Итак, Отто Браун. Родился он в сентябре 1900 года в семье торговца, четвертым из пяти детей. Вскоре после рождения сына, в 1902 году, отец его умер. Мать переехала в Мюнхен и стала работать учительницей. Семья жила в бедности, Отто посещал народную школу, созданную городом на частные пожертвования для нуждающихся детей. Затем, с 13 лет, он учился в Королевском баварском училище для подготовки учителей. В июне 1918 года его призывают на военную службу, но уже в ноябре демобилизуют. В 1919 году он сдает экзамены и получает место учителя, однако к работе так и не приступает. Ему не до учеников…
В декабре Отто Браун одним из первых вступает в «Союз свободной социалистической молодежи», а уже в 1919 году становится коммунистом. Дальнейшая его жизнь профессионально связана с партийной работой. Он участвует в боях за Баварскую советскую республику в 1919 году, в мартовском путче 1921 года в Средней Германии. С 1921 года — на руководящей работе в нелегальном военном аппарате КПГ, в то же время являясь сотрудником советской разведки.
Впервые он был арестован в 1921 году, после участия в налете на квартиру русского полковника Фрейберга, представителя генерала Семенова, откуда они с товарищами вынесли два чемодана политических документов. Поскольку деньги и ценные вещи остались нетронутыми, а арестованный так и не признался, на кого он работает, его приговорили к 7 месяцам тюрьмы. Отбывать наказание Браун не явился. Был отдан приказ об его аресте, и он перешел на нелегальное положение. С этого времени и до ареста в 1926 году он был одним из руководителей разведывательного аппарата КПГ. В 1926 году его арестовали. Теперь обвинения были куда более серьезными, чем в первый раз — Отто Браун обвинялся в государственной измене и других преступлениях.
В 1921 году Отто женился — правда, уже в 1923-м он разошелся с женой. Вскоре его подругой стала Ольга Бенарио. (Дочь мюнхенского адвоката, родилась в 1908 году, с Отто познакомилась в 1924-м). После ареста Ольга ходила к нему в тюрьму на свидания. 11 апреля 1928 года, в 9 часов утра, она пришла на очередное свидание, которое, как обычно, происходило в комнате судебного следователя. Вслед за ней в комнату ворвались еще шесть человек, вооруженных пистолетами, нейтрализовали охрану и служащих, после чего все, включая Ольгу и Отто, бежали.
Скандал был грандиозный. Сообщения об акции обошли все газеты, за головы Ольги и Отто было обещано вознаграждение в 5 тысяч марок. Но разыскиваемые как сквозь землю провалились. На самом деле, Ольга к тому времени была уже в Москве. Браун еще находился в Берлине, но скоро и он приехал в СССР.
В Москве они поселились в доме, принадлежавшем КИМу. Здесь уже почти все слышали о них. Ольга была избрана членом ЦК КИМ. Она работала, учила иностранные языки… и у нее совсем не оставалось времени для Отто. Ее друг в семейной жизни оказался совсем не «передовым» — он ревновал, возмущался, но все было бесполезно. В 1931 году они расстались.
Ольга отправилась по заданию КИМа в Париж. По возвращении в Москву она узнала, что избрана членом президиума Коминтерна. Вскоре ее направили на учебу в Военно-воздушную академию им. Жуковского, и, пожалуй, она смогла бы стать одной из первых в России женщин-летчиц, но судьба распорядилась иначе. Все ж таки она оставалась сотрудницей Коминтерна, и была по-прежнему готовы выполнить любое задание.
… Осенью 1934 года Ольгу вызвали в Исполком Коминтерна. С ней разговаривал сам секретарь ИККИ Мануильский. Речь шла о работе за границей, причем работе по-настоящему важной. Ей сказали, что один из самых мужественных коммунистов настаивает на возвращении на родину. Коминтерн согласился с его решением, но не хочет посылать его одного. Ольге предлагается поехать с ним в Латинскую Америку в качестве напарницы. Ей дали сутки на размышление, и только после того, как она сказала «Да!» назвали имя этого человека.
В 1931 году в СССР приехал легендарный Луис Карлос Престес, бразильский революционер, руководитель восстания в этой стране, проходившего с 1924 по 1928 год. Его имя знали все коминтерновцы, слышали о руководимом им восстании, спорили, правда ли, что он с боями прошел со своей колонной 25 тысяч километров. Теперь он возвращался на родину, чтобы еще раз попытаться поднять народ на революцию.
В Бразилию они отправились под видом молодоженов, португальского коммерсанта Антонио Вилара и его жены Марии. Ольге тогда было 26 лет, Луис — на 10 лет старше. В ходе путешествия возникло непредвиденное обстоятельство: молодоженам во время медового месяца полагалось жить в одной каюте. Роскошная каюта «люкс» океанского лайнера, молодая красивая женщина… много ли надо в таких условиях, чтобы фиктивный брак превратился в настоящий? Да, их «поженил» Коминтерн… и именно эту организацию они должны благодарить за то счастье — к сожалению, недолгое — которое выпало им в жизни.
Престеса в Бразилии ждали — и не только товарищи. В первую очередь его ждала секретная служба. Еще не забылось восстание, а, кроме того, можно было не сомневаться, что, уж коль скоро он появился в стране, то не для того, чтобы дышать воздухом и пить кофе. Его приезд ничего хорошего для властей не означал. Вслед за Престесом, разными путями, в страну прибыла небольшая группа иностранцев. Все они были коммунистами, профессиональными революционерами, и все отправлялись в Москву по заданию Коминтерна. Среди них был плотный благодушный американец Гарри Бергер и его жена Маша Ленчицкая — на самом деле их звали Артур и Элиза Эверт (друзья называли ее «Сабо»). Увидев «Гарри», Ольга вспомнила Москву — в промежутке между двумя опасными загранкомандировками Эверт вел занятия в Коммунистическом университете.
Еще до начала первой мировой войны двадцатилетний Артур Эверт, вместе с Элизой Саборовски, которая потом стала его женой, покинул родную Восточную Пруссию и уехал в США, в Детройт — город, славившийся бурной политической жизнью и борьбой рабочего класса. В 1917 году они переехали в Торонто, в Канаду. Два года спустя полиция провела обыск на явочной квартире, которую они содержали, нашла оружие и марксистскую литературу. Проведя несколько месяцев в тюрьме, Эверты были высланы в Америку. Через несколько лет Артур вернулся в Берлин, вступил в компартию. С 1923 года он уже был членом секретариата КПГ, а вскоре его пригласили на работу в Коминтерн.
В 1928 году он, вместе со своим другом Герхардтом Эйслером, резко выступил против Тельмана, который вел политику раскола между коммунистами и социал-демократами. Эверт был за единые действия с СДПГ. Получив ярлык «соглашателя», он был на некоторое время отстранен от активной партийной работы. Через год Эверт отказался от прежних взглядов — не то чтобы он переменил убеждения, но для него конкретная партийная работа была важнее отстаивания своего «я», тем более что это все равно ничего бы не изменило.
Его послали в командировку в Монтевидео (кстати, одной из целей командировки было задание собрать информацию о Престесе). Затем он некоторое время работал в Шанхае. Задание у него было чрезвычайно сложным — Сталин намеревался заключить договор с Чан Кай-ши, и надо было утрясти этот вопрос с КПК — этот договор мог серьезно испортить отношения СССР с китайскими коммунистами. В Китае он встретил Ли Те — под этим именем там работал не кто иной, как все тот же Отто Браун, который был военным советником ЦК КПК, помогая Мао Цзе-дуну и Чжу Дэ в подготовке «Великого похода». На съезде партии, который вручил Мао полноту власти, «товарищ Ли Те» представлял Сталина. Под именем «профессора Альберта Листа» вместе с Линь Бяо Браун руководил Военной академией Красной Армии Китая.
Там же, в Китае, Эверт близко сошелся с англичанином, имя которого неизвестно широкому кругу читателей, но многое скажет человеку, знакомому с историей разведки. Звали его Роджер Холлис — тот самый Роджер Холлис, который несколько лет спустя станет во главе британской секретной службы «Ми-5». Знакомство с Эвертом заставит исследователей гадать — а не был ли Холлис завербован во время своего пребывания в Шанхае и не был ли он еще одним советским агентом в верхах английской секретной службы, которая пригрела Кима Филби и его товарищей. Впрочем, на этот вопрос ответа до сих пор не существует…
… Отто Браун остался в Китае, а Эверты в июле 1934 года получили новое задание. Через несколько месяцев они были уже в Бразилии и полным ходом включились в подготовку восстания. Генеральный секретарь Бразильской Компартии Миранда убедил Москву, что все признаки революционной ситуации в стране имеются. Неугомонный Коминтерн, потерпев поражение в Германии и Китае, сделал ставку на установление власти коммунистов и строительство социализма в этой огромной латиноамериканской стране.
Поначалу все вроде бы шло хорошо. Коммунисты имели вес и влияние в созданном в 1935 году движении Национально-освободительный альянс, объединившем все демократические силы страны. Бразилия, после восстания, в котором участвовал Престес, пережившая еще одну революцию в 1930 году, полным ходом шла к новому взрыву. В «альянс», почетным председателем которого избрали Престеса (считалось, что он в эмиграции) ежедневно вступало до трех тысяч человек. Оптимисты говорили, что число участников движения уже приближается к миллиону. Компартия разворачивала работу в армии. Однако летом 1935 года Престес несколько поторопился — издал манифест, где призывал к свержению диктатора Варгаса и созданию революционного правительства. Этот документ дал Варгасу долгожданную возможность запретить деятельность «Альянса». Большая часть членов движения, особенно демократы и либералы, при всей своей оппозиционности, подчинились решению правительства. Так что вскоре «Альянс» уже представлял собой не общенародное движение, а подпольную организацию революционеров-коммунистов, которая, несмотря ни на что, упорно держала курс на вооруженное восстание.
Бразильская революция состоялась 27 ноября 1935 года, продолжалась менее двенадцати часов и окончилась грандиозным провалом. Всеобщая забастовка, на которую рассчитывали заговорщики, не состоялась, также не поддержали их армия и флот. Начались аресты. Месяц спустя были арестованы Эверт и Сабо, а в феврале — Престес и Ольга.
Если с мужчинами все было ясно — они готовили восстание и были виновны — то что делать с женщинами, никто толком не знал. Формально они преступлений не совершали, по крайней мере, доказательств их «подрывной работы» не было никаких. Но совершенно ясно было, что жены коммунистических лидеров тоже участвовали, не могли не участвовать в подготовке переворота. Отпускать их было нельзя, а держать в тюрьме — незаконно. И тогда их решили выслать из страны. Для Ольги, как и для Сабо, депортация ничего хорошего не означала — их могли выслать только на родину, в фашистскую Германию. Но для бразильских властей это было решением проблемы.
История получила огласку. Во всем мире поднялась кампания протеста. Бразильские коммунисты призвали докеров всех европейских портов осматривать приходящие из Бразилии суда. Докеры, народ сплоченный и дисциплинированный, вняли их призыву, а когда власти попытались запретить «досмотры» судов, объявили всеобщую забастовку. Ольгу и Сабо это не спасло — но зато были спасены другие «нежелательные иностранцы», которых находили в трюмах пароходов и освобождали. Ольгу же, несмотря на то, что она была беременна, выслали в Германию. Та же судьба ожидала и Сабо.
Когда об этом стало известно, немецкая антифашистская группа, находившаяся в Париже, подготовила боевую операцию, чтобы освободить Ольгу, как только теплоход прибудет в один из французских портов. Кстати, в подготовке этой операции участвовала немецкая антифашистка Елена Радо — мы еще встретим ее и ее мужа Шандора на страницах этой книги. Но их переиграли — теплоход не зашел во Францию, а пошел прямо в Гамбург. Ольга попала в руки гестапо. Ее дочку Аниту, рожденную в тюрьме, ценой больших усилий удалось вырвать из рук нацистов — позднее она воспитывалась в Мексике, у бабушки. А Ольгу отправили в Равенсбрюк, а потом в Бернбург, где она и погибла. В концлагере погибла и Элиза Эверт — Сабо.
Их мужья остались в Бразилии… и выжили. В 1945 году, после победы над Германией, Бразилия восстановила дипломатические отношения с СССР. Режим в стране явно «теплел». Правительство объявило амнистию политзаключенным, и Луис Карлос Престес и Артур Эверт были освобождены. Весть об освобождении Престесу в тюрьму принес лично сотрудник МИДа. Первые вопросы Луиса Карлоса были о судьбе Ольги и Эвертов. Об Ольге МИДовец ничего не знал. А судьба Эверта была печальна — в тюрьме он сошел с ума, и сразу же после освобождения был помещен в клинику. Через год Артур был отправлен в советскую зону Германии, а в 1959 году умер. Разум к нему так и не вернулся. Что же касается Престеса, то он остался в Рио-де-Жанейро. Он был секретарем Бразильской Компартии до 1980 года, когда, из-за своих сталинистских убеждений, вышел из состава ЦК БКП. Его дочь Анита тоже жила в Рио, преподавала в университете. Из компартии она вышла вместе с отцом.
У Отто Брауна была совсем другая судьба, его работа в Китае была долгой и успешной. Итак, весной 1932 года он, окончив Военную академию имени Фрунзе в Москве и расставшись с Ольгой, по заданию Исполкома Коминтерна направляется в Китай в качестве военного советника. Осенью 1932 года он поселился в Шанхае в Американском пансионе, и через несколько дней связался со своим старым знакомым, еще по Германии — Артуром Эвертом, который был в то время представителем Коминтерна при ЦК КПК. Кроме него, в представительство Коминтерна входили русский Николай Зеулер и два американца — один от КИМа, другой от Профинтерна.
Работали в условиях строжайшей конспирации. Иностранцам было легче, они жили на территории международного сеттльмента и могли, не вызывая подозрений, общаться хотя бы между собой. Но иметь контакты с китайцами было куда труднее и опаснее. Раз в неделю Браун и Эверт посещали конспиративный дом ЦК. В то время секретариат ЦК КПК поддерживал регулярную связь по радио с Исполкомом Коминтерна в Москве и с Центральный советским районом Китая, где находилось временное революционное правительство и базировалась китайская Красная Армия. С другими «красными» и партизанскими районами не было даже радиосвязи — только нерегулярно циркулирующие курьеры. С партийными организациями в других городах связь была не лучше. Как в такой ситуации ЦК ухитрялся руководить партией — совершенно непонятно, а, скорее всего, что никак не руководил, и события текли сами по себе.
Как ни странно, в получении информации Отто Брауну немало помогала все та же Агнес Смедли, с которой его познакомил Артур — еще одно доказательство того тезиса, что журналисты — народ всепроникающий. Агнес в то время собирала материал для книги «Китай борется» и давала Отто читать свои записи, а также снабжала его информацией, поступавшей от вдовы Сунь Ят-сена Сун Цин-лин. Все же информации было очень мало, и она была противоречивой. А ведь Отто Брауну пришлось с первых дней уже давать рекомендации по военным вопросам, и такое положение не могло его не беспокоить. Правда, существовал еще главный военный советник, его начальник, но он выехал из Москвы и пропал где-то в дороге.
А революционное движение ширилось, все больше приобретая характер гражданской войны. Одни руководители считали главным врагом японцев, другие — гоминдан, третьи — в равной мере и тех и других, но все сходились в одном — что врагов надо бить. Что и проделывалось достаточно успешно в советских и партизанских районах. В 1931 году был созван первый съезд рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, образовано временное революционное правительство во главе с Мао Цзе-дуном и Реввоенсовет, руководителем которого стал Чжу Дэ. Съезд провозгласил главной задачей преобразование революционных вооруженных сил в Красную Армию, консолидацию и расширение советских районов, и усиление партизанской войны в районах, контролируемых гоминданом. А ЦК партии пытался руководить этой борьбой из Шанхая.
В конце 1932 года, наконец, руководители китайской Компартии пришли к простой и естественной мысли: коль скоро в Шанхае работать с каждым днем становится все труднее, да и большинство членов ЦК находятся кто в Москве, кто в советских районах, то не лучше ли перевести в Центральный советский район само ЦК? Что и было выполнено весной 1933 года. Члены ЦК потребовали откомандировать туда же и Брауна, Исполком Коминтерна согласился, и Отто направили в Центральный советский район в качестве советника с ограниченными полномочиями. Конкретных директив ему не дали, а главного военного советника все еще не было. По техническим причинам отъезд отложили до осени. Отто готовился к командировке, усиленно занимаясь китайским языком. И тут, наконец-то, прибыл и долгожданный главный военный советник. Он добирался в Китай через Европу, Америку и Японию и опоздал на несколько месяцев, пропустив все сроки встречи. К счастью, больших сложностей с опознанием не было, поскольку Браун знал Манфреда Штерна еще по Москве. Правда, между ними сразу же возникли разногласия — впрочем, к счастью, не политические, а всего лишь военные: оба были опытными людьми, но по-разному понимали стратегию. Впрочем, пунктуальный немец Браун, как нижестоящий, подчинился руководству без излишних споров и конфликтов.
Осенью Отто Браун отправился в Центральный район. Там тоже было непросто. В районе существовали две группировки — Мао Цзе-дуна и Чжоу Энь-лая. Вскоре остававшееся в Шанхае бюро ЦК было арестовано, гоминдановцы захватили радиостанцию, связь с представительством Коминтерна прервалась. Изоляция ЦК КПК от Москвы продолжалась до 1936 года. Впрочем, она вполне устраивала Мао в его борьбе за власть.
На новом месте службы авторитет и влияние Отто Брауна были велики. Несмотря на то, что военный советник не имел никаких полномочий, а мог только советовать, все равно все военные вопросы обсуждались сначала с ним, а потом уже выносились на Военный совет. В 1936 году Браун участвовал в Великом походе китайской Красной Армии, затем преподавал в Военной академии. Однако постепенно его взгляды все больше отходили от линии Мао Цзе-дуна, и Брауна перестали посвящать в важные вопросы политической жизни и вообще начали потихоньку отстранять от дел. Тогда он посчитал свою задачу в Китае выполненной, тем более что он находился здесь уже более четырех лет — в то время это был очень большой срок для работы в одной стране. Начиная с 1936-го и по 1938 год Браун неоднократно просил отозвать его в СССР, но все его просьбы оставались без ответа. А друзья из КПК советовали ему не настаивать на отзыве, предупредив, что в Советском Союзе его могут ждать большие неприятности. Впрочем, Отто и сам уже кое-что знал о «врагах народа». Тем не менее, он решил, что ему все равно надо отчитаться в Москве за свою работу в Китае. Но вызова все не было, и Браун настроился остаться в Китае надолго, может быть, навсегда.
Он вступил в КПК, женился на китаянке-певице Ли Ли-лянь и начал всерьез изучать язык. Мао предложил ему быть военным советником в штабе тыла. Но работы там для Брауна не было, да и работники штаба явно показывали, что его сотрудничество нежелательно. Наконец, он понял, что его просто прикрепили к штабу тыла, потому что надо было где-то числиться. Впрочем, похоже, что после перехода Брауна в КПК Мао стал относиться к нему благожелательнее — нет, военный советник не стал его сторонником, но он уже не был столь важной фигурой, чтобы обращать на него серьезное внимание как на политического противника.
Дальше все было внезапно. «В один из воскресных дней осенью 1939 года, незадолго до восхода солнца, меня разбудил посыльный из Центрального Комитета. Он передал мне записку, в которой говорилось: «Немедленно поезжай на аэродром, ты летишь в Москву». Легко представить себе охватившие меня чувства. После нескольких лет полной изоляции от внешнего мира — и вдруг такое сообщение! С лихорадочной поспешностью я оделся, наспех попрощался с Ли Ли-лянь и с другими обитателями пещеры, вскочил на своего чахарского пони и галопом помчался на аэродром. Там в окружении многих видных деятелей стоял Мао Цзе-дун. Он прибыл проводить Чжоу Энь-лая, который вместе с женой и приемной дочерью тоже летел в Москву. Самолет стоял наготове, но отлет задерживался. Ко мне подошли проститься мои старые знакомые, узнавшие, что я покидаю Китай. Даже Мао Цзе-дун пожелал мне счастливого пути. Он сделал это с холодной вежливостью, не сказав ни слова благодарности или признательности. Тем временем на аэродроме появилась Ли Ли-лянь. Она хотела лететь со мной. Я попросил разрешения на ее отъезд у Мао. Он отослал меня к Ло Фу, а тот заявил, что для нее нет визы в Советский Союз. Вмешался Чжоу Энь-лай и пообещал все уладить в Москве. Не знаю, пытался ли он выполнить свое обещание, но Ли Ли-лянь я уже больше никогда не видел».[8]
По прибытии в Москву начались странности. Отто Браун неделями отвечал на вопросы, писал отчеты и докладные. Сначала он думал, что так положено, но потом понял, что за этой дотошностью скрывается нечто большее, чем должностная инструкция. В декабре его пригласили на беседу с представителями КПК, где присутствовали и некоторые руководящие работники Исполкома Коминтерна. Там Брауну предъявили множество обвинений, от которых, впрочем, он успешно отбился. Обвинения касались стратегии и тактики, а не политики: если бы она были политическими, Браун бы так просто не выпутался, но в общеполитические вопросы он с самого начала мудро не вмешивался. Впоследствии он узнал, что присутствовавшие на совещании Чжоу Энь-лай и младший брат Мао Цзе-дуна Мао Цзэ-минь получили задание: добиться в Москве не просто исключения Брауна из партии, но уничтожения его как «врага народа». Однако из этого ничего не получилось. Никаким репрессиям Отто Браун не подвергался, все время он спокойно жил и работал сначала в Москве, а потом в ГДР. Все ограничилось тем, что его уволили из армии и отстранили от дел, связанных с Китаем, предложив помалкивать о том, что там происходит. Эту рекомендацию он неукоснительно выполнял вплоть до 1964 года, когда выступил в «Нойес Дойчланд» со статьей «От чьего имени говорит Мао Цзе-дун?»
В 30-х годах на страницах партийной печати время от времени появлялись статьи о Китае за подписью М. Фреда. Немногие знали, кто скрывается под этим именем. Еще меньше людей знало, что М. Фред и герой гражданской войны в Испании, командир интербригады Эмиль Клебер — это одно и то же лицо. Настоящее имя этого человека Манфред Штерн.
Родился он в январе 1896 года в деревне Волока, на территории Австро-Венгрии (сейчас это территория Украины). Он был вторым сыном бедного крестьянина — всего в семье было 12 детей. Тем не менее, он сумел окончить гимназию в Черновцах и даже поступить в Венский университет. Там он и примкнул к революционному рабочему движению.
Когда началась война, Манфреда Штерна призвали в армию. Сначала он был унтер-офицером, затем закончил офицерскую школу. В 1916 году попал в русский плен и был отправлен в Россию. После революции он сразу же стал на сторону большевиков. Еще в 1918 году Штерн вступил в интернациональное воинское подразделение, сражавшееся на стороне красных, затем в Красную Армию. В начале 1920 года под Читой он был ранен, после выздоровления вернулся на фронт, где был принят в члены ВКП(б). В 1921-23 гг. был слушателем Военной академии им. Фрунзе. В дни гамбургского восстания был военным советником КПГ, затем работал в Профинтерне, занимался проблемами рабочего движения Германии, Латинской Америки и Азии. Уже тогда особо интересовался Китаем.
В конце 1932 года его направляют в Китай в качестве главного военного советника ЦК КПК. Впрочем, подчинялся он не ЦК, а Дальневосточному бюро Исполкома Коминтерна, которое в то время возглавлял Артур Эверт, а помощником его по организационным вопросам был опытный конспиратор, польский коммунист Рыльский.
Обстановка была сложная. После провала четырех карательных походов против Красной Армии Китая Чан Кай-ши пригласил в качестве главного военного советника опытнейшего немецкого генерала фон Секта, одно время бывшего начальником немецкого Генерального штаба. Кроме него, в гоминдановской армии работало еще около ста других иностранных военных советников. (Пятый поход начался в октябре 1933 года). Манфред Штерн был не только опытным военным специалистом, но еще и хорошо знал стратегию и тактику немецких генералов. Кстати, его опыт не ограничивался классовыми боями. За время жизни в СССР он приобрел и богатые теоретические знания. (Кое о чем говорит тот факт, что свой испанский псевдоним он выбрал в честь Жана Батиста Клебера, который руководил подавлением мятежа в Вандее во время Французской революции). Кроме того, он свободно владел русским, немецким, французским, испанским и другими языками, имел большой опыт революционной и конспиративной работы.
После переезда ЦК КПК в советский район Манфред Штерн остался в Шанхае, откуда информировал ЦК о военных приготовлениях и планах гоминдановских войск, давал рекомендации. В советский район он отправил своего помощника Отто Брауна, работавшего в Китае под именем Ли Дэ. Браун участвовал в разработке оперативных планов Красной Армии, а Штерн разрабатывал стратегические планы, в соответствии с указаниями Коминтерна. Кроме того, он занимался и «политикой» — добивался создания единого национального антияпонского фронта. Он встречался со многими известными демократическими деятелями, в том числе и с вдовой Сунь Ят-сена Сун Цин-лин.
В Шанхае Манфред Штерн находился до 1934 года. Дольше оставаться там было нельзя, коммунистическое подполье потерпело ряд серьезных провалов, а за «Фредом» и полиция международного сеттльмента, и агенты гоминдана охотились особо. Его отозвали в Москву, где он продолжал заниматься китайскими делами, пока не был командирован в Испанию.
«Даже по прошествии стольких лет передо мной встает яркий образ М. Штерна: высокий, красивый мужчина богатырского сложения. Он казался не по возрасту серьезным, несколько угрюмым, даже суровым. Но в действительности это был добродушный, жизнерадостный и душевный человек. Он был замечательным собеседником и чутким товарищем, много знавшим и много видевшим. Ему были свойственны исключительное трудолюбие и работоспособность. Внешне этот элегантный представительный мужчина походил скорее на ученого, литератора или дипломата, трудно было представить, что это легендарный храбрый военачальник».[9]
В СССР Манфред Штерн вернулся в печально памятном 1937 году. В 1938-м он был репрессирован и умер в 1954 году в лагере на станции Сосновка.
Переезд до места назначения супругам Гамбургер не оплатили, несмотря на то, что это было общим правилом при выезде на работу за границу. Объяснялось это тем, что договор о найме вступал в силу только после длительного испытательного срока. Все бумаги подписывались в Шанхае. Все их сбережения уходили на дорогу. В Китае Рольф и Урсула оставались фактически без гроша. В любой момент все могло сорваться, а у них не оставалось денег даже на обратную дорогу.
И все же они уехали. В июле 1930 года они добрались до Москвы, а оттуда транссибирский экспресс домчал их до восточной границы Советского Союза. Конечно же, ехали они не первым классом, в целях экономии питаясь супом, который разогревали на маленькой спиртовке. «Кроме того, у нас был хлеб, копченая колбаса и сало». Паек эмигрантов.
Ехали они долго. Урсула играла с Рольфом в шахматы, любовалась пролетающими за окном пейзажами. Суровая красота Урала, затерянных в Сибири городов, озеро Байкал, березовые леса и бескрайняя тайга очаровали молодую женщину. Каждую остановку в пути она воспринимала с восторгом. «Как-то мы два часа простояли на лесной опушке. Ступени вагона были слишком высоки, чтобы спуститься на землю, однако все жаждали движения и свежего воздуха. Из всех вагонов повыпрыгивали мужчины, женщин они подхватывали на руки. Кто-то играл на губной гармонике, начались танцы. Мы смотрели на все это и тоже начали танцевать…». Но вот позади граница СССР, Манчжурия и Чанчун. Супруги доехали до Дайрена, а оттуда пароходом отправились в Шанхай.
Это было совсем непохоже на Германию. Уже в порту Урсула поняла, как благополучна была их разоренная войной страна. С первых шагов она столкнулась с ужасающей нищетой. По узким мосткам шли грузчики с тяжелыми ношами, пот струился по их голым спинам, на шее, лбу и ногах проступали разбухшие вены. Пароход, на котором плыли молодожены, окружили джонки, битком набитые калеками, инвалидами, больными детьми, и все протягивали руки, прося милостыню. Урсула сошла на пристань, потрясенная до глубины души.
На набережной их ждал Гельмут. Ярким контрастом с окружающей убогостью и нищетой смотрелись он, в светлом полотняном костюме и тропическом шлеме, и его элегантная жена с огромным букетом цветов.
Дом Войдтов произвел большое впечатление на Урсулу. Так она еще не жила. Слуга-китаец в белых перчатках, подававший гостям прохладительные напитки, просторные комнаты, восхитительные цветы… Такая роскошь была незнакома девушке, выросшей в небогатой семье.
Первая ночь на новом месте. Влажность, жара, москиты, облепившие сетку кровати… Но эти неудобства не пугали Урсулу; утомленная путешествием, она крепко заснула.
Началась новая жизнь супругов. Иностранцы в Шанхае, которых было около миллиона, проживали в специальных районах, пользующихся правом экстерриториальности и не подчинявшихся местным законам. В «Международном сеттльменте» и во «Французской концессии» были собственные власти с собственной полицией. Общались иностранцы почти исключительно друг с другом. Рольфа утвердили на должность, он занял видное положение, благодаря чему последовали многочисленные приглашения в гости. Урсулу навещали дамы, ожидавшие ответных визитов. Окружающий мир, «светское» общество, в котором она очутилась, вызывали у молодой женщины отвращение. Она возненавидела бесконечные визиты, приемы, на которых следовало себя вести согласно правилам этикета, непременные партии в бридж или новомодную игру «вегольф» …