Конца расстройствам не предвиделось. Сорвалась долгожданная поездка в Берлин, куда Урсула с семьей хотела выбраться в отпуск. Но весной 1933 года из Германии пришли страшные вести — к власти пришли нацисты. В Шанхае на здании немецкого консульства развевался флаг с уродливой свастикой. Среди членов немецкой колонии тут же обозначились нацисты, которые внимательно присматривались к своим соотечественникам. Репутация Рольфа в политическом смысле была безупречна, что же касается Урсулы — то, даже если оставить в стороне ее национальность, снова всплыли слухи о ее принадлежности к германской компартии.
Каждый день в город приезжали немецкие безработные, и Урсула радовалась, что ее муж работает в английской фирме, и пока им бояться нечего. Теперь она лелеяла другую мечту — пригласить сюда всех своих родственников из Берлина. Красота экзотической страны захватила ее. Еще несколько лет, проведенных здесь, — и Урсула не захочет покинуть Китай, она была в этом больше, чем уверена. Однако уехать пришлось, и скорее, чем она думала…
Должно быть, это Зорге, вернувшись в Советский Союз, переговорил с Центром об Урсуле. И в один прекрасный день Карл и Гриша зашли к ней домой. Разговор шел о ее будущем.
— Урсула, готова ли ты на полгода или, может быть, на более длительный срок поехать в Москву на учебу? — задали они вопрос, ради которого пришли. Положительный ответ на это предложение в корне менял жизнь Урсулы. Если она ответит «да», это будет означать переход от «добровольной помощи» советской разведке к профессиональной разведработе. С этого момента она переставал принадлежать себе. Не было никакой гарантии, что она вернется в Шанхай — ей предстояло работать там, куда ее пошлют. Кроме того, согласие означало, что на весь период учебы ей предстоит разлука с сыном. Ребенок не должен был знать русского языка, который он непременно освоил бы за полгода в Союзе. От нее требовалось немедленное решение — и она, не раздумывая, согласилась.
Впрочем, у Урсулы не возникало даже и мысли о том, чтобы оставить нелегальную работу и зажить «нормальной» жизнью. А учеба помогла бы ей еще лучше делать то, чем она уже и так занималась. На ее решение повлияли также и военные действия Японии против Китая, свидетельницей которых она постоянно была. Она также знала, да и товарищи все время повторяли, что «Гитлер — это война», и все прекрасно понимали, против кого в однажды обратятся оба агрессора. Это было решение ее личной судьбы — но принимала она его, исходя из международного положения. Такое было время, и так поступала не она одна.
Итак, Урсула согласилась, но в душе у нее царило смятение. Поездка в Москву означала разлуку с мужем — может быть, навсегда. Впрочем, в то время их семейная жизнь уже дала трещину. Но с ребенком она еще не расставалась ни разу в жизни. Тем более что Урсула не знала, куда пристроить Мишу. Ее родители не могли забрать его к себе — было бы безумием отправлять еврейского ребенка в нацистскую Германию. В их доме на Шлахтензее не раз делали обыск, отец уже тайно покинул Германию, собиралась эмигрировать вместе с остальными детьми и мать. Мальчика согласились взять родители Рольфа, которые жили в маленьком домике на чехословацкой стороне Ризенгебирге, неподалеку от германской границы. Они не задавали лишних вопросов, почему Урсула так поступает. Достаточно было сказать, что Мише необходима перемена климата и что так вместе с ней считает и Рольф. Впрочем, для иностранцев в Китае было обычным делом посылать своих жен и детей в период отпусков на родину.
С тяжелым сердцем уезжала Урсула из страны. Ее товарищи оставались в смертельной опасности.
Путешествие началось на борту норвежского грузовоза, который должен был доставить Урсулу с ребенком во Владивосток. Гриша привез их в порт. Необходимо было еще избежать опасной встречи с известным всем шпиком по имени Бернхард. Поэтому они решили, что чемодан с почтой Гриша провезет отдельно, на джонке, под покровом темноты.
Корабль стоял в некотором отдалении от причала. Перебравшись на борт, Урсула еще долго сидела на палубе, пока не услышала в темноте тихий оклик Гриши. Вдвоем они затащили на борт по корабельной лестнице тяжелый чемодан с почтой — он несколько лет стоял в боксе спальни Урсулы и Рольфа. Она в последний раз взглянула на Гришу и проводила его до джонки.
На корабле Урсулу с сыном приняли не слишком дружелюбно. Грузовоз обычно пассажиров не перевозит, и помощнику капитана пришлось уступить нежданным пассажирам свою каюту. Команда сторонилась их. Урсула с сыном жила изолированно, даже еду им подавали отдельно. Но молодая мать не обращала на это внимания. Не так уж часто ей удавалось целиком посвятить несколько дней ребенку, и она вся была сосредоточена на Мише, а мальчик радовался тому, что у мамы так много свободного времени. Почти все время они проводили на палубе, наслаждаясь прекрасной погодой, запахом леса, которым был нагружен корабль. Она рассказывала ребенку выдуманные истории, которыми он упивался, читала ему книжку с картинками. Они рассматривали канарейку, которая жила на палубе в клетке. Постепенно тяжелое настроение уходило, а на смену ему приходили страсть к приключениям и жгучий интерес к новой жизни, неизвестным поворотам судьбы. И все же, когда она думала о разлуке с ребенком, внутри у нее все сжималось. Утешала только мысль о том, что малыш будет жить у любящей бабушки, в здоровом горном климате.
Гриша предупредил, что во Владивостоке ее встретят. Однако, когда они сошли на берег, никто к ним не подошел. Сгрузили багаж, советские таможенники попытались осмотреть содержимое чемоданов. Этого нельзя было допустить, даже на территории Советского союза никто не должен был видеть почту. Таможни, пусть даже и советской, следовало избегать.
— Я еду транзитом, — заявила Урсула.
— В таком случае мы должны опечатать ваши чемоданы, — был ответ.
— Ну что ж, должны — так опечатывайте!
И вот Урсула сидела в порту на опечатанных чемоданах, не зная ни слова по-русски, и ждала, отказываясь от предложений доставить ее в гостиницу или на железнодорожную станции. Сама она дальше ехать не могла — не знала адресов ни в Москве, ни во Владивостоке. Оставалась только ждать и надеяться. Жара, раскаленный булыжник… Прошел уже целый час, а никто так и не пришел за ними. Миша просил пить. Урсула, не любившая ждать, теряла терпение.
Она заметила, что огромный рыжебородый лоцман не спускает с них глаз. Наконец он подошел и заговорил по-английски.
— За мной должны прийти, — раздраженно отмахнулась Урсула от ненужного ей внимания со стороны. Уловив нетерпеливые нотки в голосе молодой женщины, лоцман положил ей руку на плечо:
— Посмотрите на небо, видите, как высоко взошло солнце и как далеки звезды. По сравнению с вечностью два часа — это мгновение.
Это довольно банальное рассуждение оказалось как раз тем, что нужно было в этот момент Урсуле. Она успокоилась. А вскоре пришел и тот, кого она ждала — морской офицер с золотыми галунами на рукаве. Он доставил семейство к другому офицеру, у которого была дочь, чуть помладше Миши. Оставив сына, Урсула поехала осматривать город. Несмотря на досадную задержку в порту, первое общение с советскими гражданами оставило у Урсулы самые теплые впечатления.
Уезжая, на вокзале она получила следующие инструкции:
— Вы поедете через Москву в Прагу, а затем в приграничную турбазу в горах. В Москве вас встретят и заберут чемоданы. Ни о чем не беспокойтесь.
По крайней мере, в ближайшие девять дней беспокоиться ей и не пришлось. Именно столько она добиралась на поезде из Владивостока в Москву. В первый вечер Миша не хотел спать и все время смотрел в окно, а Урсула все думала о том, как тяжело ей будет расставаться с сыном.
Мальчик скоро стал общим любимцем всего вагона. Пассажиры заботились о нем и баловали его. Урсулу бесконечно восхищала любовь русских к детям. Все же она с тревогой думала, как его желудок перенесет то сочетание сладостей и соленых огурцов, которыми пассажиры закармливали мальчика. Она вспоминала свой первый переезд на Дальний Восток по этой же дороге — с Рольфом. Сколько событий произошло за эти годы!
Однако в Москве ее опять никто не встречал. К счастью, в поезде она познакомилась с одной немецкой коммунисткой, которая, уже хорошо зная русских, дала ей адрес своей подруги из Гамбурга, жившей в Москве. После долгого и бесплодного ожидания на вокзале, Урсула взяла извозчика и отправилась по этому адресу. Она рассказала хозяйке какую-то вымышленную историю о себе. Впрочем, та не вдавалась в подробности, а просто взяла на хранение чемоданы, сказав, что Урсула может забрать их тогда, когда сочтет нужным. Через несколько дней они с Мишей уехали в Чехословакию.
Родители Рольфа встретили ее с распростертыми объятиями. После первых радостных приветствий она огорошила их новостью, которую она придумала по дороге, чтобы оправдать свое поведение — они с Рольфом думают переселиться в Советский Союз.
— Но почему именно туда? — недоумевали бабушка с дедушкой. План им явно не очень-то нравился.
— О том, чтобы жить в Германии, все равно не может быть и речи, а в Союзе нужны архитекторы. Я тоже не останусь без работы — буду изучать русский язык и преподавать английский. Я уже договорилась с одной школой…
То, что она говорила, было неправдой только отчасти. Рольф настолько продвинулся в своих политических взглядах, что супруги всерьез обсуждали возможность жить в Советском Союзе. Впрочем, что бы ни думали родители мужа об их планах, они, как всегда, отнеслись к Урсуле дружелюбно и предупредительно и охотно оставили у себя любимого внука. Повидаться с ними приехала из Германии и мать. Урсула была счастлива видеть ее и, особенно, похвастаться ребенком. Однако бабушка, жившая в Германии, ничему уже не могла радоваться.
Прощание было очень тяжелым. Урсула не знала, когда вновь увидит сына. Миша тоже чувствовал, что расстается с матерью надолго.
— Мамочка, останься, прошу, прошу тебя остаться, — жалобно плакал он.
На этот раз в Москве на вокзале Урсулу встречал товарищ, который отвез ее в гостиницу «Новомосковская», на набережной Москвы-реки. Туда же привезли и ее чемоданы. Общительная женщина не теряла времени даром. Она сразу познакомилась и подружилась с рабочими из Гамбурга, которые приехали в Советский Союз в порядке международной помощи, когда стало известно, что первой в мире стране социализма требуются квалифицированные специалисты. Жену одного из них звали Лизой. Они с мужем оба работали на меховой фабрике, жили в Сокольниках, в старом деревянном домишке. Другие дома на улице были такими же старыми, мостовая не была замощена. Но в доме было тепло и уютно, дети хозяев напоминали ей об оставленном ребенке, тем более что мальчик был ровесником Миши. Урсула часто навещала новых друзей, которые были рады ей от всей души.
Вскоре ее привезли в дом на Арбате, где тогда находился Разведупр. С ней говорили два офицера.
— Как вы себя чувствуете? Все ли вам нравится? — интересовались они.
Урсула чувствовала себя отлично, если не считать тоски по сыну. Но об этом она молчала. Настоящая коммунистка должна быть твердой и не поддаваться слабостям.
Офицеры называли Урсулу Соней. Сначала она несколько удивилась, а потом обрадовалась, узнав, что этот псевдоним выбрал для нее Рихард. На сердце сразу потеплело. Она вспомнила популярную в шанхайских кафе песенку: «Когда Соня отплясывает русского, в нее нельзя не влюбиться. Нет более красивой женщины, чем она. В ее крови Волга, водка, Кавказ. Даже Владимир от нее без ума, отставляет в сторону стакан с водкой, лишь бы видеть Соню…» Имя прозвучало как еще один, последний привет от него.
Урсула хотела сразу же заняться учебой, но ей предложили отдохнуть. Она отправилась на четыре недели в дом отдыха на Черное море. Это означало, что она увидит сына на месяц позже, но отдохнуть очень хотелось.
По сравнению с Дальним Востоком черноморские курорты были недалеко от Москвы — поездка длились три или четыре дня. Урсула наслаждалась морем, жарким и сухим климатом, столь отличным от китайского. Много общалась с русскими, которые сразу ей понравились. В Одесском доме отдыха, кроме Сони, немцев не было. Но неожиданно приехали Макс (Клаузен) и Франц (Вайнгартен), которые вместе с женами осели в Москве — впрочем, в Одессу они приехали без жен. Урсула подружилась и с болгарским товарищем, в прошлом сотрудником Димитрова, а теперь — военнослужащим Красной Армии. С ним она ходила гулять. Они знакомились с достопримечательностями города, посетили болгарское поселение. Впервые она увидела знаменитую одесскую лестницу, которая стала известна всему миру по фильму «Броненосец «Потемкин».
Урсула вернулась в Москву. Занятия еще не начались, и она по-прежнему жила в гостинице. Как-то раз, поднимаясь в свой номер, в лифте она задумчиво следила за движением лампочки, обозначающей этажи — и вдруг кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась:
— Агнес! Это ты? Откуда ты здесь?
Да, это, действительно, оказалась Агнес Смедли, с которой так нехорошо они расстались в Шанхае. Американка тоже не знала, что Урсула в Москве, встреча была действительно случайной. Они обнялись, и все обиды тут же были забыты. Агнес приехала в Москву для того, чтобы опубликовать свою книгу, в которой она резко выступала против Чан Кай-ши и его партии. Ее присутствия потребовали внезапные трудности. В то время СССР выступал за единый фронт всех антияпонских сил, и кое-кто считал, что не стоит публиковать книгу, столь резко направленную против Чан Кай-ши. Как и в прежние времена, молодые женщины прекрасно дополняли друг друга. Они часто встречались, и жизнь Урсулы, благодаря Агнес, хорошо знавшей Москву, стала значительно богаче. А вскоре начались и занятия.
Школа, в которой училась Урсула, размещалась в большом здании из красного кирпича на одно из дальних московских окраин — до центра приходилось долго добираться на автобусе, мимо Ленинских гор и парка Горького. Ворота охранял часовой. В этом здании они учились и жили.
Еще в 1932 году в Москве на Ленинских горах, в селе Воробьево, было создано подразделение под открытым названием «Отдельная радиолаборатория Народного Комиссариата Обороны (ОРЛ НКО). Неофициально лаборатория имела более простое название «Воробьевка». Это подразделение размещалось в новом трехэтажном здании, которое находилось в окружении больших вишневых садов (сейчас там ровное место). В последующие годы оно было расширено и преобразовано, получало другие наименования и размещалось уже в других местах. По нынешним меркам здание это было небольшим, но тогда оно полностью удовлетворяло своему назначению. Над частью здания находился куполообразный четвертый этаж, «оборудованный» для размещения прямопередающей радиоаппаратуры ОРЛ. Слово «оборудованный» взято в кавычки, потому что, кроме проходящих через стены изоляторов для ввода приемных и передающих антенн, другого технического оборудования это помещение не имело. На станции были установлены два радиопередатчика. Один мощностью около 500 вт, второй — не более 250 вт. В качестве приемной аппаратуры использовался один радиоприемник фирмы «Телефункен». Это было все техническое оснащение центра.
Урсула училась на радистку. В группе были, вместе с ней, немецкая коммунистка Герта, умная, очаровательная француженка Кэт, немецкий моряк Лутц, чех Марек, грек Нико. Позже к группе присоединилась еще одна француженка Герта. Всем им было по двадцать — двадцать пять лет. Соседкой Урсулы по комнате была немка Герта, с которой они неплохо уживались вместе — но и только. Особой близости между ними не возникало. Герта страдала отсутствием аппетита и страшно боялась холода. Урсуле она казалась не совсем здоровой. К тому же Герта, которая была очень мила, тщательно следила за собой. Урсула еще сохранила взгляды времен своей комсомольской молодости — в те времена им казалось, что невозможно быть хорошим коммунистом и придавать какое-то особое значение одежде, губной помаде, парфюмерии. Однако Герта так не думала, и Урсула считала ее поверхностной особой — впрочем, не лишенной чувства товарищества.
Другой близкой знакомой Урсулы была француженка Кэт — с ней отношения сохранились на долгие годы. Она была не менее очаровательна, чем Герта, но вдобавок к тому — умная, мыслящая, с ясным классовым сознанием. Кэт была небольшого роста, несколько полновата, с черными волосами, которые блестели, будто покрытые лаком. Она бегло говорила по-немецки и интенсивнее других изучала русский язык. Урсула считала, что ей не больше восемнадцати лет, хотя на самом деле Рене Марсо (таким было настоящее имя Кэт), дочь французского рабочего, родилась в 1913 году и ей было уже двадцать — или всего двадцать? Окончив школу, она отправится туда, откуда только что вернулась Урсула — в Шанхай, где станет радисткой, а потом и женой нового резидента, Якова Бронина.
Вскоре в группе появилась еще одна француженка — тоже Герта. Остальные члены группы были мужчины. Лутц, немецкий моряк, красивый парень — от поклонниц не было отбоя. Марек, рабочий из Чехословакии, был старше других — подумать только, ему было больше двадцати пяти лет! Учеба давалась ему трудно, но он был упорен и настойчив. Он работал больше других, и Урсула, которая справлялась с заданием раньше него, принималась танцевать вокруг, поддразнивая: «Образцовый ученик, образцовый ученик!» Эта дразнилка стала первыми немецкими словами, которые он выучил. Урсула почти не говорила по-русски и, тем более, по-чешски, а Марек не знал немецкого. Все ж таки, каким-то образом они ухитрялись беседовать. А грек Нико не мог объясняться вообще ни с кем, поскольку говорил только по-гречески. Поэтому все, а особенно женщины, его немножко опекали.
Состав преподавателей тоже был интернациональный. Радиоподготовку организовывал инструктор по радиоделу Шичков, один из основоположников создания и развития Службы радиосвязи военной разведки. Он учил не только Урсулу, но и Макса Клаузена, занимался подготовкой Рихарда Зорге, так как Центр решил на всякий случай подготовить «Рамзая» и в этом направлении.
Николай Иванович Шичков родился в 1906 году во Владимирской области. В разведку попал в 1932 году, после демобилизации из Балтийского флота, где окончил военно-минную школу. До 1935 года работал радиотелеграфистом и мастером по ремонту аппаратуры в Отдельной лаборатории разведуправления, а с 1935 по 1963 г. на Центральном радиоузле начальником оперативной части, а затем в центральном аппарате. Воин-интернационалист, участвовал в событиях в Китае в 1937–1941 гг. участвовал в Великой отечественной войне. Уволился в запас в звании полковника. Умер в 1991 году.
Радиоделу их обучал немец, с которым у них личные отношения не налаживались. Зато помогал ему не кто иной, как ее старый друг Иозеф Вайнгартен. Вопросами жизни и быта слушателей занимался человек, которого Урсула в воспоминаниях называла Карлошем — он был старше них и с юности принимал участие в революционном движении. Постоянно занимаясь устройством чужого быта, он никак не мог наладить свой — каждый раз, как ему обещали квартиру, кончалось тем, что он уступал ее кому-нибудь, кто в ней нуждался, по его мнению, больше, чем он. Сам же он так и жил на кухне.
Увидев Герту, старый большевик Карлош потерял из-за нее голову. Урсула выговаривала ему в своей прямой, может быть, не совсем тактичной манере, объясняла, что в своих оценках он должен быть объективным, даже если речь идет об очень красивой женщине. Он соглашался, но поделать с собой ничего не мог.