Урсула с детьми отправилась в Англию 18 декабря 1940 года. В семь часов утра они сели в автобус. Лен проводил их. Помог шоферу погрузить багаж, а сам остался, чтобы вскоре, как они думали, приехать. Они не знали, что встретятся лишь через двадцать месяцев. Им еще повезло — сколько семей война разделила навсегда…
Трудно не только оценить, но даже просто понять значение работы Урсулы в Швейцарии, если не знать, частью какого дела она была. Поэтому давайте на время отвлечемся от биографии отважной разведчицы и обратимся к «Красной капелле», или, если пользоваться абсолютно точным переводом, «Красному оркестру» (так западные историки называли нелегальную советскую агентурную сеть, во время войны охватывавшую всю Западную Европу).
Самое любопытное, что такой сети на самом деле не существовало. В разных странах были самостоятельные резидентуры ГРУ и НКВД, иной раз по несколько в одной стране, зачастую ничего не знавшие о существовании друг друга, как и полагалось согласно жестким правилам конспирации. Что же касается «Красной капеллы», то с этим наименованием дело обстояло с точностью до наоборот: так называлась не советская агентурная сеть, а зондеркоманда СС, которая занималась радиоперехватом нелегальных передатчиков, работавших на территории Западной Европы. Затем это же название получила операция гитлеровских спецслужб по борьбе с советской разведкой, и только после войны это броское, понравившееся журналистам наименование было присвоено подпольным антифашистским группам.
До сих пор, несмотря на то, что за давностью лет хранить секреты не имеет никакого смысла, трудно доподлинно разобраться, кто именно работал в Швейцарии, сколько там было агентурных групп, какое значение имеет та или иная фигура. Архивы спецслужб неохотно отдают свои тайны. Известно, что до середины 30-х годов там существовала агентурная сеть, после отзыва заболевшего резидента законсервированная. Но насколько она была велика и каково было ее значение — установить трудно. С одной стороны, многие исследователи считают, что до войны работе в этой стране не придавалось особого значения, там обучались и «обкатывались» молодые разведчики. Но есть и другие предположения — что, после усиления нацизма в Германии, именно туда переместился центр всей советской разведки в Западной Европе. В этой версии есть свои сильные и слабые места. Расположение этой страны в центре Европы, традиционный нейтралитет и особое положение Швейцарии в семье европейских государств, наконец, тот факт, что там находилась Лига Наций, делали эту страну чрезвычайно удобной для ведения разведработы. Но было и очень существенное неудобство: до войны Швейцария не имела дипломатических отношений с Советским Союзом, там не было советских представительств, поэтому разведчикам, работавшим в этой стране, было трудно держать связь с Центром: связываться приходилось через сопредельные страны, в основном, через Францию.
В 1936 году в Швейцарию отправилась в свою вторую командировку молодая, но уже достаточно опытная и очень талантливая разведчица Мария Полякова («Вера», «Гизела»). Для нее, как и для Урсулы, Швейцария стала первой страной, где она самостоятельно работала в качестве резидента.
Мария Иосифовна Полякова родилась в 1908 году в Петербурге, в семье рабочего-революционера. В детстве с родителями, работниками НКИД, долго жила в Берлине и Лондоне, свободно владела немецким и английским. В 1927 году возвратилась в Россию, работала референтом информотдела в Исполкоме КИМа. Вскоре вышла замуж за Иосифа Дицку, родила дочь Златану. Мария мечтала стать детским врачом, однако судьба сложилась иначе…
В июне 1932 года ее вызвали в ЦК комсомола и предложили пойти работать в военную разведку (как оказалось, для этой работы ее рекомендовал сам секретарь ЦК Александр Косарев). Мария пыталась объяснить, что, собственно говоря, у нее другие жизненные планы, но один из секретарей ЦК, с которым она беседовала, сказал ей: «Человек вы еще молодой, учиться успеете, сейчас вы нужнее в разведке и, как комсомолка, должны думать прежде всего о долге. Однако, я еще раз повторяю, дело это добровольное… Если вы не сможете принять наше предложение, не переживайте и забудьте наш разговор. Советоваться ни с кем нельзя.».[27] Подумав, она согласилась.
Первая командировка была в Берлин, где она должна была стать заместителем резидента по связи, для чего пришлось изучить шифровальное дело, фототехнику, ну и, конечно, неизменные правила конспирации. Сначала она выдавала себя за датчанку, потом, когда ей, как землячкой, заинтересовались в датском представительстве, легенду пришлось поменять — датчане мгновенно разоблачили бы самозванку. Мария стала «австрийкой». Она добывала промышленные и военные секреты, чертежи нового вооружения. Командировка была успешной.
Летом 1934 года ее отозвали в Москву. Полякова обрадовалась было — теперь она сможет поступить в институт, жить вместе с дочерью. Но, когда попросила отпустить ее из разведки, как обещал накануне командировки Берзин, «выражение глаз Павла Ивановича (Я. К. Берзина — Авт.) сразу сменилось на серьезное и, пожалуй, даже сердитое.
— Да, это точно, я обещал, — ответил Павел Иванович, — но разве ты сама не понимаешь после того, что там видела, пережила и узнала: мы не можем отказаться от полученного тобой опыта работы в сложных условиях. Короче, я не вижу возможности выполнить свое обещание».[28]
Уже тогда в ее личном деле было записано: «особо одаренный, ценный и серьезный разведчик, обладающий необходимой подготовкой и всеми данными для зарубежной работы. При наличии умного руководства и правильного воспитания может вырасти в крупного агентурного работника…»[29]
В 1936 году Мария Полякова под именем англичанки, вдовы бизнесмена Маргарет Ли, приехала в Женеву. Она поселилась в маленьком пансионате на берегу озера. Пансионат содержала французская семья, имевшая десятилетнего сына. Мальчик любил кататься на лыжах, и «Маргарет» по воскресеньям брала его с собой на лыжные базы во Францию. Любовь к лыжам была прекрасной маскировкой: мальчик катался, а она встречалась с агентами и представителями Центра. В самой Швейцарии тоже было много работы: Полякова упорно восстанавливала резидентуру. Людей в ней было пока немного — это потом швейцарская группа станет одной из самых многочисленных резидентур советской разведки. В то время особо ценными были агенты, имевшие псевдонимы «Макс» и «Пауль», которые жили в Базеле, и «Клемент» и «Фалькон», жившие в Женеве. А также «027» — немецкий офицер, «истинный ариец», награжденный Железным крестом, но, тем не менее, не отказывавшийся заработать в качестве агента советской разведки. С немцем предвиделись немалые трудности: он с трудом воспринял в качестве руководителя молодую женщину. Но Мария сумела найти к нему подход, и «027» стал работать на нового резидента не менее успешно, чем на старого.
Постепенно стали появляться новые агенты — молодой швейцарский инженер «Иоган», «Брудер» — шлифовальщик завода Эрликон. Новый знакомые передавали сведения о новейших образцах вооружения, и не только сведения, но иногда и сами образцы. Как-то раз Марии даже пришлось переезжать через французскую границу, имея в сумочке снаряды от новейшей зенитной пушки. Всякое бывало.
Как-то в театре, после спектакля, Мария разговорилась с молодой женщиной.
Оказалось, что их взгляды на искусство совпадают, и они обменялись адресами, а затем подружились. Это была Рашель Дюбендорфер.
Рашель Гепнер (по мужу Дюбендорфер), польская еврейка, родилась 18 июля 1900 года в Варшаве, в семье торговца. Рано вышла замуж за Петера Каспарна, родила дочь Тамару, но вскоре развелась и уже в 1918 году уехала в Германию. В том же 1918 году вступила в «Союз Спартака» и, в декабре того же года, в только что основанную Коммунистическую партию Германии. Принимала участие в работе «Красного союза женщин и девушек» и «Красной помощи». С 1925 по 1932 год работала стенографисткой в ЦК партии в Берлине.
В 1933 году эмигрировала в Швейцарию, где вышла замуж (фиктивно) за швейцарского коммуниста Генриха Дюбендорфера. Этот брак предоставил ей швейцарское гражданство и несколько позже позволил обеспечить документами своего гражданского мужа, Пауля Бётхера. Так как Рашель прекрасно знала пять языков (немецкий, французский, польский, русский и идиш) она смогла получить работу в Международном бюро труда в Женеве. Это было очень удачное для разведчицы место. Сотрудники МБТ имели особый документ для поездок, который давал их обладателям своеобразный «полудипломатический» статус: не давая дипломатического иммунитета, он избавлял от проверок на границах. Работая в МБТ, можно было и получать самую разнообразную информацию, в том числе, и о военной промышленности Германии. Кроме того, Рашель была корреспондентом двух социалистических газет.
Полякова внимательно изучила новую знакомую и предложила центру привлечь ее к работе. Рашель Дюбендорфер был присвоен псевдоним «Сиси». В будущем она станет одним из ведущих агентов советской разведки в Швейцарии. А пока она закончила курсы водителей, добывала информацию и помогала Поляковой переправлять через границу материалы и деньги.
Впрочем, по другим данным, Дюбендорфер стала сотрудничать с Разведупром, еще когда работала в отделе агитпропа ЦК КПГ, то есть, до 1932 года, и в Швейцарии она находилась уже в качестве агента советской разведки. Кому она подчинялась и как была связана с центром? Есть основания предполагать, что она была одним из агентов советского резидента во Франции Генри Робинсона (Гарри). Он начал активно работать на советскую разведку в 1933 году, и к 1937 году имел уже достаточно большую агентурную сеть, охватывавшую Францию и близлежащие страны. Причем Робинсон далеко не всегда сообщал в Центр фамилии людей, с которыми был связан. А из его записок, найденных во время ареста, можно сделать вывод, что он был связан и с Рашелью Дюбендорфер в Швейцарии. При этом совершенно неизвестно, знал ли он о том, кто такая Мария Полякова — а скорей всего, что и не знал. И, в общем-то, вполне реальна почти анекдотическая ситуация, что после разговора в театре имело место обоюдное прощупывание на предмет привлечения к работе советской разведки: Полякова прощупывала Рашель, а Рашель — молодую англичанку Маргарет Ли.
В конце 1937 года Полякову отозвали из Швейцарии. Кому она передала резидентуру? Скорей всего, ее «наследницей» стала Дюбендорфер. По крайней мере, к концу 30-х годов она имела собственную небольшую, но достаточно информированную группу. Кстати, в работе ей активно помогала семья. Ближайшим помощником Рашель был ее муж Пауль Бётхер, дочь Тамара выполняла обязанности курьера, зять, капитан французской армии Жан-Пьер Виже и двоюродный брат Вальтер Флюкигер («Бранд») также оказывали важные услуги советской разведке. Среди источников группы были секретарша германской военной закупочной комиссии, поставлявшая информацию о вооружении германской армии, работник МБТ, выходец из Литвы Александр Абрамсон («Мариус»). Впоследствии именно на нее выходил ценнейший агент ГРУ в Швейцарии Рудольф Рёсслер.
Параллельно группе Поляковой — Дюбендорфер в Швейцарии работала еще одна агентурная сеть. (По крайней мере, нет никаких указаний на то, что эти две сети были связаны друг с другом. Сначала ей руководил майор Анулов («Коля»).
О Леониде Абрамовиче Анулове известно немного. Настоящая его фамилия — Московичи. Родился он в 1897 году в местечке Ганчешты Кишиневского уезда Бессарабской губернии. Окончил начальное училище, с мая 1916 года служил рядовым в армии Участвовал в Первой мировой войне. После революции работал в большевистском подполье в Бессарабии. С 1918 года служил в РККА, потом работал в Москпленбеже (учреждение, ведавшее делами пленных и беженцев). В 1919 году вступил в ВКП(б). Окончил 3-и советские командные артиллерийские курсы в Одессе. Участвовал в подавлении восстания немецких колонистов под Одессой и в боях с деникинцами, был контужен.
С июля 1919 до октября 1922 г. находился в долгосрочной командировке за границей. Затем, до октября 1923 г., служил помощником уполномоченного КРО ОГПУ. Участвовал в подготовке «германского Октября». В 1924 году окончил курсы усовершенствования по разведке при Разведупре Штаба РККА, после чего работал в Разведупре. В апреле 1924 — августе 1925 гг. и в марте 1926 — сентябре 1927 гг. был в загранкомандировках. Воевал на КВЖД и в Испании. Одно время был танкистом. В 1937 году его направляют в качестве резидента-нелегала во Францию, откуда он руководит агентурной сетью в Швейцарии.
О нем в своей книге вспоминает Шандор Радо — кажется, единственный, кто дает описание этого человека, с которым он впервые встретился по заданию Центра летом 1937 года. Встречались они на одном из парижских бульваров. «Точно в условленное время ко мне подошел высокий, средних лет мужчина в хорошо сшитом костюме. Он появился неожиданно, сбоку, в двух шагах от меня.
— Простите, вы не возражаете, если я сяду? — спросил он по-французски с сильным акцентом.
— Пожалуйста, — ответил я.
Мужчина сел на скамейку. Брюки на его ногах натянулись, остро выступили худые колени. Мы обменялись словами пароля. Человек назвался Колей — как и сообщалось из Парижа.
Мой новый знакомый был вежлив и очень сдержан в разговоре. Можно было заключить, что этот человек много видел, много пережил, хотя ему трудно было дать более сорока пяти лет. Густые черные волосы уже тронула седина. Желтоватое лицо казалось растрескавшимся от множества морщинок. Прозрачные, почти водянистые глаза смотрели холодно и как-то отрешенно. Мешки под глазами показывали, что он, по-видимому, нездоров.
— А знаете, по вашей наружности и не догадаешься, что вы занимаетесь конспиративными делами, — неожиданно сказал Коля. — Этакий преуспевающий, солидный буржуа. Отлично! Вам таким и надо быть.
Речь зашла о цели моего вызова. Отныне, по указанию Центра, мне надлежит выполнять только задания Коли. Все сообщения я должен передавать лично ему».[30]
В апреле 1938 года Коля неожиданно, вопреки правилам конспирации, явился на квартиру Радо. Изумленному хозяину он объяснил, что все в порядке, просто возникла неотложная необходимость. Тот понял, что происходит что-то экстраординарное.
«Я провел его в кабинет. Коля сел в кресло, немного помолчал. Выглядел он очень утомленным. Морщинки на лице будто еще больше растрескались, мешки под глазами стали темными, как от бессонницы. Но голос был тверд и взгляд, как всегда, холоден и спокоен.
— Я получил указание центра передать вам своих людей. Принято решение назначить вас руководителем группы в Швейцарии. Для этого я и приехал. Теперь вы будете работать самостоятельно.
— А вы? — вырвалось у меня.
Обычно такие вопросы не задают, так как на них не отвечают. Но Коля, вопреки правилам, почему-то ответил:
— Вы остаетесь, я уезжаю. — Он посмотрел на меня своими прозрачными глазами: в них была опять какая-то отрешенность, которую иногда я замечал и раньше. Может быть, тоска по родине? — Могу даже сказать, куда еду, — прибавил он. — В Москву. Отзывают…»[31]
Может быть, он предвидел свою судьбу? По возвращении в Москву Анулов был арестован НКВД и затерялся в недрах ГУЛАГа…
В число агентов Анулова входили два швейцарских журналиста, которые впоследствии сыграют немалую роль в нашей разведработе в этой стране. Это Отто Готфрид Пюнтер («Пакбо») и Пьер Николь («Пьер»).
Пьер Николь родился 20 мая 1909 года. Гражданин Швейцарии, сын известного швейцарского политика левого направления, впоследствии одного из лидеров коммунистической партии страны Леона Николя. В начале 30-х годов учился в экономическом институте. В 1932 году уехал в Англию, где продолжал учебу. В 1936 году находился в Испании в качестве военного корреспондента. Свободно владел тремя основными европейскими языками: английским, немецким и французским. Некоторое время был председателем объединенной партии труда. К работе в советской разведке был привлечен на основании левых убеждений, которые унаследовал от своего отца.
Пьер Николь имел хорошие связи в политических и правительственных кругах. Ему была поставлена задача — подыскивать людей, которые могли бы предоставлять важную военно-политическую информацию по фашистской Германии. Иногда он давал только наводки на подходящих кандидатов, вербовку которых поручали другому человеку, а иной раз занимался и вербовкой. Кроме того, через знакомых финансистов поддерживал финансовые связи резидентуры.
Отто Пюнтер, по мнению начальника Разведупра, был одним из лучших советских агентов в Швейцарии.
Отто Готфрид Пюнтер родился в 1900 году. Работал журналистом, сотрудничал в левосоциалистичеких изданиях, открыл свое информационное агентство «Инс». Вступил в социалистическую партию Швейцарии. В то время, когда между социалистами и коммунистами шла ожесточенная борьба, это снимало с него все подозрения в пособничестве коммунистам. Правда, по свидетельству Радо, он неоднократно хотел вступить в компартию, но резидент каждый раз отговаривал его, потому что в этом случае советской разведке пришлось бы отказаться от услуг Пюнтера — в нашей разведке существовал запрет на привлечение к работе зарубежных коммунистов, из соображений конспирации. Правда, потом он написал в своих мемуарах, вышедших в 1967 году: «Мое решение сотрудничать с Радо не имело ничего общего с моими политическими убеждениями и неприятием коммунизма». То ли его взгляды за эти годы переменились, а может быть, он не был до конца откровенен с Радо. Но, в любом случае, коммунизм для него был меньшим злом, чем фашизм.
Антифашистом Пюнтер стал едва ли не с самого начала зарождения фашизма. Еще в 1930 году он вместе с итальянскими антифашистами Рандольфо Паччиарди и братьями Роселли организовал полет над Миланом на самолете, с которого над городом разбросали несколько десятков тысяч антифашистских листовок. Во время Гражданской войны в Испании он не просто сочувствовал республиканской Испании, а помогал делом: так, например, он совершил несколько опасных поездок в Италию, чтобы получить информацию о переброске итальянских войск на помощь Франко и добыть для республики боеприпасы. В конце испанской войны Пюнтер вернулся в Берн.
Насколько известно, Анулов завербовал Пюнтера в Испании. Правда, некоторые западные исследователи утверждают, что вербовка состоялась в 1940 году в Швейцарии. В начале 1940 года на него вышел один из агентов советской разведки. «Человек, представившийся как Карло, но не назвавший мне своего настоящего имени, знал все о моей деятельности в Швейцарии, поскольку он работал там на советскую разведку. Он намекал, что и я должен сотрудничать с Советами. Я ответил: «Я — социал-демократ; я осуждаю советское вторжение в Финляндию, также я осуждаю советско-германский пакт». Однако мой отказ не был отчетливо выражен ввиду того, что фашистская Германия очевидно набирала силу. Дважды в течение того же года Карло встретился со мной, и дважды я избегал давать четкий ответ. В январе или феврале 1941 года я узнал от голлистов группы «Неже», что подразделения германской армии, расположенные в Бордо, были переброшены на восток. Это был очевидный шаг к нападению на Россию. Я проинформировал об этом Карло, и в то же время дал согласие работать на советскую разведку. Добавив, однако, что я буду продолжать сотрудничать как с французским Сопротивлением, так и с Сэлтером из британской разведки».[32] Тут явно кто-то что-то напутал. Не то автор книги в очередной раз подкорректировал факты с которыми он, кстати, обращается чрезвычайно вольно (так, например, биографию Шандора Радо он скорректировал достаточно сильно: у него девятнадцатилетний венгерский антифашист становится сначала одним из вождей венгерской революции, затем видным лицом в Коминтерне и любимцем Зиновьева, и т. д.), не то сам Пюнтер перемудрил. Если его завербовали в 1940 году, то как Анулов мог познакомить с ним Радо в 1938-м?
Коля предупреждал своего заместителя об особенностях характера Пюнтера: «Вы можете быть уверены в Пакбо. Он будет вам хорошим помощником. С людьми он сходится легко. Человек интеллигентный, образованный, свободно говорит на нескольких языках. Зная вас обоих, уверен, сработаетесь наверняка. Только помните: иногда его необходимо охлаждать. Он энергичен, любит рискнуть, и это, надо признать, порой приносит ему успех, однако, стараясь сразу сделать слишком много, он распыляется. Его приходится сдерживать от всяких «воздушных», нереальных планов. Направьте его инициативу на главное — расширение связей с людьми. Ваша цель — информация по Германии и Италии».[33]
Вскоре они познакомились. «Пюнтер-Пакбо выглядел лет на тридцать, оказалось же, что этому невысокому, крепкого сложения, плечистому блондину было тридцать семь. Круглое лицо его дышало здоровьем и энергией. За стеклами очков весело блестели серо-синие глаза. Пакбо оказался живым, приятным собеседником. Он охотно рассказал о себе, упомянул, что женат, но детей у них нет.
Как и я, он уже успел изрядно поездить по свету. С той лишь разницей, что меня носила по свету беспокойная судьба эмигранта, а его гнал из страны в страну кипучий темперамент газетчика. Где он только не работал! В Париже и Лондоне, В Лейпциге и Барселоне… Был на испанском фронте, писал репортажи и статьи в защиту Испанской республики. Ну а теперь, наконец, возвратился в Берн».[34] В общем, он понравился новому резиденту.
Пюнтер имел обширные связи в журналистских, дипломатических и политических кругах. Он снабжал нашу разведку сведениями по Германии и Италии. Особенно ценен был его контакт со швейцарским Генеральным штабом, в частности, с ND (Службой информации армии Швейцарии). Кстати, в ND знали, что он работает на советскую разведку и не только не препятствовали Пюнтеру, но, напротив, пытались всячески помогать ему.
У Пюнтера была небольшая собственная группа, куда входили его старые знакомые, еще по антифашистской деятельности начала 30-х годов. Они проживали, в основном, на границе с Австрией. Из названий этих городов и возник его псевдоним «Пакбо» (Понтрезина, Арт Голдо, Крейцлинген, Берн, Орзелина). Радо не знал имен многих его агентов.