Но тонкий знаток дипломатических формул и уловок заместитель министра Ковалев, которого «бросили» в те дни на ливанский кризис, так прокомментировал эти высказывания израильского премьера:
— Не имея намерений, можно много чего делать, объясняя, что вас вынудили к этому обстоятельства.
А эксперты в МИДе и КГБ считали эту поездку хорошо продуманной акцией. Первая фаза израильского плана, рассуждали они, уже осуществлена. Палестинские отряды на юге Ливана разгромлены и там де-факто установлена зона безопасности, которая охраняет израильские поселения в Галилее от артиллерийских обстрелов. Но, прежде чем начинать вторую фазу — изгнание палестинских и сирийских военных формирований из Ливана, Бегин хочет позондировать почву в Вашингтоне. Он, видимо, хорошо запомнил наказ Бен-Гуриона о том, что, начиная войну с арабскими соседями, надо иметь одну из великих держав за своей спиной.
Пять дней Рейган не принимал Бегина, демонстрируя недовольство. Но израильский премьер зря времени не терял. Он активно встречался с конгрессменами и руководителями влиятельной еврейской общины, постепенно формируя необходимую ему поддержку. Да и в администрации президента у него были свои люди. Госсекретарь США Хейг явно симпатизировал политике Израиля.
Его стараниями Рейган в конце концов принял Бегина. Это произошло 21 июня, но оба лидера держались холодно, без обычных протокольных любезностей. Президент зачитал подготовленную памятку, в которой Израиль строго осуждался за «чрезмерное «применение военной силы. Но для израильского премьера главным были его заключительные слова, когда, отложив памятку, Рейган сказал:
— Что сделано, то сделано. Теперь нужно двигаться вперед.
Бегин посчитал эти слова индульгенцией. А президент уточнил, что сегодня лучший образ действий — это дипломатия, а не чрезмерное применение силы. И изложил две главные цели американской политики в Ливане: вывод всех иностранных войск и создание там сильного правительства, способного контролировать положение в стране.
Обе эти цели вполне устраивали Бегина, так как его главной задачей как раз и была ликвидация военного присутствия палестинцев и Сирии в Ливане. На этой основе было достигнуто взаимопонимание в Вашингтоне. Американцы не стали заострять внимание на ситуации в Бейруте, заявляя только, что Израиль должен проявлять сдержанность. На пресс-конференции по окончании визита Рейган объявил, что США и Израиль имеют общее обязательство добиваться мира на Ближнем Востоке, а Израиль не должен быть объектом атак с севера.
Бегин тогда загадочно отмолчался, хотя, очевидно, понял, что теперь можно продолжать военные действия без эксцессов. Но истинные намерения огласил за него в тот же день министр обороны Шарон. Политические и военные цели Израиля, заявил он, не будут достигнуты, пока не уничтожена штаб-квартира ООП в Бейруте.[61]
И после возвращения Бегина из Вашингтона начался штурм Западного Бейрута.
Многие считали тогда, что руководство Израиля коварно обманывает своего союзника и покровителя США: обещает им одно, а делает совсем другое. Но все обстояло значительно сложнее. На том совещании в ЦК КПСС19 июня Андропов так оценивал политику США на Ближнем Востоке:
— Не думаю, что в американской администрации сидят наивные простаки, которые верят израильским сказкам. На Ближнем Востоке завязывается сложнейшая политическая комбинация, и ее архитекторы сидят не в Тель-Авиве, а в Вашингтоне. США имеют две главные цели, которые нелегко совместить.
Во-первых, ослабить присутствие и влияние Советского Союза, прежде всего путем разгрома его союзников в регионе. Израильская агрессия в Ливане против ПДС и Сирии как нельзя лучше вписывается в рамки этой цели, хотя об этом в Вашингтоне предпочитают помалкивать или говорят совершенно обратное.
Поэтому другая главная цель США — аранжировать американскую поддержку израильским военным акциям так, чтобы не нанести урона отношениям с союзниками в арабском мире — Египтом, Саудовской Аравией и другими странами Персидского залива, которым трудно смириться с израильской агрессией против арабских стран.
На первый взгляд, эта американская политика выглядит мечтанием дилетантов, — чтобы волки были сыты и овцы целы. Но нужно признать, что американцам удалось достичь, казалось бы, невозможного: руками Израиля вести войну против одних арабских стран и сохранять союзнические отношения с другими.
А вот Советскому Союзу сохранять дружеские отношения со своими союзниками становилось все труднее.
В Дамаске с мрачным спокойствием восприняли уклончивую реакцию Москвы на просьбы разместить в Сирии советские войска с ракетным оружием. Но действия сирийцев говорили сами за себя лучше любых слов.
Всю ночь из=под стен советского посольства в Бейруте били ракеты «град» Армии освобождения Палестины — просирийской палестинской организации, бойцы которой были одеты в сирийскую военную форму. Возмущенный посол писал в Москву, что они «прикрываются флагом посольства», подставляя его под ответный удар. И атака израильтян последовала рано утром 21 июня, причем один из снарядов разорвался на территории посольства. Два сотрудника были легко ранены, 17 машин разбито и зданию нанесен ущерб. Жертв удалось избежать, так как люди находились в укрытии.
Первой об этом сообщила в Москву военная разведка. Мне позвонил из Генштаба генерал Ивашутин и сказал, что руководство Минобороны считает необходимым сделать жесткое заявление Советского правительства, в котором предупредить Израиль об ответных мерах. Военных поддержали в Комитете госбезопасности, и эта линия стала вовсю раскручиваться в коридорах Кремля.
Но сдержанную позицию занял МИД. Он доказывал, что инцидент спровоцирован сирийцами, которые всеми правдами и неправдами хотят втянуть нас в ливанскую войну. Спор дошел до Андропова и тот согласился с тем, что надо опубликовать спокойное сообщение ТАСС о самом факте и, разумеется, с осуждением Израиля.
А сирийцы молчали, внимательно наблюдая, что предпримет Советский Союз. И вдруг, не говоря, зачем, президент Асад срочно запросился в Москву с секретным визитом. Но то, о чем молчали сирийцы, сказали за них ливийцы. Их как прорвало. В два часа ночи 25 июня советский посол был вызван к Джеллуду.
«Он сказал, — сообщал посол в Москву, — что в настоящее время сложилось критическое положение. Сирийская авиация и ПВО фактически уничтожены. Советское оружие оказалось неэффективным против самого современного американского оружия. Ливия опасается, что не сможет противостоять нападению из-за малой эффективности советского оружия.
Асад, по словам Джеллуда, говорит, что сирийский народ выражает недовольство позицией Советского Союза, задается вопросом, какова ценность договора о дружбе. Аналогичные высказывания имеют место в Ливии, где задаются вопросом, почему Ливия тратит миллиарды на оружие, не способное защитить страну. В результате обмена мнениями между ливийским и сирийским руководством было решено, что Советский Союз не в полной мере представляет себе всю опасность создавшегося на Ближнем Востоке положения и что поэтому необходимо, чтобы Каддафи срочно посетил Москву…»
Ситуация такова, подчеркнул Джеллуд, что данное обращение может оказаться последним. А на следующий день Каддафи заявил послам соцстран:
— Где наша дружба с друзьями, где она? Наша дружба с соцстранами горит, как горит Бейрут. Отношения строятся на коммерческой, а не на дружеской основе. Оружие, которое мы у вас покупаем — детские игрушки. Танки и ракетные установки горят, как картонки.
Это уже был открытый афронт. Брежневу об этом не докладывали, чтобы не волновать из-за выходок «сумасшедшего» Каддафи, а в Триполи пошел лаконичный отказ — занято советское руководство. У нас постоянный контакт с руководством Сирии и ООП. Все вопросы решаются быстро и оперативно. Поэтому «необходимости во встрече сейчас не возникает». Но Асада решили принять и послушать, что он скажет.
А в Ливане в это время война снова шла полным ходом. 24 июня израильские войска перерезали шоссе Бейрут — Дамаск и начали штурм Западного Бейрута, сопровождая его ковровыми бомбардировками. Часть палестинцев потихоньку просачивалась в горы — партизанить, а другая часть окапывалась в ливанской столице, готовясь принять неминуемую смерть.
И тут как тут в Бейруте объявился американский посол Хабиб, который стал убеждать не израильтян, а палестинцев уйти подобру-поздорову из города, обещая им безопасный проход. И снова писал Арафат Брежневу:
«От Абу-Аммара товарищу Л.И. Брежневу
25 июня 1982 года
В течение нескольких дней сжимается блокада Бейрута. Без перерыва, днем и ночью, город подвергается обстрелам и бомбардировкам с моря, суши и воздуха, что сеет смерть среди мирного ливанского и палестинского населения и бесчисленные разрушения.
В силу той ответственности, что лежит на мне, обращаюсь к Вам, товарищ Л.И. Брежнев, как к другу, с просьбой встать на сторону палестинского и ливанского народов в эти дни отчаянного горя и принять меры для прекращения этой происх американской администрации.
Я одящей сейчас бойни, совершаемой израильской армией с согласия и благословения уверен, что Вы, товарищ Л.И. Брежнев, способны сделать что-нибудь для спасения ливанского и палестинского народов. Шлю Вам свой привет и приветствия наших народных масс и наших революционеров Вам и народу дружественного Советского Союза.
С этого момента ливанским кризисом снова стал заниматься А. А. Громыко, который как раз вернулся из Нью-Йорка. Он заметно нервничал и сразу же вызвал «доверенных мудрецов».
— Что будем отвечать? Какова обстановка в Бейруте? — мрачно вопрошал он, потрясая телеграммой со слезным обращением Арафата.
Ему доложили, что палестинцы в Бейруте окружены. Блокада сжимается, и не сегодня-завтра начнется их уничтожение. Американский посол Хабиб снует между Бейрутом и Тель-Авивом, вырабатывая условия их ухода из Ливана. К посредничеству подключились также французы. Судя по всему, Арафат готов вывести свои отряды из города и сдать оружие ливанской армии, хотя открыто об этом не говорит. И нам не надо мешать ему. На днях он весьма откровенно сказал послу Солдатову, что намерен потянуть время, с тем чтобы добиться наиболее благоприятных условий для своего ухода «с поднятой головой».
— Вот и хорошо, — сказал министр, — быстро подготовьте ему ответ. Смысл: мы с пониманием относимся к вашему решению уйти из Бейрута. Палестинцам нужно копить силы.
Кроме того он велел дать такое указание послу:
— В случае обращения Хауи[62] и Арафата предоставить им убежище на территории советского посольства в Ливане, дайте на это согласие. При обращении некоторых других палестинских и ливанских друзей (2–3 человека) принимайте решение на месте в зависимости от Ваших реальных возможностей.
Покончив с Арафатом, Громыко как будто приободрился и велел срочно подготовить грозное послание Рейгану.
— В нем не рассусоливать, а твердо сказать, что США должны принять все необходимые меры, чтобы образумить Тель-Авив, заставить его встать на путь выполнения решений Совета Безопасности ООН. Кроме того подготовить послания основным лидерам Запада — Франции, Германии, Канады, а также Индии с призывом поднять свой голос против израильской агрессии и истребления палестинцев.
После этого перешли к самому трудному вопросу: что сказать Асаду, ведь он уже почти на подлете к Москве. Министру доложили, что колебания в советском руководстве закончились. В споре с военными Черненко и Тихонов стали на сторону МИДа. Видимо, они переговорили с Брежневым и тот назвал авантюрой сирийское предложение о размещении в Сирии советских ракет ПВО вместе с персоналом. Тут Громыко вступил в разговор и веско бросил:
— О каком советском военном присутствии в Сирии можно говорить, когда наши руки связаны Афганистаном? В Польше у нас земля под ногами горит и мы там ничего сделать не можем, а теперь вот еще в Сирию лезем!
В результате недолгого обсуждения договорились занять на переговорах с Асадом такую позицию:
1. Самим вопроса о базах не поднимать, а послушать, что скажут сирийцы. Исходить при этом из того, что создание военных баз в Сирии нам в принципе выгодно, но все зависит от условий.
2. Новейшие ЗРК Сирии поставить, но функции советского персонала при них ограничить только обучением сирийских специалистов.
Громыко тут же связался по телефону с Андроповым и изложил ему эти тезисы. Тот не возражал, — видимо, хорошо чувствовал расклад сил в Политбюро. Кроме того, этим утром Брежнев заупрямился и наотрез отказался встречаться с Асадом. Скорее всего не ведал больной генсек, какие споры идут у него за спиной. Просто не по душе ему были муторные переговоры с упрямым сирийцем. А это значило, что переговоры с ним предстоит вести завтра Андропову.
Тогда же был решен и другой щекотливый вопрос: как встречать президента Сирии? Дело в том, что визит его был сугубо секретным и о нем не должно было знать даже сирийское посольство в Москве. Но Асад не иголка в стоге сена, и весь антураж его встречи в аэропорту Шереметьево мог бы раскрыть тайну появления высокого гостя в советской столице. Тем более, что в Москве в эти дни так некстати находился король Иордании Хусейн.
Придумали такой трюк: организовать программу так, чтобы отлет короля в Ленинград и тайный прилет президента проходили бы с разницей в один час. Тогда вся суета во Внукове и кортежи правительственных машин, мчащихся по Киевскому шоссе, не вызовут ни вопросов, ни подозрений.