"Ермак" с ходу налег на край ледяного поля. Раздался оглушительный треск. Корабль содрогнулся, однако продолжал движение, огромная льдина раскололась, и обе половины ее медленно, как бы нехотя, раздвигались перед носом ледокола, образуя узкую полоску воды. "Ермак" медленно шел вперед. Сразу стало очевидно, что полярный лед неизмеримо тяжелее, чем в Финском заливе. "Ермак" с трудом прокладывал себе путь. Лед ломался сравнительно легко, но корпус корабля оказался недостаточно прочным. Вскоре от толчков и сильной вибрации в носовой части появилась течь.
Макаров, стоя на мостике, всем своим существом ощущал каждый толчок ледокола. Он лучше всех знал свое детище, все его свойства и особенности. Еще при проектировании "Ермака" Макаров предложил установить в носовой части ледокола гребной винт: это было сделано для того, чтобы мощная струя воды, направляемая по ходу движения корабля, помогала бы ломать лед. Устройства такого рода уже имелись на американских ледоколах, плававших на Великих озерах. И действительно, во время первой встречи "Ермака" с балтийским льдом в Финском заливе носовой винт как будто бы приносил пользу. Однако мощные полярные льдины и торосы не шли ни в какое сравнение с тем, что приходилось встречать ледоколу на Балтике. Неудивительно, что носовой винт оказался не только бесполезным, но и вредным, ибо очень скоро вышел из строя и даже вызвал повреждение корпуса.
Макаров понял: дальнейшее упорство бессмысленно и опасно. И он приказал лечь на обратный курс.
Английские рабочие сделали все необходимые переделки и исправления. Макаров с интересом наблюдал за их ловким, слаженным, до предела рациональным трудом. Внимательный глаз его подмечал все ценное и самобытное, что можно было бы с пользой применить на родине. За рубежом своя страна порой видится словно отраженная в сложном зеркале: у них так, у нас - этак, и из подобного сопоставления порой многое делается понятным. А все стороны организационной деятельности всегда особенно привлекали Макарова, он-то понимал, что у него на родине с этим обстоит не слишком благополучно. Как видно, он занимался и тем, что ныне принято называть "научной организацией труда".
Работы в Ньюкасле продолжались довольно долго: почти месяц. Наконец 14 июня 1899 года "Ермак" снова вышел в полярное плавание (позднее Макаров назвал его "вторым"). И раньше адмирала нельзя было упрекнуть в недооценке опасности плаваний в арктических водах. Теперь он уже был готов ко всему, даже самому худшему. Любопытная мелочь: накануне выхода в плавание Макаров приобрел библиотеку из ста книг. В дневнике он пояснил это так: "Если ледокол застрянет и придется зимовать, то несколько десятков классических книг в прибавок к тому, что мы имеем, не будут лишними". Опять-таки Макаров выбрал не какие-нибудь книги, а классику. Всю жизнь у него сохранялась устойчивая неприязнь к так называемому "легкому чтению" (видимо, было бы правильнее говорить - "пустому чтению"). Если придется зимовать, то пусть уж моряки обогатят чтением свою душу, а не просто станут убивать время...
Двадцать пятого июля показались первые крупные льдины. Маневрируя между ними, "Ермак" продолжал двигаться на север. Шли довольно быстро. Вскоре чистой воды почти не стало, и ледокол пошел напрямик. Трюмный машинист все время осматривал носовое отделение: боялись, не появится ли течь в корпусе.
Макаров и Васильев неотлучно находились на мостике. Лед делался все более тяжелым, показались первые торосы. Число и величина их возрастала по мере продвижения "Ермака" на север. В семь часов вечера Макаров спустился пообедать, вслед за ним отправился и Васильев. В восемь вечера впереди по курсу на близком расстоянии обнаружили мощный торос. Обойти его было невозможно, остановить тяжелый ледокол - поздно. Раздался резкий толчок, нос "Ермака" отбросило влево, и корабль остановился. Васильев, оставив обед, устремился в носовое отделение. Вскоре Макарову доложили: в трюм поступает вода.
Оказалось, что "Ермак" столкнулся со льдиной, которая уходила под воду на глубину 10 метров. Серьезное препятствие, что и говорить! Однако пробоина оказалась не слишком опасной. Подвели пластырь, откачали воду. Затем несколько дней простояли, застопорив машины, пока залатали дыру в корпусе. Залатали на живую нитку. Так в самом начале плавания в арктических водах корабль получил повреждение. А плавать на поврежденном ледоколе среди гигантских торосов - это... это не шутка!
Макаров тем не менее пошел на риск. "Ермак", густо дымя высокими трубами, медленно, но упорно вновь начал продвигаться на север.
Вновь и вновь "Ермак" пытался пройти на север, ломая льдины и обходя мощные торосы, возвышавшиеся порой вровень с палубой. Однако каждый дальнейший шаг давался ледоколу все с большим напряжением. И тогда Макарову окончательно стало ясно: далее на север "Ермак" пробиться не сможет...
Экспедиция возвратилась в Ньюкасл. С присущей ему прямотой и откровенностью Макаров сообщил Витте о всех трудностях полярного плавания. Немедленно последовала телеграмма: оставаться в Ньюкасле, ждать комиссии. С необычайной быстротой прибыла и сама комиссия. Во главе ее стоял "паркетный" адмирал Бирилев, давний и откровенный враг Макарова.
В заключении комиссии скрупулезно перечислялись недостатки "Ермака". Нельзя не признать, что многие из них были указаны справедливо: слабость корпуса, конструкция носа корабля, но весь следственный тон этого документа отличался крайним пристрастием и недоброжелательностью. Бирилев и его присные ставили своей целью не помочь арктическим исследованиям, а навредить Макарову. Им это удалось, "Ермак" был отозван в Балтийское море.
В либеральных изданиях появились бойкие "разоблачения" макаровского корабля. Так, журнал "Развлечение" решил позабавить читателей, глумясь над Макаровым. Карикатуру на "Ермак" поместили аж на самой обложке. А в номере (сентябрь 1899 года) - стихотворный пасквиль под названием "Сердит, да не силен". В пошловатых стишках описывалось, как "на холодном, дальнем Севере" плывет "богатырь "Ермак" и грозится все полярные льды "растрепать в клочья мелкие". А затем:
Завязался бой, стоном стон стоит,
Но недолог бой. В схватке яростной
Нос сломал "Ермак" и, сконфузившись,
Побежал назад с миной жалостной.
"Обличителями" не ставилось ни в грош, что Россия получила самый мощный ледокол в мире, что был накоплен первый опыт плавания в арктических водах и собраны значительные научные материалы! Как это случиалось в судьбах людей своеобычных и деятельных, Макаров, казалось, был виноват уже в том, что пустился в плавание на "Ермаке", а не сидел в Кронштадте, спокойно исполняя службу. Имея в виду всю злобную склоку, он сказал:
- Говорят, что непоборимы торосы Ледовитого океана. Это ошибка: торосы поборимы, непоборимо лишь людское суеверие. Только оно.
Макаров мог, конечно, посетовать в сердцах на неодолимость предрассудков и суеверий, но в делах-то своих никогда не пасовал перед ними. Он написал и опубликовал свои возражения по поводу заключения комиссии Бирилева. Он выступал с речами и докладами. Нет, он отнюдь не собирался сдаваться!
Неизвестно, чем бы кончилась бумажная борьба "в инстанциях", но здесь сказала свое веское слово сама живая действительность.
Зимой 1899 года на Балтике неожиданно ударили сильные морозы. Финский залив замерз, множество судов безнадежно застряло во льду. Судовладельцы слали в Министерство финансов и самому Макарову отчаянные телеграммы. Хуже того: между Кронштадтом и Петербургом сел на мель и под давлением льдов дал течь тяжелый крейсер "Громобой". И вновь "Ермак" снялся с якоря и устремился на помощь кораблям, затертым льдами.
"Громобой" удалось освободить довольно легко. Однако это оказалось только началом. В ту зиму неудачи словно преследовали русский военный флот. Не успел "Ермак" закончить дело с крейсером, как получена срочная телеграмма: броненосец "Генерал-адмирал Апраксин" на полном ходу наскочил на камни у острова Гогланд.
Броненосец намного тяжелее ледокола. Остров Гогланд - место глухое, пустынное, там не то что мастерских, и дома-то приличного нет. А ведь мало расколоть лед и стащить каким-то образом корабль с мели, требуется еще заделать пробоину. И провести поврежденный броненосец сквозь лед на базу.
Когда "Ермак" подошел к Гогланду, положение "Апраксина" сделалось уже критическим. На том злосчастном месте, где застрял броненосец, проходило сильное морское течение. Напор льдов был так велик, что треск стоял над пустынным островком. Началась упорная борьба за спасение гибнущего корабля. Длилась она не один день и даже не один месяц. В течение зимы "Ермак" четыре раза ходил через лед в Кронштадт и шесть раз - в Ревель: нужно было подвозить оборудование, топливо, эвакуировать больных. Наконец "Апраксин" удалось стащить с мели. Огромную пробоину кое-как заделали пластырями. С таким, так сказать, "днищем" во льдах идти было опасно, но выхода не оставалось. Семь часов подряд, как заботливый поводырь, бережно вел "Ермак" броненосец через замерзший залив. И благополучно привел в Кронштадт.
Это был большой и неоспоримый успех, ибо судьба крупного боевого корабля висела на волоске. Макаров не преминул заметить по этому поводу в одном из своих сочинений: "Броненосец "Генерал-адмирал Апраксин", стоящий четыре с половиной миллиона, был спасен ледоколом "Ермак", который одним этим делом с лихвой окупил затраченные на него полтора миллиона". Успех "Ермака" был столь очевиден, что власти опять сменили гнев на милость, и Макаров с Васильевым получили несколько лестных поощрений.
В то же самое время комиссия Бирилева с тем же упорством, с каким экипаж ледокола боролся за спасение "Апраксина", доказывал, что "Ермак" вообще не приспособлен для полярных плаваний. Тем не менее весной 1900 года Макаров и его сторонники взяли верх.
На этот раз надо было пройти мимо северной оконечности Новой Земли и далее через Карское море к устью Енисея и обратно. Шестнадцатого мая "Ермак" вышел из Кронштадта.
В двадцатых числах июня ледокол подошел к Новой Земле. Обычно море здесь в такое время года свободно ото льда, на сей же раз ледовая обстановка в этой части Баренцева моря оказалась необыкновенно тяжелой. Чистой воды почти не было, и "Ермак" с трудом прокладывал себе путь вперед. Однако Макаров не желал отступать. Он приказал пробивать лед "с набега".
Огромный корабль на полном ходу врезался в льдину. Треск, грохот... "Ермак" продвинулся на 30 метров. Новый удар - продвижение метров на шесть, не больше. Еще удар - и продвижения вперед почти нет... Позднее Макаров так объяснял причину этого явления: "Лед, который изломан, обращается в песок или ворох снега и образует подушку. Вся сила удара тратится на преодоление трения об эту подушку и на ее деформацию, и когда нос приблизится к сплошному льду, то запаса силы уже почти не остается".
Тревога все чаще и чаще охватывала душу адмирала - не за себя, за людей, он отвечает за них перед Богом и народом. И он пошел на меры, которые применяются на флотах только в исключительных обстоятельствах: собрал в кают-компании "Ермака" заседание всех офицеров корабля.
...Просторная каюта ярко освещена электричеством. Поздний вечер, но за окном мерцает слабый свет - полярный день в разгаре. Макаров неподвижно сидит за письменным столом. На столе, обычно заваленном книгами, картами и бумагами, пусто и чисто. Большой настольный календарь показывает 17 июля 1901 года (по новому стилю - 30 июля). На стульях, на диване молча сидят: капитан "Ермака" Михаил Петрович Васильев, его старший помощник барон Владимир Евгеньевич Гревениц, второй помощник Николай Ильич Тульский, старший механик Михаил Александрович Улашевич и судовой врач Александр Григорьевич Чернышев.
Макаров прерывает молчание. Голос негромок, спокоен:
- Господа, вы знаете положение дел. "Ермак" затерт льдами. Мы испробовали все способы вырваться на чистую воду, но безуспешно. Ветер несет нас на северо-восток. Если такое положение продлится долго, нам придется зимовать во льдах. Уголь на исходе, запасы провизии ограничены. Прошу высказать свои соображения.
Гревениц: Запасы угля израсходованы примерно наполовину. Мы тратим очень много топлива на попытки развернуть корабль, но, как видно, в торосистых льдах это невозможно. Предлагаю поберечь уголь до более благоприятной обстановки.
Улашевич: Механизмы пока в порядке. Левый винт вчера имел сильное столкновение с тяжелой льдиной, но все обошлось благополучно, вибрации нет. Корпус хорошо держит напор льда, пока нигде никаких вмятин. Полагаю, что даже при неблагоприятном исходе мы сможем перезимовать. "Ермак" - надежный корабль.
Чернышев: Люди здоровы, хотя сильно устали за последние дни. В офицерских каютах и кубриках тепло, жалоб на простудные заболевания нет. Теплой одежды довольно, в этом смысле зимовка меня не пугает. Считаю, однако, необходимым: с завтрашнего же дня уменьшить ежедневный рацион всему экипажу. Мы должны экономить продовольствие.
Тульский (улыбаясь): Александр Григорьевич, вчера мы застрелили двух медведей. Сколько в них пудов мяса-то?
Чернышев: Не так уж много, если разделить на девяносто пять взрослых мужчин. Учтите также, что с наступлением полярной ночи медведи и тюлени переберутся гораздо южнее. Нет, я вам не советую рассчитывать на свежую медвежатину в случае зимовки.
Васильев: Полагаю рацион сократить завтра же. Кроме того, предлагаю послать небольшую партию на материк. Составить отчет о нашем положении, и пусть его передадут по телеграфу в Петербург.
Пауза. И тогда Макаров говорит снова:
- Итак, приказываю. Уголь экономить. Норму выдачи продовольствия сократить для всех с завтрашнего дня. Александр Григорьевич, внимательно следите за здоровьем экипажа, помните о возможности возникновения цинги в случае тяжелой зимовки и заранее примите все необходимые меры. Михаил Петрович, подберите партию в шесть-семь человек для перехода на материк. Партию поведет Николай Ильич. Объявите экипажу. Чтобы написали письма родным и близким. Подождем еще неделю, и если положение не изменится, партия пойдет по льду. Благодарю вас, господа, все свободны.
...Глубокой ночью Макаров вышел на палубу. Было довольно светло, даже читать можно. Кругом, насколько хватал глаз, расстилалась ледяная пустыня. Ровная поверхность льда во многих местах была вздыблена гигантскими нагромождениями торосов, вершины некоторых доходили чуть ли не до труб "Ермака". Пронизывающе дул холодный ветер. Ледяное поле казалось мертвым, но оно двигалось, оно жило, дышало. Белоснежные громады молча и зло уперлись в корабль, железные борта поскрипывают от натуги. "Ермак" кажется одинокой черной точкой на белом полотнище. Он чужой здесь, в этом царстве Снежной королевы, среди вечной тишины и белизны. Ныне корабль - пленник полярной стихии. Льды медленно, но неуклонно влекут его на северо-восток в направлении, обратно противоположном дому.
А дома сейчас светит над лугами яркое солнце, сено уже сложено в стога, и пчелы гудят в теплом летнем воздухе.
...Пятый день "Ермак" неподвижно стоит во льдах.
Решение совещания довели, как полагалось, до сведения всей команды. Закаленные русские моряки встретили известие спокойно: то ли приходилось превозмогать. Работы спокойно продолжались.
Что только не предпринимал Макаров в своем стремлении прорваться вперед! На лед лили горячую воду. Забивали якорь в лед впереди корабля и подтягивались на канате. Ломали льдины вручную и оттаскивали их в сторону, чтобы повернуть корабль. В этих тяжелых трудах принимала участие вся команда, включая ученых и даже самого адмирала. Но положение с каждым днем становилось хуже, и наконец "Ермак", израсходовав огромное количество угля, остановился среди ледяного поля. Вскоре продвижение сделалось невозможным. "Стоп" посреди огромного моря.
Прошел месяц. Положение экспедиции по-прежнему оставалось опасным. Макаров мучительно переживал неудачу.
"Напрягаю все силы, чтобы найти силы, чтобы найти выход..." - писал он жене в том письме, которое так и не удалось отправить. Однако выхода не предвиделось никакого...