("Нет, мне не жалко, конечно, революция стоит любых грошей, но так нагло! Так хамски! Нет, я должен уважать себя! А этот русский? Ну, они все чумовые, пусть переплачивает, ему даже это нравится, право", - быстро пронеслось в уме у коротышки.)
Рабочий придвинул к себе тарелку с дымящейся капустой, сбоку лежал приличный ломоть колбасы, взял кусок ситного из плетеной корзинки.
Коротышка налил себе пива, подвинул в сторону рабочего стакан с чаркой (знал он нелепые русские меры, не ведающие десятичной системы, чарка - 123 грамма. Как глупо!). Рабочий к стакану не притронулся:
- Я не пью.
Коротышка невероятно изумился, откинулся телом назад, но табуретка не имела спинки, поэтому он чуть не упал.
- Как так? Русский рабочий парень - и не пьет?
- Все сознательные пролетарии не пьют, - просто и даже ласково сказал синеглазый, он относился к новому знакомому с чувством братского товарищества.
- Странно, странно, - сказал коротышка. - Надо крикнуть полового, пусть заберет стакан и отдаст тебе деньги.
- Не надо, - спокойно сказал рабочий, взял стакан и вылил на пол, густо заваленный грязными опилками.
Коротышка в душе этот его шаг не одобрил. "Бедный, а замашки гусарские. Видимо, русские все таковы. Долго придется их перевоспитывать".
Поели, выпили, двинулись обратно.
- Вот теперь запоминай, - негромко, но твердо говорил коротышка, бумажка, которую я тебе сунул, это багажная квитанция Николаевского вокзала. Получишь черный саквояж, он поношенный, это нарочно. Там пакеты. Они безопасны, носи и перевози спокойно. Взрыватели достанешь на месте. Подожди, не задавай вопросов. Там на Николаевской улице есть такой же вот кабак. Войдешь, спросишь Зяму. Он выйдет - здоровый такой, молодой, но уже лысый. Скажешь, привет тебе от Мойши, а если вдруг будут при этом чужие, скажи - от Миши. Понял? И никаких вопросов. Дальше действуй сам. И помни ты герой, ты служишь делу мировой революции. Ну, а если заметут, сам понимаешь...
- Я понимаю, - сказал молодой рабочий, обернувшись к собеседнику, синие глаза потемнели, лицо исказилось ненавистью, - мне объяснили товарищи по нашей борьбе. Я этот мир ненавижу, отец попал под паровой молот, мать спилась, я их обоих не помню. Вырос сиротой. Я все сделаю, товарищ, ты не сомневайся.
- Вот и хорошо, - благодушно сказал коротышка, очень всем довольный, ты прав, нельзя прощать этим проклятым экспо... экспо... ну ты понимаешь?
- Я понимаю, товарищ: экспроприаторов экспроприируют.
На минуту коротышка почувствовал к рабочему что-то вроде уважения: оказывается, он что-то знает...
- Когда отходит ваш эшелон в Порт-Артур?
- Через три дня с Николаевского вокзала. Уже оборудование для ремонта кораблей загрузили в вагоны.
- Так это очень хорошо, - коротышка быстрыми движениями потер ладошки, - чем меньше здесь будешь задерживаться с грузом, тем нам спокойнее.
Сказав это, коротышка тут же подумал, что он зря брякнул "нам", а не "тебе", он может обидеться, а то и заподозрить чего-нибудь. Оглянулся на спутника, его васильковые глаза смотрели так же тепло и доброжелательно.
У Нарвских ворот, на кольце трамвая, коротышка потряс руку молодого рабочего и залез в вагон. Раздался звонок, трамвай двинулся. Коротышка помахал ручкой. Рабочий не жестикулировал, но смотрел на того добрым и преданным взглядом. Он не тронулся с места, пока трамвай не скрылся за домами.
...С появлением бездымного пороха и новых взрывчатых веществ резко выросла мощь корабельной артиллерии. Не только дерево, но и железо сделалось бессильным против стальных снарядов. Суда начали одеваться в броню. Тогда-то и возникло соревнование брони и снаряда, соревнование, которое очень долго, до недавних дней определяло конструктивный тип военных кораблей. Это соревнование во второй половине XIX века было столь общественно знаменательным, что получило отражение в литературе: сразу вспоминается популярный роман Жюля Верна "Из пушки на Луну", один герой там занимается артиллерией, другой - бронированием; полярные занятия и приводят их к личной вражде.
В это самое время Макаров становится главным инспектором морской артиллерии, такое назначение он получил 8 октября 1891 года. До сих пор никогда специально не занимался вопросами артиллерии. В связи с этим его новый пост выглядел несколько неожиданным. Выскажем предположение, что новый пост его объяснялся чисто бюрократическими обстоятельствами: другой вакантной должности не имелось.
Круг обязанностей Макарова был широк чрезвычайно. Чем ему только не приходилось заниматься! С обычной для него энергией он ринулся в область, где ранее не был специалистом, стремясь как можно скорее стать им. Да, артиллерия - главное оружие корабля, и это оружие решает судьбу войн на море, а порой и судьбу государств. Тонкие стволы орудий малозаметны в сравнении с огромной массой боевого корабля, они куда короче высоких мачт и куда тоньше дымовых труб.
Но ради них, ради этих тонких стальных стволов тяжело пыхтят в недрах корабля паровые машины, смотрят вдаль сигнальщики на мачтах, колдуют у приборов офицеры в боевой рубке. Все - ради того, чтобы когда-то, на неизвестной широте и долготе, эти тонкие стволы выбросили в небо, в сторону еле видимого противника свои смертоносные снаряды. Все на корабле служит, в сущности, им, орудийным стволам. Какой же военный моряк может не любить артиллерию!
Осенью 1892 года на одном из русских полигонов под Петербургом Макаров присутствовал на испытаниях английских плит такого типа. Все шло как обычно: снаряды, пробивавшие обыкновенную броню, оказывались бессильными перед броней с сильно закаленным поверхностным слоем. И вдруг...
Испытательные стрельбы происходили на артиллерийском полигоне. Он являл собой обширное, ровное поле. На одном его краю чернели огромные пушки, издали похожие на сказочных единорогов. Около пушек суетились матросы, чуть поодаль стояла большая группа сухопутных и морских офицеров; в этой группе среди белых офицерских фуражек вкраплено было несколько матово блестящих черных цилиндров. Вдруг суета около пушек стихла, офицер, стоявший несколько в стороне, поднял красный флажок, задержал его ненадолго в воздухе, а потом резко опустил вниз. Грянул оглушительный выстрел. И тотчас же все форменные фуражки и цилиндры двинулись к противоположной стороне поля.
У кромки соснового леса тускло блестели под весенним солнцем толстые металлические плиты. Они стояли вертикально, прикрепленные к мощным деревянным срубам, наполненным землей. Трава вокруг была выбита начисто, почва опалена огнем и усеяна множеством осколков.
Группа подошла к плите. И сразу же раздались изумленные возгласы на русском языке:
- Не может быть!
- Что случилось?
- Ну и ну... А еще говорят: Англия - мастерская мира.
Три идеально круглых и ровных отверстия зияли в плите. Молодой подполковник-артиллерист, энергично жестикулируя, говорил двум морским офицерам:
- Господа, это невероятно! Поверхность гарвеевской стали сильно закалена особым способом и прочна необычайно. Она как бы из двух слоев поверхностного, тонкого, чрезвычайно твердого, и основной массы, состоящей, как вы знаете, из обычной стали, упругой и вязкой. Сталкиваясь с этой твердой поверхностью, которая, как на пружину, опирается на мощный и упругий слой стали, снаряд делается бессильным. Вы здесь впервые, но я уже неоднократно принимаю гарвеевские броневые плиты. И наши путиловские снаряды, и крупповские, ударяясь в эти плиты, или разбивались вдребезги, или отскакивали от них, как горох. И вот теперь - не понимаю! Смотрите, плита пробита, словно ее шилом проткнули!
Эти три круглых отверстия в броневой плите и служили темой оживленных споров на русском и английском языках. Гул голосов рос, поднимаясь до самых высоких нот. И вдруг общий шум перекрыл зычный глас по-английски:
- Gentelmen, it's a sensation! (Господа, сенсация!)
Все разом обернулись на голос одного человека. То был пожилой коренастый британец в черном сюртуке и цилиндре. Красное толстое лицо его сияло. Он с торжеством, ощущая себя предметом общего внимания, раздельно произнес:
- Ничего не случилось. Повторяю, джентльмены, ничего не случилось. Плита перевернута. Плита пробита с изнанки.
Шум тут возник такой, что грянь на полигоне новый выстрел, его бы, пожалуй, не услышали.
Возвращались медленно, вразброд и как-то вяло. Так идут со стадиона, когда команда проиграла важный матч, или из театра после плохого спектакля. Артиллерийский подполковник уже без недавнего оживления говорил своим спутникам.
- "Sensation!.." - раздраженно передразнил он англичанина. - Какая там сенсация! Бронебойный снаряд легко пробивает мягкую сталь, а потом столь же легко разрушает и закаленный слой, ибо в этом случае тот лишен, так сказать, упругой поддержки.
- И все же мне не совсем понятно, - вежливо вставил один из офицеров, - не все ли равно, как ставить броню? Если она прочна?
- Это только так кажется, с какой стороны ни стреляй, все едино, вновь взволнованно заговорил подполковник. - А не угодно ли вам простейший пример. Свиной окорок или сало небось приходилось резать? Так вот: попробуйте-ка его разрезать со стороны кожи. Намучаетесь! А если нож подвести со стороны шпига, то вы все сало вместе с кожей легко порежете. Вот и все. Видите, как просто. Нет, англичанин не прав: сенсации не получилось. Вот сейчас плиту переставят как положено, и вы увидите, как будут снаряды раскалываться от удара в нее. Словно орехи.
И, махнув рукой, повторил:
- Это не сенсация, а так, мелкий казус. Очередной анекдот в истории артиллерии. И никому это не интересно.
Как использовать неожиданный случай для того, чтобы одержать победу над мощной броней?.. Вскоре у Макарова сложилось ясное представление об этом. 15 февраля 1893 года он впервые сформулировал свою идею в обычной для него ясной и лаконичной форме: "Есть основание полагать, что если бы поверх закаленного слоя имелся бы хоть небольшой толщины слой из более вязкой массы, то снаряды не будут столь сильно деформироваться, так как головная часть будет работать, уже будучи как бы сжатой в вязком металлическом обруче, который и удержит снаряд от разрушения". Но поскольку на броне неприятельского корабля установить слой из мягкого металла, разумеется, невозможно, то Макарову пришла мысль: насадить на головку снаряда колпачок из мягкой стали. Вскоре такие насадки были изготовлены по его проекту.
Загоревшись новым делом, Макаров очень спешил, торопил всех, и вот уже скоро было проведено первое испытание колпачков (впоследствии назвали их "макаровскими колпачками"). Как явствует из официального документа Морского технического комитета, в броневой лист толщиной в 25 сантиметров с закаленной поверхностью было выпущено два шестидюймовых снаряда с наконечниками из мягкой, незакаленной стали: "После первого выстрела в плите образовались сквозные радиальные трещины; после второго плита разбилась на пять частей". Представители английской фирмы, присутствовавшие при этом, "были столь поражены результатом испытания", что тут же... снизили на них цену!
Осенью 1893 года Макаров совершает стремительный и, как обыкновенно, чрезвычайно целенаправленный вояж по крупнейшим артиллерийским и сталепрокатным предприятиям Германии, Англии и Франции. Он осматривал заводы в Данциге, заводы Круппа в Эссене, 6 октября прибыл в Англию и в течение недели исколесил чуть ли не весь остров, побывав в Портсмуте, Шеффилде, Ньюкасле и других центрах военно-морской промышленности "владычицы морей". Затем стремительный рейд Гавр - Париж - Марсель и обратно.
Снаряды, броня, артиллерийские орудия, строящиеся военные корабли, снова снаряды, снова броневые плиты и орудия - так целый месяц. И никаких отвлечений туристского сорта! Ни Вестминстерское аббатство, ни замки Рейна или нега на Лазурном берегу - всему этому в макаровском напряженном расписании не уделено было ни одной минуты. Делу - время...