61542.fb2 Суперфрау из ГРУ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6

Суперфрау из ГРУ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6

При всем отвращении к такой жизни Урсула не противилась ей, понимая, что это необходимо. «Если я, как коммунистка, хочу начать нелегальную работу, то внешне буржуазный характер жизни служил бы надежным прикрытием», — думала она, ожидая известий от партии. В письмах домой Урсула описывала Шанхай как «скучный город» для тех, кто привык к труду. В доме Войдтов всю работу выполняли слуги — бой-слуга, повар и кули. Кроме вынужденного безделья, страдания доставляла чудовищная жара, сковывающая свободу движений — неприятная особенность местного климата. «Это не палящая жара, а влажная. Потеешь просто фантастически — пот не проступает каплями, а просто течет по тебе», — писала Урсула.

С проявлениями снобизма она сталкивалась постоянно. Например, выходные дни супруги проводили у некоего доктора Вильгельма, известного адвоката. Его гости играли в теннис, отдыхали в саду на шезлонгах; между ними бесшумно сновали слуги, предлагая чай, виски с содовой, фруктовые напитки. А любимым выражением хозяина дома, доктора Вильгельма, было — «люди низшего класса». Даже развлечения строго разделялись. «Бывать там не рекомендуется, туда ходят только люди «низшего класса», — говорил доктор Вильгельм о каком-нибудь увеселительном заведении, кинотеатре или просто магазине. Урсула была вынуждена выслушивать все это, не имея возможности возразить.

«Дамы — роскошные кошечки высшего класса», — пренебрежительно отзывалась молодая женщина об окружающих ее женах, подругах и дочерях обеспеченных иностранцев. То, что в Европе назвали бы простой обеспеченностью, в Китае было богатством. В какой бы дом она ни приходила с визитом, везде ее ожидало одно и то же: ленивые, скучающие барыни, изысканно одетые, поглощенные исключительно собственной персоной. Они не работали, не занимались домашним хозяйством, не проявляли интереса к науке и искусству, подчас не заботились даже о собственных детях, перепоручая их заботам местных нянек.

О мужчинах Урсула отзывалась несколько лучше:

— Они имеют профессию и хотя бы немного работают.

Эти бесконечные чаепития нагоняли тоску и вызывали раздражение. Однообразие тем для разговоров повергало в ужас. Немцы, русские белогвардейцы-эмигранты, американцы, англичане — все говорили об одном и том же. Светская жизнь и неотъемлемые ее компоненты — приемы, бридж, собачьи бега, последние кинокартины «самого идиотского содержания». Все кинотеатры Шанхая, за исключением одного, показывали американские звуковые фильмы с пением. Эти глуповатые «опереточные» постановки вызывали буйный восторг у представителей «высшего класса».

Дома Урсула с горечью описывала мужу свои впечатления о стране, людях.

— Общий упадок, моральное разложение — вот что царит в обществе, в котором мы оказались! — восклицала она, нервно ходя по комнате.

Рольф оторвался от газеты, посмотрел на жену.

— Я не понимаю, что тебе так уж не нравится. В Германии у тебя не было работы, ты жила впроголодь, твоя мать вечно экономила. А здесь у тебя масса свободного времени хотя бы для того же чтения.

— Нам бы еще научиться играть в бридж и ма-лонг, покрикивать на слуг — вот мы и стали бы стопроцентными шанхайцами! — не хотела успокаиваться она.

Но невозможно жить среди такого разношерстного общества и не иметь хотя бы знакомых. О некоторых из них Урсула довольно подробно рассказывает в своих многочисленных письмах.

Вот, например, некий Бернштайн из Бреслау. Холостяк, в период войны 1914–1918 гг. был взят в плен и пережил, по его выражению, «лучшие годы своей жизни» в качестве гражданского пленного в Британской Индии, где он проводил время с друзьями, не ограничивая себя в еде и занимаясь спортом. Конец войны он определил иронической фразой — «разразился мир». Господин Бернштайн был расчетливым дельцом, продавал паровозы фирмы «Оренштейн и Коппель» и заключал крупные денежные сделки.

— Он делит людей на хороших и плохих и совершенно не задумывается о том, что многих волнует другой вопрос: хватает ли еды всем этим людям! — характеризовала Бернштайна Урсула.

Еще один знакомый — учитель Кук. Молодой человек, с пробором посередине, с большими круглыми глазами в роговых очках. Когда-то он хотел стать животноводом, но теперь «пас» детей в немецкой школе в Шанхае.

— Его жизнь однообразна и скучна до отвращения, вызываемого педантичным расписанием каждого дня. Каждое воскресенье он ходит на концерт городского оркестра и слушает музыку, жуя при этом инжир. Каждое воскресенье после концерта он играет в хоккей, сражаясь с командой полицейских. И так из месяца в месяц, — иронично рассказывала о новом знакомом Урсула.

Супруги Канн. Она — душа здешнего немецкого театрального союза. Он — биржевой маклер, душа артистического клуба. Уж лучше бы он занимался своим маклерством — настолько скучен его клуб. «Было бы иначе, Рольфу там бы понравилось», — заметила Урсула в одном из писем домой.

Доктор Зеебом — служащий фирмы «ИГ Фарбен», обладатель титулованных родственников и трех сотен граммофонных пластинок. Он очень любил Рольфа, что Урсула объясняла благоприятным воздействием уравновешенности и спокойствия своего мужа на этого «вздорного человека». Профессор Штумпф — инженер, работающий в германо-китайском университете, основатель «Немецкого братства по оружию». Коктейль у Унгерн-Штернбергов, «сверхпородистых, рафинированных интеллигентов»: ее брат — граф Кайзерлинг, его брат — «балтийский барон, белогвардеец, замешанный в шпионские авантюры реакции». Американец Честерфриц, владелец крупнейшей фирмы биржевых маклеров, «сказочно богат», по выражению Урсулы.

Все эти люди не были друзьями Урсулы и Рольфа, но их можно было вполне назвать их приятелями — приятелями поневоле. Если Урсула и терпела их присутствие в своей жизни, то только ради того, чтобы создать себе надежное прикрытие. Рольф попытался принять участие в жизни «общества» — выступил в качестве режиссера спектакля по пьесе Цукмайера «Капитан из Кёпеника». Однако осуществиться его планам помешало гневное письмо от генерального консула Рюдта фон Калленберг-Бёдинхайма, в котором он требовал отменить постановку. «Отвратительный спектакль, — говорилось в письме. — К тем беднякам, которые в этом спектакле показываются, можно испытывать не сострадание, а только отвращение. Театральный союз должен стремиться к более высокому уровню…»

— Этот консул — просто болван, — отзывалась Урсула о Калленберге-Бёдинхайме. — А вам, — обращалась она к Рольфу и Гельмуту, — надо подать протест. — Все-таки молодая женщина не могла даже на время забыть о борьбе за справедливость.

Впрочем, протест делу не помог, и спектакль так и не был показан — театральный союз не осмелился преступить «высочайшее неудовольствие».

Урсула и Рольф не только ходили с визитами, но и приглашали в гости сами. В числе тех, кто посещал субботние чаепития, были: японец Мацумото, представитель фирмы Уфафильм, Велинг и уже знакомый нам Зеебом от ИГ Фарбен, Корф — глава фирмы Мельхерс и доктор Фогель — президент немецкой торговой палаты в Шанхае. Последних двоих Урсула считала людьми выше среднего уровня по интеллекту. Еще в кругу ее знакомых фигурировал некий Плаут из «Трансокеанской нью-йоркской службы сервиса», который в дальнейшем сыграет свою роль в общем спектакле.

Описывая своих новых знакомых, Урсула подчеркивает забавные особенности их характеров. Руководитель группы инженеров фирмы «Симменс-Гальске» по имени Джимсон посылал супругам удобрения для цветов, он был просто помешан на цветах! Коллега Рольфа, англичанин Мирамс не брал в рот сэндвичи, если они не были приготовлены по английскому образцу, так что в доме Урсулы и Рольфа ему так и не удалось их отведать.

В целом, общие взаимоотношения между иностранцами и населением страны, куда их забросила судьба, хорошо иллюстрирует история, которую рассказала Урсуле жена американца Зауэра из той же фирмы «Симменс-Гальске», португалка, родившаяся в Китае. Как-то раз на прогулке за городом они встретили крестьянина. Женщина заговорила с ним. Он сказал: «Вы говорите по-китайски, а ваш муж знает всего три слова. Давно ли он в Китае?» «Тридцать лет», — ответила та. «Значит, требуется десять лет, чтобы выучить одно китайское слово».

«Ты радуешься, что я хорошо себя веду здесь в обществе, — писала Урсула брату в Германию. — К сожалению, об этом нельзя даже сказать: с волками жить — по-волчьи выть, скорее: жить с баранами и блеять вместе с ними». В этой фразе слились отвращение Урсулы к буржуазному образу жизни и уверенность в том, что, когда придет время, ненавистное ей общество сможет сослужить хорошую службу. А пока — жаркие, скучные первые месяцы пребывания в незнакомой стране. Грязь, бедность, жестокость, озлобленность людей не способствовали установлению контакта молодой женщины с китайским народом. Здесь был чуждый ей мир, так отличавшийся от того мира, к которому она привыкла дома. Все усилия Урсулы сводились на нет, чем она была очень расстроена, виня во всем себя.

Положение усугублялось еще и постоянным плохим самочувствием. Каждый день ее мучила тошнота, она быстро худела. Местные врачи объясняли все недомогания Урсулы неблаготворным воздействием климата. Потом выяснилось, что молодая женщина находится на пятом месяце беременности, после того, как она стала ощущать какое-то «движение к кишечнике». Оказалось, что двигается не кишечник, а ребенок. Как врачи не догадались обследовать молодую замужнюю женщину по этому поводу — не знает никто. Урсула с радостью восприняла неожиданное известие.

Постепенно она адаптировалась в незнакомой стране. Как только жара немного спала, супруги начали гулять по улицам, выбираться за город в свободные от работы дни. Урсула много читала, изучала китайский язык, знакомилась со страной, с ее обычаями, ее богатой культурой. Однако более всего ее мысли занимала политика.

В октябре 1930 года супруги отправились на автобусную прогулку за город. Среди пассажиров они были единственными европейцами. На остановке у реки Рольф помог Урсуле сойти. Куда ни глянь, всюду были видны небольшие деревни и дома крестьян, бамбуковые леса и хлопковые поля. Сидя на высоком берегу, молодая женщина просматривала свою записную книжку, делилась соображениями с мужем.

— В Шанхае более трех миллионов жителей, в иностранных кварталах живут 48 тысяч иностранцев и 140 тысяч китайцев. Я изучаю различные стороны жизни Китая и прихожу к выводу, что если бы бедняки захотели освободиться от иностранцев…

— Урсула, прекрати. Сейчас не время. Помни, что благодаря такому положению вещей у меня есть работа. Кроме того, ты ждешь ребенка!

Но будущая мать ничего не хотела слушать. В задумчивости она продолжала:

— Оказывается, здесь есть три так называемые красные провинции. Любопытно, что их территория равна территории Германии, и численность населения такая же, как в Германии. Они управляются народным правительством. Земля в деревнях общая, амбары с рисом — тоже, помещичья собственность ликвидирована. Красная Армия этих провинций насчитывает 190 тысяч бойцов, за которыми стоят жители деревень. Ты знаешь, что два месяца назад Чан Кай-ши начал крупную компанию подавления «красных? Численность его войск была 390 тысяч — в два раза больше, чем Красная Армия. Да еще иностранные державы поддерживают их, иностранные военные корабли вошли в реку Янцзы и обстреливают подразделения Красной Армии…

С тоской, долгим взглядом окинула она рисовые поля и подумала: люди борются за лучшую жизнь, воюют, а у нее по-прежнему нет связи с партией, хотя она провела в Шанхае довольно долгое время и много раз писала домой. В одном из писем Урсула намекнула брату, что, видимо, ее товарищи в Германии ничего в этом отношении не предпринимают. Со дня на день она ждала определенного ответа — а его все не было…

Ее знаменитая подруга

Именно сейчас, когда Урсула в ожидании ребенка оставила всякие попытки найти себе серьезное занятие, работа нашлась сама собой, интересная и полезная для разведки. 21 октября 1930 года руководитель телеграфной Трансокеанской службы Киомин, уже знакомый нам Плаут пригласил ее работать к себе. Урсула привела в порядок политический архив, состоящий из вырезок из немецкой и английской прессы. Попутно она задавала Плауту множество самых разнообразных вопросов, так как он оказался одним из крупнейших знатоков Азии и Китая. Он познакомил молодую женщину с несколькими журналистами, в том числе с представителем ТАСС. Урсуле было обидно до слез, что она не может прекратить играть роль представительницы «шанхайского общества» и вынуждена общаться с советским журналистом, соблюдая множество условностей. Ей страстно хотелось выложить Плауту всю правду о себе, однако, как признала позже сама Урсула, «у меня хватило ума не сделать этого».

Плаут оказался не только интересным, но и весьма полезным человеком. Сам того не зная, он сыграл решающую роль в судьбе Урсулы. Как-то раз он сказал ей, что знает американскую писательницу Агнес Смедли, которая живет в Шанхае. Еще в Германии Урсула с большим интересом прочитала ее автобиографическую книгу «Одинокая женщина». Теперь Агнес Смедли работала в Китае корреспонденткой газеты «Франкфуртер цайтунг», хотя придерживалась гораздо более левых взглядов.

— У меня с ней вышла забавная история, — рассказывала Урсула мужу. — Помнишь, в Берлине, кажется в 1929 или 1930-м, партия организовала большую выставку на Потсдамской площади? Ту, на которой мне поручили продавать книги? К моему прилавку подошли два индуса, я вспомнила про Агнес, и мне захотелось продать им книгу «Одинокая женщина». Я рассказала им содержание книги, с особенным упором на то, что автор была замужем за индусом. «Все правильно, — ответил один из них. — Я тот индус, который был женат на Агнес Смедли».

Урсуле очень хотелось познакомиться со знаменитой американкой, но она стеснялась проявить инициативу, считая ее, как она говорила, «значительно более крупной личностью». Узнав, что Плаут знаком с Агнес, Урсула попросила его помочь и организовать встречу. Плаут связал их по телефону, и женщины договорились встретиться на следующий день.

— Мой рост метр семьдесят, — объясняла Урсула, — очень темные волосы, большой нос. Думаю, вы узнаете меня при встрече.

Американка рассмеялась.

— Вы, европейцы, всегда так точны? Мне тридцать четыре года. Особых примет не имеется…

Днем их встречи, по случайному стечению обстоятельств оказалось 7 ноября, 13-ая годовщина революции. Урсула купила букет красных роз, и поставила его дома, вспомнив, как весело она и ее товарищи отмечали этот праздник в Германии. В центре города было людно, но Урсула и Агнес сразу же узнали друг друга. Американка не была красавицей, хотя Урсула считала черты ее лица правильными. Каштановые волосы, не слишком густые, зеленые глаза, выступающий вперед лоб, простая одежда. Типичный образ «интеллигентной работницы» — охарактеризовала ее Урсула.

У Агнес в руках был букет ярко-красных роз, почти таких же, какие стояли дома у Урсулы. Он резко выделялся на фоне ее скромного темно-синего платья. Подарок представителю ТАСС, с которым Урсула уже была знакома.

Женщины зашли в кафе. Там, не спеша попивая охлажденный чай, Урсула отвечала на подробные расспросы Агнес, впервые после прибытия в Шанхай рассказывая о своей принадлежности к компартии, причем фактически постороннему человеку. Однако, упомянув о своей изоляции, Урсула не стала просить Агнес помочь ей установить контакты. А вдруг писательница не коммунистка, хоть и придерживается левых взглядов?

«Ей здесь нелегко», — подумала Урсула. Она уже слышала о случае, когда Агнес оскорбила американскую «богему» тем, что на чаепитии американского клуба поинтересовалась, почему за столом не присутствуют китайцы. — Извините, — ответили ей, — среди членов клуба и гостей китайцев нет. Им не разрешено посещать клуб. После этих слов Агнес Смедли поднялась и ушла, не попрощавшись. Англичане ее тоже терпеть не могли из-за того, что в прошлом она имела отношение к революционному движению в Индии. Китайцы также следили за каждым ее шагом. Действительно, трудная жизнь.

Урсула и Агнес подружились. Они встречались или беседовали по телефону каждый день. Обширная домашняя библиотека Агнес, состоящая из немецких, английских, индийских, китайских книг, была предоставлена в распоряжение Урсулы.

На рождество 1930-го года Урсула и Агнес побывали в китайском театре, где все роли, даже женские, исполняли мужчины. Звездой среди них был актер по имени Мейланфань, мастерство и пластичность которого восхитили Урсулу. Это был настоящий праздник. Дома и у знакомых ее ждала гора подарков, в основном книги. Горький, Стендаль, Эренбург, Рильке…

Агнес предложила ей еще работу — аннотировать пять книг для журнала левой направленности, нелегального и постоянно меняющего названия. Издавал его китайский поэт Лю Сун, с которым она быстро подружилась. В то время журнал назывался «Поток». В дальнейшем она часто сотрудничала с этим журналом — конечно, под псевдонимом. Как взвились бы на дыбы ее знакомые из «высшего общества», если бы узнали, что она пишет статьи для китайского «левого» журнала! Переводила для газеты, в которой работала Агнес, статью о крестьянах и Красной Армии в Китае. И постоянно поддерживала своим присутствием находившуюся в вечно подавленном состоянии Агнес. Американка отличалась сложным характером. Это была очень эмоциональная и нервная женщина, требовавшая к себе всяческого уважения, обижавшаяся даже по самым незначительным поводам. Настроение ее часто менялось. Иногда она была неуемно весела, заражая своим весельем окружающих, но гораздо чаще пребывала в подавленном состоянии, и инстинктивно тянулась к более уравновешенной и оптимистичной Урсуле. Могла позвонить в три часа ночи, страдая от депрессии, и Урсула мчалась к ней.

Агнес не признавалась в своей принадлежности к партии. Иногда в оценке ситуации была слишком эмоциональна, иногда выражала свою точку зрения туманно и расплывчато, но даже споры и разногласия не могли помешать женщинам крепко дружить.

— Я боготворю Агнес, — признавалась Урсула мужу.

Когда та переехала в квартиру неподалеку от дома, где жили Рольф и Урсула, супруги были очень рады, а Рольф оказался столь любезным, что помог обставить новое жилище, спроектировал мебель — скромную, но со вкусом. Агнес страдала неврозом, в 1932 году ее положили в больницу. Обострение болезни было вызвано тем, что писательница с головой ушла в работу над новой книгой о Китае. Урсула денно и нощно была подле нее, спала рядом с ней, навещала ее в больнице.