В марте 1982 года советское правительство направило в Багдад нового посла. Им стал В.И. Минин — опытный дипломат, который неплохо разбирался в ближневосточных делах, особенно с иранского угла, так как четыре года занимал пост заведующего отделом стран Среднего Востока МИДа. Давая ему напутствие перед отлетом в Ирак, Громыко сказал:
— Иракцы спрашивают, как мы поведем себя, учитывая статью 9-ю Договора о дружбе? Надо разъяснять, что мы не заинтересованы в ухудшении отношений с Ираком. Мы за их улучшение.
А потом, немножко подумав, добавил:
— Не было бы этой войны, Иран занимал бы иную позицию в отношении Советского Союза. Афганистан… — и замолчал.
Выходя из кабинета министра, Минин грустно пожал плечами:
— Лучше бы мне сидеть послом в Гвинее.
Потом Громыко в узком кругу со своими подчиненными обсуждал такой щекотливый вопрос: стоит ли нам активно взяться за установление мира между этими странами. Выслушав различные точки зрения, он сказал, как отрубил:
— Немыслимо взять на свои плечи посредничество в ирано-иракском конфликте.
Суть этих недоговоренностей крылась в том, что ирано-иракская война не противоречила истинным интересам Советского Союза. Вот только победа ни одной из сторон ему была не нужна. Она могла в корне поменять соотношение сил в регионе, причем не в пользу СССР. Особенно беспокоила победа Ирана — вдруг исламские фундаменталисты бросятся тогда на Афганистан?
Отсюда политика: публично выступать против войны, но каких-либо активных шагов к ее прекращению не предпринимать. А за кулисами продолжать поставки оружия обеим воюющим сторонам, правда, Ираку больше. Эта линия была рождена в жарких спорах между сторонниками двух крайних позиций. Их, несколько упрощая, можно свести к такой формуле: Устинов был за Ирак, а Пономарев за Иран. Что же касается Громыко и Андропова, то они занимали промежуточную линию — дружить с обеими этими странами.
Она в конечном счете и победила. А война Ирака с Ираном продолжалась еще много лет.
Единственным прорывом в отношениях Советского Союза со странами Персидского залива, — его «звездным часом», если пользоваться языком лондонской газеты «Обсервер», — стал визит в Москву шейха Мубарака Нахайяна — министра внутренних дел Объединенных Арабских Эмиратов.
Но, к сожалению, он приехал не политику делать, а лечиться. В результате автомобильной катастрофы, как скромно говорилось в медицинском заключении, у него наступила частичная потеря речи, координации движений и т. д. А попросту говоря, шейх был парализован и не двигался.
Сразу же возник вопрос, как его принимать и где размещать. Этой сверхважной проблемой занималось высшее руководство Советского Союза — Черненко, Громыко и Пономарев — и никак не могло договориться. Главная трудность состояла в том, что парализованного шейха должны были сопровождать 40 человек, включая многих жен и детей. Громыко склонялся к тому, чтобы не сутяжничать и принять всех. Но блюстители скромности Черненко и Пономарев требовали сократить сопровождение.
Посол Кувейта в Москве, выступавший от имени шейха, удивился:
— Какая вам разница, сколько человек будет сопровождать шейха? Это же богатейший человек на земле. Разместите весь его караван в самой дорогой гостинице, снимите для них два верхних этажа и запросите за это пару миллионов долларов. Вам же деньги нужны, а они заплатят.
Но у сторонников «скромности в быту» оказался железный аргумент: хозяйственное управление Совмина валюту брать не может. Поэтому в результате сложных переговоров сопровождение шейха было сокращено на шесть человек.
25 марта 1982 года шейх со свитой из 34 человек прибыл в Москву. Все они были размещены в двух правительственных особняках на Ленинских горах (ныне Воробьевы горы), как в двух палатках в пустыне: мужчины в одном особняке, а женщины с детьми в другом. Только самого шейха, хотя он и был парализован, поселили в апартаментах с женами. Сам он лежал на кровати, а жены на полу у его ног.
Впрочем, все были довольны, особенно жены. На маленьком дворике особняка под елками еще лежали сугробы подтаявшего рыхлого снега. Для жительниц пустыни это было открытие — они впервые видели снег. Чтобы прочувствовать, что это такое, они высоко задирали юбки и, визжа, садились на сугроб голыми задницами. Не знаю, почему таким способом шло познание нового мира, но советская охрана особняка и дипломаты, наблюдавшие эту сцену, были довольны.
Советские врачи из кремлевки, осмотревшие шейха, пришли к неутешительному выводу: больному потребуется три недели на обследование и вся оставшаяся жизнь на лечение без особых надежд на выздоровление. А прикрепленные дипломаты ломали голову — зачем шейха повезли лечиться в Москву, когда с такими деньгами для него открыты все лучшие клиники мира? Тем более что его уже пробовали лечить в Англии, Германии… Правда, безрезультатно.
Эта загадка прояснилась в первую же ночь. Как только стемнело, в особняк, как тень, проскользнула женская фигура в сопровождении московских палестинцев. Это была… Джуна Давиташвили — волшебная целительница. Слава о необъяснимой силе ее рук уже широко распространилась по Москве. Говорили шепотом, что ее искусством пользуются Пономарев, председатель Госплана СССР Байбаков и даже сам Брежнев.
Визит Джуны все поставил на свои места: не от кремлевской медицины ждали чуда в Арабских Эмиратах. Слух о чудесной целительнице из Москвы докатился до Персидского залива и оттуда к ней прибыл важный пациент.
Действовала Джуна уверенно. И вот что удивительно: через четыре сеанса больной почувствовал свои конечности. Правда, советские дипломаты, прикрепленные к шейху, каких — то зримых улучшений в его здоровье не заметили: пациент продолжал молчать и лежать без движения.
Джуна лечила тогда также сына эмира — непоседливого мальчишку девяти лет с больным сердцем. После очередного сеанса своей терапии она объявила, что через несколько часов у больного ребенка улучшится кардиограмма. Правда кардиограмму не делали, но состояние его действительно улучшилось. К вящему неудовольствию обслуживающего персонала особняка, он переломал там все стулья.
Так продолжалось две недели. А в ночь перед отъездом главный «визирь» шейха пригласил заведующего отделом стран Ближнего Востока и стал вручать подарки: старинный меч в золотых ножнах с драгоценными камнями для Брежнева, и кинжалы — джамбии в таком же обрамлении для Андропова, Черненко, Тихонова, Громыко.
Их сложили в картонную коробку, и перед дипломатом встала опасная проблема: что с ней делать? Ситуация была, как с «коробкой из-под ксерокса» с 500 тысячами долларов в 1996 году. Была поздняя ночь и потому передать сразу подарки адресатам было невозможно. Везти домой и оставить их там на ночь? Опасно. Не дай Бог, что случится, век потом не отмоешься. Отвезти их в МИД и положить там в сейф до утра? Но и тут нет сто-процентной гарантии, что ничего не случится. Ведь у ключей от сейфов всегда есть дубликаты. В конце концов, решили отвезти их в МИД — все-таки понадежней.
Так прошла беспокойная ночь. А утром заведующий ОБВ принес эту коробку в секретариат министра и отдал подарки всесильному помощнику Громыко Василию Макарову для передачи высоким адресатам. Все обошлось, хотя и без расписок. Правда, не было слышно, чтобы потом эти подарки были переданы государству. Но зато отношение к больному заметно изменилось в лучшую сторону.
На этом вклад Джуны Давиташвили в развитие отношений со странами Персидского залива не завершился, а лечение важного шейха не стало частным эпизодом.
Пару месяцев спустя после его возвращения домой в Абу-Даби из Дамаска от посла Юхина в Москву поступила необычная телеграмма. К нему обратился брат президента Сирии Рифаат Асад и в доверительном порядке сообщил, что начальник Национальной гвардии Саудовской Аравии попросил сирийское руководство помочь в организации лечения одного из самых высокопоставленных членов королевского дома у советских врачей, в числе которых была бы Джуна.
Кого лечить, саудовцы не назвали, но дали понять, что речь идет о самом короле Халеде или принце Абдалле. И намекнули: это болезнь сердца и рак в ранней стадии. При этом подчеркивалось, что на решение королевской семьи Саудовской Аравии просить помощи у советских врачей повлиял факт успешного лечения в Москве министра внутренних дел ОАЭ, получивший широкую известность.
В то же время в Эр-Рияде посчитали, что поездка больного из королевской семьи в Советский Союз не может состояться по политическим соображениям и предложили Дамаск в качестве места для его осмотра и лечения.
Пока в кругах Политбюро решался важный вопрос, где и как лечить эту высокую персону, король Халед умер. Трон занял принц Фахд, а в Москве появились надежды на сдвиг в отношениях с Саудовской Аравией. Его почему-то считали прагматиком, опиравшимся на силовые ведомства. Громыко любил вспоминать, что на заре Советской власти при легендарном после Хакимове между Москвой и Эр-Риядом существовали самые тесные отношения. Советская Россия поставляла в бедную Саудовскую Аравию керосин, и, когда однажды пароходы с горючим застряли в пути, саудовская столица осталась без света.
А тут еще поступила информация, что новый саудовский король любит поэзию, и под его чутким руководством придворный поэт сочинил оду в честь британского премьер-министра Маргарет Тэтчер. Эту оду на английском языке удалось раздобыть,[50] и по указанию строгих помощников Генсека отдел стран Ближнего Востока в советском МИДе стал выполнять еще и поэтические функции. В поте лица его сотрудники трудились теперь над переводом этой оды. И перевели-таки ее белым стихом — талантливые ребята были в ОБВ.
И ведь не зря потрудились ближневосточники. Выбрав подходящий момент, Александров, как великую хохму, с выражением прочитал это творение Генеральному секретарю, отдыхавшему в Крыму. Как рассказывал потом Александров, Брежнев посмеялся и сказал:
— Я тоже когда-то стихами баловался. А говорят Андропов и сейчас еще стихи пишет. Почему бы ему тоже про Тэтчер не написать? Пусть он сравнит ее с козой, что ли. Я ей пошлю. Вот хохма-то будет!
Неизвестно, было ли передано это указание Андропову.
Но отношение к странам Персидского залива — «реакционным» с точки зрения марксистско-ленинской идеологии, — стало меняться коренным образом. Об этом прямо заявил Андропов генеральному секретарю сирийской коммунистической партии Х. Багдашу 15 июля 1982 года.[51]
— Вы рассказали, что сейчас раздаются голоса о необходимости выдвинуть лозунг свержения реакционных арабских режимов. Мы думаем, что в современных условиях это вряд ли полезно. Это привело бы лишь к ненужным репрессиям, к ослаблению компартий, так как соответствующие режимы довольно прочно удерживают власть, подпираемые мусульманским духовенством. При выдвижении определенных лозунгов необходимо точно выбирать время. В настоящее время такой лозунг мог бы принести лишь вред. Вместо курса на свержение необходимо усиливать влияние на арабские режимы в плане активизации антиимпериалистических действий.
Задачей США, как Вы сами говорили, является укрепление своих позиций на Ближнем Востоке. Они хотят здесь прочно обосноваться. В связи с этим компартии должны не дробить силы, а сконцентрировать свое внимание на главном — на противодействии американской экспансии.[52]
С первых дней нового 1982 года Ближний Восток захлестнул вал информации о неминуемой войне в Ливане. Это был вал без преувеличения, в котором все перемешалось: правда, были и небылицы. И Москву этот вал, разумеется, стороной не обошел.
По самым разным каналам в столицу поступали интригующие сообщения о встречах в Бейруте, куда тайно наведывались министр обороны Израиля Шамир и начальник Генерального штаба генерал Эйтан. Там они договаривались с лидером ливанских фалангистов Баширом Жмайелем о совместных действиях в рамках операции «Большие сосны». Главный удар будет нанесен по палестинцам, но и сирийцам достанется, если они помешают израильскому наступлению.
Эти секретные переговоры проходили в Бейруте в январе, феврале, марте… Но там же и практически в то же время коварный Башир Жмайель встречался с руководителем палестинской военной разведки Абу Заимом и со смаком рассказывал ему о предстоящей военной акции Израиля. Разумеется, эта информация тут же становилась известной Арафату и веером расходилась по всему Ближнему Востоку. А с другого конца света, из Вашингтона, поступала встречная и не менее интригующая информация о тайном визите в США шефа военной разведки Израиля Иешуа Сагю предупредить американцев, что вторжение в Ливан может произойти скоро.
Но вот что интересно: несмотря на разные источники, суть разговоров везде была одна и та же: Израиль определился, война и разгром ООП неминуемы — палестинцам пора паковать чемоданы. И все это под аккомпанемент нарастающих объявлений тревог на границе с Ливаном и концентрации там израильских войск.
В Москве, чертыхаясь и матерясь, пытались разобраться в этом мутном потоке однообразных сообщений. И вскоре пришли к выводу, что из Израиля идет направленная утечка информации к палестинцам и сирийцам о подготовке израильской армии к войне и даже о планах военных операций. По пути она обрастает слухами и домыслами и от этого делается еще более значительной. Цель — запугать палестинцев, ослабить их волю к борьбе и убедить, что они брошены всеми, сирийцы и арабы их не поддержат. А ложные сигналы о начале операции и бесконечные ее переносы призваны притупить бдительность. Получалось так, что Арафата, как на волчьей охоте, плотно обкладывают со всех сторон флажками, оставляя один узкий проход — вон из Ливана.
— Израиль начал войну нервов, — так определил ситуацию Андропов. — Посмотрим, у кого они сдадут первыми и дойдет ли дело до войны горячей.
Первыми нервы сдали у сирийцев. Наверно слишком неправдоподобной выглядела информация, где подробно излагались планы израильского командования разгромить палестинцев, но не трогать Сирию. В Дамаске посчитали, что это хитрый отвлекающий маневр. А настоящий замысел — ударить по Сирии. И первый реальный сигнал к этому — объявленная Израилем в конце 1981 года аннексия Голанских высот, принадлежащих Сирии.
Поэтому сразу после январских праздников в Москве появился бессменный министр иностранных дел Сирии Хаддам. Это был хитрый и верткий дипломат, славившийся своим умением ходить, что называется, вокруг да около.
Но теперь он брал быка за рога: что можно сделать в складывающейся обстановке для противодействия израильской агрессии? — Так поставил он вопрос перед Громыко. И тут же стал жаловаться, что сирийское руководство обеспокоено нынешним балансом военных сил, который явно складывается в пользу Израиля. Особенно это касается авиации, ПВО и наземных средств обороны.
— Израильские F-14, F-15 и «Фантомы», — пустился он в детали, не свойственные дипломату, — оснащены ракетами, дальность действия которых в три раза больше дальности действия сирийских ракет на самолетах. Ими используется электронная аппаратура, которая выводит из строя наши радарные установки. Эти помехи так воздействуют на психику летчиков, что они находятся на грани помешательства. Все это превращает сирийские ВВС в бесполезный род войск.