Отправил второго посланца к командиру за приказаниями. Но ответа все еще нет. Чья-то рука надевает на меня пояс... Иду вниз, чтобы взять карточку жены и мои документы. За мной прибегает вестовой Лыков.
- Боже, на кого ты похож?! - спрашиваю. Бедняга весь обгорел, все лицо, руки, ноги, голова - все черное. - Иди спасайся и плюнь на меня!
- У меня есть матрац, - говорит он. - А вот вам пояс.
Его вид и самопожертвование вывели меня на несколько секунд из равновесия. Запер дверь на ключ и вышел на ют.
- Оставь, ради Бога, бросайся, - говорю ему. А он все за мной. Слава Богу, удалось спихнуть его в воду.
Корма задралась... Стоять на палубе трудно. Николай Совинский надевает на меня пояс.
- Ради Бога, Михал Михалыч, у всех уже надеты...
- Зачем вы делаете это? - Я устал отвечать милому юноше, со слезами уговаривавшему меня надеть пояс. Дюжина рук с тем же предложением... Приказываю: - Скорее бросайтесь и отплывайте!
- Что же мне делать? - говорит повар. - Я плавать не умею.
- У вас есть пояс и матрац. Спасайтесь!
- Разве не утону?
- Нет, нет... И с Богом!
Бух, и он отплывает.
Один пояс держу в руках, кто-то сунул. Что делать? Да нечего ждать своей участи пойти ко дну.
- Бросайтесь, боцман! Вам делать здесь нечего!
- Что прикажете делать? - спрашивает трюмный механик, надеясь на спасение крейсера.
- Немедленно отправляйтесь за борт. Бросайтесь дальше, а то ударитесь.
- Есть.
Боцман поплыл.
Глухой звук, удар в голову, и вдруг лечу куда-то очень далеко, выныриваю, и вновь удар... Всплываю, вижу крейсер и сотни голов на плаву.
В воде матросы кричали: "Гляди, старшой тонет!" Один дал вцепиться в свой пояс: "Держитесь, ваше высокоблагородие... Выплывем!"
Плыли к дрейфующему английскому тральщику. Его проносит мимо. Закричал по-английски: "Бросайте якорь!" Кажется, услышали. Загрохотала якорь-цепь. Но тральщик оказался французским...
Втащили на борт.
...Иду на мостик к командиру. Хочу сказать слово - ничего не выходит: дрожь ужасная. Спускаюсь опять на палубу.
- Ваше высокоблагородие, помогите, там наши ребята!
Вытащили одного, другого...
- Ой, не трогайте рукой, кожи нет! Дайте я сам!
Срывается и падает в воду, тащу за шиворот, не слушаю стонов. Ну вот ты и спасен.
- Иди внутрь!
- Но... Та... Не...
Бедняга, нога у него сломана, сам обожжен, а плыл.
- Гардемарин Смирнов, это вы?
- Т-так, т-точно, господин старший офицер! Нога сломана, идти не могу, терпеть буду.
- Орел!.. Несите его в камбуз.
- Ваше высокоблагородие, граф Гейден плывет!
- Давай тащить...
Вытащили. Ноги не держат.
- Холодно... Согрейте!
Глажу по голове, бедный мальчик, совсем измотан, у него отнялись от судороги ноги.
- Кто это? А, ну вот...
Втащили командира. Голенький, только в одном капковом жилете.
Еще, еще... Боже, сколько обгоревших! Обхожу, смотрю, а говорить не могу. Зуб на зуб не попадает. Ходим кругами.
Захожу в какую-то каюту, всех тошнит, дрожат, сидят обгорелые и мучаются! Даже стать негде, на полу какая-то слизь. Трясет неимоверно.
Пойду посмотрю, как дела.
Всюду стоны и дрожанье. На лицах написано только одно желанье: скорее бы дойти до Саида, а то, не ровен час, напоремся на мину.
Наконец показался Порт-Саид. Стою у трубы, греюсь. Подходим к землечерпалке. Слышны голоса англичан.
Вывожу обожженных и раненых.
- Вы что же не зажигаете огней? - говорит мне какой-то кэптен. - Огни и кранцы?
- Какие, - отвечаю, - вам огни? Я не знаю, где они!