— Израиль это так не оставит — он просто взял паузу. Теперь главный враг для него определился — это уже не Сирия, а палестинцы. Он хорошо подготовится и года не пройдет, как начнет новую войну до полного изгнания палестинцев из Ливана. Арафат при всей его изворотливости ведет себя неумно. Из Иордании, где большинство населения палестинцы, ООП уже выставили. С Асадом он не ладит, и его организация там находится на птичьих правах. Теперь ему придется покинуть Ливан и арабские страны будут долго еще спорить, куда его пустить.
Тогда это пророчество Ю. В. Андропова показалось экспертам фантазией дилетанта.
Итак, в Ливане наступило обманчивое затишье. Угроза войны как будто отступила и это сразу же сказалось на переговорах с Сирией по созданию советских баз.
Еще совсем недавно сирийцы уступали, отказываясь от своего давнего требования разместить советские зенитно-ракетные части так, чтобы они прикрывали сирийские объекты. Поэтому в июне делегации адмирала Смирнова, еще по горячим следам секретного визита президента Асада, удалось договориться по четырем главным положениям будущего соглашения, которое предусматривало:
1. Заход советских военных кораблей в порты Сирии.
2. Создание ПМТО в Тартусе, где предусматривалось разместить плавучий док и построить склады для снаряжения, продовольствия и боеприпасов. Для их обслуживания в Сирию будет направлено до 500 советских военнослужащих. Кроме того предусматривалось создание двух стоянок для военных кораблей на одном из островов близ Тартуса и в бухте ближе к Латакии. Всего там могло быть принято до 20 кораблей.
3. Размещение советских военных самолетов на аэродроме Тифор и других аэродромах, которые будут определены в протоколе к этому соглашению. В 1981 году там будут размещены разведывательные самолеты, летающие лодки и полк истребительной авиации, численностью в 46 самолетов и 4 вертолета.
Для их обслуживания будет размещено 2700 советских военнослужащих в Тифоре и 250 военнослужащих в пункте наведения. Разведывательные самолеты и летающие лодки, как это уже было в Египте, будут носить опознавательные знаки Советского Союза, а истребители — Сирии.
Начиная с 1983 года, в Сирии будет размещен дополнительно смешанный авиаполк из 40 самолетов.
4. Размещение советской зенитной ракетной части на территории Сирии. В 1981 году там будет размещен зенитный ракетный полк (ЗРП) для прикрытия Тартуса или любых других районов по согласованию сторон — 1600 военнослужащих. В 1983 году ЗРП должен превратиться в бригаду (до 2000 военнослужащих) для прикрытия Тартуса, Тифора и других аэродромов, которые будут определены в протоколе.
28 июня 1981 года военные с гордостью докладывали в ЦК КПСС, что сирийцы отказались от своего требования размещать наши зенитно-ракетные части для прикрытия сирийских объектов и что теперь путь к соглашению открыт.
Но не тут-то было. Как только война в Ливане стала затихать, сирийцы снова ужесточили позиции, используя двусмысленную формулу, предусматривающую прикрытие не только Тартуса, где будет расположена советская база, но и «других районов по согласованию сторон». В завуалированном виде это был возврат на прежние позиции. Больше того, они предложили записать в договоре, что он может быть расторгнут уже через год.
В Москве это вызвало бурную реакцию: зачем тогда весь этот огород городить, когда через год нас просто попросят убираться вон? 11 июля от имени Л. И. Брежнева президенту Асаду было направлено суровое послание:
«В Москве считают необходимым обратиться к Вам, товарищ Асад, по поводу реализации недавних договоренностей о сотрудничестве в военной области, которые были достигнуты во время Вашего недавнего визита в Москву. В целях осуществления этих договоренностей соответствующие советские организации изыскали возможности для существенного увеличения поставок специмущества, а также ускорения поставок по ранее заключенным соглашениям, и готовы приступить к выполнению намеченных мер, как только будет подписано соответствующее соглашение. В то же время в другом вопросе, обсуждавшемся на переговорах с Вами в Москве движение явно застопорилось и это не может нас не беспокоить».
Далее подробно излагались советские претензии к неконструктивному поведению сирийских военных, а в заключение со значением подчеркивалось:
«Думаем, товарищ Президент, Вы правильно поймете мотивы, побудившие обратиться к Вам. Советский Союз искренне стремится помочь дружественной Сирии в укреплении ее оборонного потенциала, с тем чтобы она могла не только постоять за себя, но и лишить агрессора желания испытать прочность ее обороны. Мы не связываем это сотрудничество с какими-либо политическими, экономическими или иными условиями и считаем, что такое сотрудничество должно в полной мере учитывать интересы обеих сторон. Надеемся, товарищ Президент, что в результате Вашего вмешательства дело с заключением упомянутого соглашения будет успешно завершено и тем самым сделан новый крупный шаг в дальнейшем укреплении советско-сирийского сотрудничества».
Но время шло, военные действия в Ливане затихли, и сирийцы совсем потеряли интерес к переговорам по созданию советских баз. Видимо, вмешательство президента, если оно только имело место, было совсем не тем, о чем просил его друг Брежнев. Устинов ругался на своих военных переговорщиков — вот ведь не могут договориться, хотя остались совсем пустяковые разногласия. А генералы и адмиралы в Министерстве обороны только вздыхали:
— Ну как с такими друзьями серьезные дела делать, да еще о безопасности договариваться! Ведь продадут первой попавшейся б…
Громыко помалкивал и только потому, как довольно хмыкал, читая реляции военных о неудачах на переговорах в Дамаске, можно было догадаться, что он думает обо всей этой истории. А его дипломаты иронизировали:
— Что ж, лет эдак через двадцать сагу можно будет писать о том, как Израиль без единого выстрела советские военные базы в Сирии уничтожил.
Серьезной болевой точкой советской политики в начале 80-х годов стала война Ирака с Ираном.
Начал ее Саддам Хусейн, посчитав, что исламская революция ослабила иранскую армию. «Она теперь разваливается, и победа будет легкой», — так ему доносила послушная иракская разведка. Поэтому объявление своего решения он обставил в виде грандиозного театрального шоу.
17 сентября 1980 года в Багдаде шло обычное рутинное заседание Национального собрания. Неожиданно в зале появился президент в военной форме. Он стремительно взошел на трибуну и на глазах изумленных депутатов разорвал в клочья текст Договора с Ираном, который сам согласовал с шахом в 1975 году. А пять дней спустя иракские танки форсировали реку Шат-эль-Араб и ворвались в Иран.
В тот день в Москве проходили переговоры на высоком уровне. Специальный представитель иракского президента и его заместитель Тарик Азиз доверительно рассказывал секретарю ЦК КПСС Б. Н. Пономареву о коварстве американских империалистов, но не сказал ни слова, что Ирак начал войну с Ираном. Поэтому для внешнего мира дело выглядело так, что это Советский Союз благославил Саддама Хусейна совершить нападение.
Но это было не так. Разумеется, в Кремле знали о военных планах иракского вождя. Резидентуры ГРУ и КГБ давно сообщали из Багдада, что иракская армия полностью отмобилизована и не сегодня-завтра вторгнется в Иран. Вот только точная дата была неизвестна.
Однако в кремлевских кабинетах шла разноголосица: что делать? Пономарев и Международный отдел ЦК КПСС считали, что иранская революция носит антиимпериалистический характер и, значит, отвечает интересам Советского Союза. Поэтому надо оказать сдерживающее влияние на Саддама Хусейна. Иначе оружием Ирака, — а это советское оружие, — будет наказан Иран, выставивший вон американцев.
Иракского диктатора Пономарев просто на дух не переносил, постоянно вспоминая о гонениях на иракских коммунистов. Заведующего отделом стран Ближнего Востока МИДа он однажды так отчитывал в своем большом, но неухоженном кабинете в ЦК на Старой площади:
— Это Вы писали об укреплении дружбы и сотрудничества с Ираком?[19] Зачем Вы это делаете? Нужно делать ставку на свержение Саддама Хусейна, а не крепить с ним дружбу. Любой режим лучше, чем режим Саддама Хусейна.
Но не тут-то было. Устинов и Министерство обороны, наоборот, «болели» за Ирак. Они доказывали, что отказ от помощи Ираку, с которым заключен Договор о дружбе, может подтолкнуть его к разрыву отношений с нами и к переориентации на Запад. Тем более что такие тенденции уже обозначились в экономическом и военном сотрудничестве.
А Громыко и Андропов занимали промежуточную, осторожную позицию. Конфликт между Ираком и Ираном не в интересах Советского Союза, так как вместо борьбы с империализмом эти страны втягиваются в изнурительную войну друг с другом. А победа любой из них может привести к кардинальному изменению баланса сил в этом регионе, которое будет не в интересах Советского Союза.
Громыко так рассуждал в кругу своих близких подчиненных:
— Ирано-иракская война — это не локальный конфликт в далеком, забытом Богом уголке земного шара, до которого никому нет дела. Для нас — это мягкое подбрюшье с юга. А для США — нависший вал с востока на регион Персидского залива, откуда к ним поступает нефть и который они неспроста объявили зоной своих жизненных интересов.
Теперь представим на минутку, что одна из сторон — Ирак или Иран — терпит тотальное поражение в этой войне. Это неминуемо поведет к ее распаду и к катастрофической дестабилизации всего обширного региона Ближнего и Среднего Востока. Где гарантии, что тогда американцы не вмешаются в этот конфликт и не введут туда свои войска? И что делать тогда нам? Вводить свои войска? Но не поведет ли тогда ирано-иракский конфликт к глобальному столкновению СССР и США?
Линия Громыко — Андропова в конце концов возобладала. 24 октября 1980 года Политбюро дало указание всем советским ведомствам активно проводить линию на скорейшее прекращение этой войны, не становясь на чью-либо сторону, и приостановить поставки оружия обеим воюющим сторонам — и Ираку, и Ирану.
— Интересно, — прокомментировал это решение начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков, — как долго нам удастся усидеть между двух стульев?
Поначалу все вроде бы свидетельствовало о том, что Политбюро избрало правильную линию. Иракские танки скоро увязли в песках Хузистана, а в начале января 1981 года Иран внезапно перешел в наступление.
Мне довелось быть тогда в Басре и видеть, как были деморализованы иракские солдаты. Да, они были значительно лучше оснащены и обучены, чем иранцы. Но впереди иранских войск шли не танки, а безоружные верующие мальчишки-школьники и студенты. Когда по ним открывали шквальный огонь, они не прятались в окопах и не ложились на землю, а шли вперед, смеясь и ликуя, принимая смерть, как высшее благо. Место павших тут же занимали другие мальчишки и шли стеной вперед, рано или поздно добираясь до горла ненавистного противника. В госпиталях Басры большинство иракских солдат были с ножевыми ранениями. В их глазах был ужас: как можно одолеть врага, который не боится смерти?
Однако к весне 1981 года обстановка на фронте стабилизировалась. Советские военные советники в Ираке докладывали в Москву, что война приобретает устойчивый позиционный характер. Иранские войска имеют численное превосходство. В ряде случаев им удалось потеснить иракцев и выйти к государственной границе. Однако превосходство в вооружениях и технике за Ираком. Он прочно удерживает полосу в 15–40 километров в глубь иранской территории на всем протяжении 600-километровой границы к северу от Персидского залива. Но обе стороны несут огромные потери, а войне этой не видно ни конца, ни края.[20]
Посол Добрынин сообщал из Вашингтона, что правительство Рейгана удовлетворено таким ходом событий.
Ирако-иранская война с точки зрения интересов США более полезна, чем вредна, писал он. Она фактически парализует развитие отношений Советского Союза как с Ираком, так и с Ираном. Она оказывает парадоксально стабилизирующее воздействие на политическую обстановку в регионе Персидского залива, так как Иран лишен возможности активно навязывать революционную шиитскую идеологию, а Ирак скован как радикальная сила. Угроза нефтяным путям и источникам со стороны этих стран сейчас спала.
Что ж, это был тот редкий случай, когда оценки Москвы и Вашингтона совпадали.
Очень скоро выяснилось, что у Советского Союза есть и другое слабое место. Тревогу стал бить председатель ГКЭС С.А. Скачков, отвечавший за военные поставки зарубежным странам.
16 февраля он направил специальную Записку в ЦК КПСС.[21] В ней сообщалось, что Советским Союзом задержаны поставки Ираку специмущества по ранее взятым обязательствам на 1980–1981 годы на сумму 1,7 миллиарда рублей. Однако Ирак продолжает регулярно платить за не поставленные ему оружие и технику и уже заплатил Советскому Союзу 800 миллионов рублей. В любой момент иракцы могут потребовать вернуть эти деньги. А прекращение военного сотрудничества с Ираком может серьезно ослабить валютные поступления в СССР. Поэтому надо заново рассмотреть этот вопрос и продолжить поставки советского оружия Ираку.
Обсуждение этой Записки на рабочем уровне между ведомствами вскрыло еще одно слабое место в советской позиции: Ирак больше не зависит от поставок советского оружия и потому их прекращение не повлияло на его возможность продолжать военные действия.
За последние пять лет Саддаму Хусейну удалось значительно диверсифицировать источники поставок вооружений. Если в 1972 году из Советского Союза поступало 92 % закупаемых Ираком вооружений, то в 1979 году только 63 %. Франция потеснила СССР и его присутствие на рынке вооружений Ирака упало в 1981 году до катастрофически низкой отметки. Саддам Хусейн откровенно заявил группе французских журналистов:
— Советы отказались поставлять нам некоторые виды оружия, но мы не будем поднимать шум. Мы просто обратимся к другим, и прежде всего к Франции».[22]
Неудивительно поэтому, что мрачные предсказания Скачкова очень скоро стали сбываться. Уже через неделю иракцы сняли со своего 2-миллиардного вклада в одном из советских банков 800 миллионов рублей и предупредили: снимут и все остальные деньги, если не будут возобновлены поставки оружия.
В общем, проблемы, поднятые Скачковым, попали в самую больную точку. Все дело в том, что само понятие «торговля оружием» в Москве было под строгим «табу». Вместо торговли речь должна была идти о «поставках оружия» и за этим строго следил Международный отдел ЦК КПСС.
— Пономарев поправляет Ленина, — горько шутили мидовские острословы. — Вождь говорил: «Учитесь торговать!» А Пономарев?..