переносил.
— Вполне, — несколько резко ответила она. — Будем ждать — через четырнадцать дней резервная встреча.
Ближайшие дни они посвятили поискам квартиры. Вначале поиски были безуспешными: все пустые квартиры конфисковали японские чиновники. Свободными оставались лишь богатые виллы сбежавших китайских генералов.
— Может, снять виллу? — пошутил как-то Иоганн. — На троих в самый раз…
Он молчаливо предполагал, что Урсула поселится вместе с ним, и был очень уязвлен, когда она отказалась. Он знал, что Урсула неравнодушна к тему, и сам любил ее — так в чем же дело? Но у женщины были свои соображения. Отношение к Иоганну не лишило ее разума. Она понимала, что ее друг принадлежит к тем людям, которым во всем надо подчиняться. Когда дело касалось работы, она с этим соглашалась, хотя он порой требовал слишком много — но, в конце концов, он был не менее безжалостен и к себе. Но в семейной жизни это ее не устраивало, она хотела жить по своему вкусу, а не по его указке. Урсула понимала, что любовь любовью, но они с Иоганном мало подходят друг другу. Ему была нужна простая хорошая женщина, которая жила бы с ним одной жизнью. Бороться за то, чтобы его изменить, она не хотела. Тем более что их психологическая несовместимость могла поставить под удар работу.
В конце концов, Иоганн нашел себе комнату у одной немецкой супружеской пары. Дела их шли неважно, хозяева постоянно ругались друг с другом из-за материальных трудностей. «Вот и у нас была бы такая же жизнь», — думала Урсула, навещая Иоганна.
Ей комната не годилась. Для установки передатчика требовалась отдельная квартира. Что же делать, неужели транжирить деньги и снимать виллу? И тут, осмотрев одну из вилл, которая принадлежала родственнику генерала Чжан Сюэ-ляна, она в последний момент обратила внимание на небольшой каменный садовый домик. Слуга заулыбался и объяснил:
— Там жила любовница хозяина. Хозяин приходил к ней по подземному ходу, который соединяет виллу и дом…
— Ведь твой хозяин уехал? Значит, никто не подумает, что я его любовница, и моя репутация вне опасности. Могу я осмотреть домик?
Слуга долго искал нужный ключ. Наконец, нашел, и Урсула, поднявшись по каменным ступенькам, обнаружила за входной дверью три маленькие комнаты, обшитые деревянными панелями. Под домом была расположена кухня, помещение для слуг и выход в подземный коридор. Отопления, ванны и туалета не было (туалет располагался на улице, купались в чане). Зато входную дверь охраняли два каменных изваяния зверей.
Домик показался Урсуле вполне подходящим, хотя потолок был несколько низковат для устройства антенны. Слуга написал генералу в Пекин, и тот ответил согласием. За тридцать марок в месяц Урсула могла поселиться в домике. Там была тахта, которая стала ей кроватью. Остальную мебель она выбрала на вилле. Для Миши купили детскую плетеную мебель, приобрели и железную печурку. На письменном столе из тикового дерева она, как и везде, где жила, поставила фотографию озера Шлахтензее.
Квартира оказалась удачной и вполне подходила для работы. Помещения для слуг располагались под домиком, в подвальном этаже. Она закрывала дверь, и никто не мог внезапно войти к ней, никто не мог и заглянуть в окно, тем более что на ночь окна изнутри закрывались жалюзи. Участок с домом отделялся стеной от немецкого клуба, ветви высоких тополей нависали над двором.
Сразу после прибытия кресла с трансформатором Иоганн начал собирать передатчик — марки «Хартлей», с тремя шкалами переключений. Он оказался чересчур громоздким, и разбирать его каждый раз было невозможно. Кроме выпрямителя с громоздким трансформатором и больших радиоламп, в него входила еще и толстая медная труба, которую Иоганн согнул вокруг пивной бутылки. В то время одни катушки занимали больше места, чем весь передатчик десять лет спустя. Для передачи Урсула приспособила две линейки: нижнюю бронзовую с китайскими иероглифами и верхнюю деревянную с катушкой из-под ниток. В отверстие катушки был ввернут винт, и она служила ключом. При работе ключом винт касался бронзовой линейки. Один провод присоединялся к ключу, другой — к линейке. Каждые две-три минуты ключ к шифру менялся. Урсулу занимало: что означает надпись на линейке. Как оказалось, там было написано: «Кто познает мудрость понятий «смысл» и «жизнь» во всей их глубине — проживет пятьсот лет».
Передатчик они спрятали в сундук, который Урсула привезла с собой из Шанхая. Сверху положили доску, а на нее — одежду. Сундук по своим размерам как раз помещался под письменным столом, который Урсула взяла с виллы. Стол был очень большой и тяжелый, и сундук большой и тяжелый, окованный металлическими обручами, с надежным замком. Впрочем, сундук имелся в каждой семье и поэтому нисколько не привлекал внимания — хотя при основательном обыске передатчик, конечно, без труда обнаружили бы. Но они считали, что при уровне развития секретных служб города Мукдена этого хватит.
Еще до установления передатчика Урсула встретилась с сотрудником одной советской организации. Он был горбат, с прической ежиком. Она передала ему зашифрованную информацию и получила также зашифрованный ответ. Как оказалось, это был тот самый человек, которого Центр, еще до ее отъезда из Москвы, просил узнать, есть ли в Мукдене синолог по имени Фукс.
В то время шифр, которым пользовалась Урсула, отличался от системы, описанной Максом Кристианом в книге «Доктор Зорге радирует из Токио». В качестве второго ряда складываемых цифр они использовали фразы из одной книги, буквы которой переводили в цифры в заранее обусловленном порядке. Первой информацией от Урсулы стало сообщение о неудавшейся встрече с Ли, и к неодобрению Иоганна добавилось недовольство Центра. Это было первое самостоятельное задание, и разведчики его не выполнили.
Из своей квартиры Урсула дважды в неделю выходила на связь. Впрочем, информацию она передавала не каждый раз, но все равно надо было выходить в эфир, чтобы принимать сообщения. Если возникали помехи, то связь возобновлялась в следующую ночь. Потом, уже когда Урсула вернулась в Москву, ей сказали, что радистка она хорошая — передачу ведет в хорошем темпе и безошибочно. Зато плох был сам передатчик — слишком слабый и несовершенный. Несмотря на то, что их партнер находился не в Москве, а во Владивостоке, связь все время прерывалась. Она то и дело прекращала передачу, чтобы спросить: «Ты меня хорошо слышишь?» — получала отрицательный ответ, и все приходилось начинать сначала. То же самое получалось и с приемом. Так что даже небольшая по объему ночная работа затягивалась на долгие часы. Иной раз по две ночи подряд она билась над приемом информации. После этого тут же приходилось заниматься дешифровкой, так как долго хранить зашифрованную информацию было запрещено. А в семь утра просыпался Миша…
При такой работе была большая опасность, что их запеленгуют — это было очень большое везение, что передатчик так и не был обнаружен. Впрочем, как вспоминает Урсула, «мне некогда было каждый раз переживать опасную ситуацию, в которой я находилась — больше забот доставляли помехи в работе.» Впрочем, с самого начала ей свойственно было бесстрашие.
«Если работа шла гладко, настроение у меня было хорошее, — пишет она о том времени. Мой дом с закрытыми окнами походил на крепость. Свет в комнатах был затемнен, лишь узкая его полоса, достаточная для чтения и письма, падала на стол — все остальное погружалось во тьму. В соседней комнате крепко спал Миша. Город спал, и лишь я бодрствовала и посылала в эфир сообщения партизан, а во Владивостоке их принимал красноармеец.
Часто бывали и такие ночи, когда я проклинала печь и царящий в комнате холод. Я сидела за столом в тренировочном костюме, закутанная в одеяло и в перчатках, срезанных на концах пальцев, передавала в эфир сообщения по азбуке Морзе. Над домом пролетали самолеты. Когда-то они меня засекут? Какие-то мгновения я надеялась, что партнер не выйдет на связь — так хотелось забраться в теплую постель. Но ведь все равно в следующую ночь все должно повториться».[13]
Всего из Мукдена Соня провела 240 радиосеансов…
Через две недели она опять поехала в Харбин. Снова ожидание у кладбища — и снова никаких результатов. В третий раз отправился Иоганн, и смог сам убедиться в том, что Урсула все делала правильно, потому что китаец опять не пришел. Только потом они узнали, что Ли испугался задания. Он должен был возглавить уже существующую группу — таким образом, они потеряли целую группу. Впрочем, могло быть хуже — по крайней мере, он никого не выдал. Ведь он много знал о своих товарищах — их подлинные имена, семейное положение, место будущей работы. Много из того, что он знал, было лишней информацией. Потом Урсула учтет это — она никогда не сообщала ничего лишнего о себе и ни о чем не спрашивала своих коллег.
В Мукдене находился представитель советской военной разведки, для которого Урсула осуществляла связь с Центром. По ее рассказам, это был человек среднего возраста, небольшого роста, щуплого телосложения, он не бросался в глаза — хотя, конечно, среди массы китайцев был заметен. Человек он был спокойный и уравновешенный. Но основным заданием Урсулы и Иоганна была работа с партизанами.
Партизаны сконцентрировали свои действия на принадлежащих японцам железнодорожных линиях на территории Маньчжурии. Довольно часто им сопутствовал успех — они неоднократно разрушали железнодорожную сеть, блокировали транспортные перевозки, пускали под откос военные составы. Партизанских групп становилось все больше, увеличивалась их численность. Среди них были постоянные отряды, которые базировались в горах и лесах, наподобие наших партизан, действовавших против гитлеровцев в годы войны. Урсула с Иоганном сообщали Центру о планах боевых групп и результатах их работы, передавали отчеты о фактическом положении дел и настроениях, информировали о новых интересных личностях в партизанском движении.
Впрочем, они больше имели дело с партизанскими отрядами иного рода. По наблюдениям Урсулы, эти партизанские группы не были постоянными соединениями. Рабочие, крестьяне или служащие — члены групп — вели обычную жизнь, собираясь вместе лишь на несколько часов или дней для военной подготовки или боевых операций. Но и в этом случае собиралась не вся группа. Полный ее состав знал только командир. Такая форма партизанской борьбы была в то время в Китае очень распространенной.
Советские разведчики должны были не только руководить деятельностью групп. Одной из главных их задач было снабжение партизан взрывчаткой. Партизаны пользовались самодельными взрывчатыми веществами. Иоганн и Урсула обходили в Мукдене аптеки и магазины, покупали различные химические вещества, каждое из которых само по себе не представляло опасности, но в соединении образовывало взрывчатое вещество. Они умудрялись раздобывать серу, соляную кислоту и другие химикалии. Однажды с ними произошел забавный случай. Им необходимо было купить такой компонент, как аммониумнитрат. Как обычно, они просто пришли в магазин и спросили, есть ли он в продаже. Иоганн не говорил по-китайски, поэтому Урсула пошла с ним, взяв с собой Мишу — такая семейная пара выглядела гораздо менее подозрительной. Урсула не слишком хорошо говорила по-китайски, поэтому разговор закончился и комично, и удачно:
— У вас есть аммониумнитрат? — спросила она на своей плохом китайском с самым беспечным видом.
— Конечно. Сколько вы хотите приобрести? — продавец отвлекся от какой-то возни под прилавком.
Молодая женщина заколебалась — сколько взять? Килограмм или больше? «Откуда продавцу знать, зачем он мне нужен? Этот препарат используют в сельском хозяйстве, причем в немалых количествах», — подумала Урсула.
— Будьте добры, десять фунтов, — попросила она.