Как бы там ни было, но даже роковой взрыв не смог, как говорят артиллеристы, "привести к молчанию" пушки "Императрицы Марии". Башни погибшего линкора незадолго перед Великой Отечественной войной были извлечены со дна морского водолазами ЭПРОНа (Экспедиции подводных работ особого назначения) и установлены под Севастополем. О подвиге 30-й береговой батареи, оснащенной поднятыми двенадцатидюймовками, - рассказ особый. Во всяком случае, орудиям "Императрицы Марии" довелось стрелять не только по кайзеровским кораблям, но и по гитлеровским танкам.
* * *
Летом 1987 года в Севастополь в музей Черноморского флота пришла объемистая бандероль из Парижа. Когда ее вскрыли, на столе начальника музея заструился блеклый белый шелк старого флага. Огромное полотнище пересекал наискось голубой андреевский крест.
То был кормовой флаг дредноута "Императрица Марии", под которым корабль встретил свой смертный час. Его прислал сын контр-адмирала Павла Остелецкого, эмигрантская судьба которого забросила во Францию.
- Мы очень благодарны Николаю Павловичу Остелецкому, - говорит главный экспозиционер музея Генриетта Васильевна Парамонова, - за то, что он сохранил и передал нам эту прекрасную реликвию. У флага "Императрицы Марии", спасенного матросами, мы будем рассказывать молодым морякам о самоотверженности их прадедов, будем учить их бдительности и мужеству.
Мне довелось подержать в руках это историческое полотнище. Сегодня, сложенный раз пять - музейные стены слишком малы для него, - флаг "Марии" положен под стекло.
Так устроен человек: все, что было до его рождения, кажется ему древностью. Я тоже считал, что гибель "Марии" - глубокая старина, пока однажды севастопольские друзья не познакомили меня с рыбаком-старожилом, носившим фамилию замечательного гоголевского героя - Бульба. Рыбак жил на Северной стороне в маленьком домике с большим садом. Мальчишкой ему довелось быть очевидцем рокового пожара на "Марии", а в зрелых годах - стал свидетелем трагедии линкора "Новороссийск". Именно Бульба и рассказал мне, что в старинных - лазаревских - казармах Учебного отряда Черноморского флота находится рында - судовой колокол - с "Императрицы Марии"... Поначалу просто не поверил. Но на другой день заместитель начальника отряда провел меня в комнату боевой славы. Огромный бронзовый колокол висел на специальном кронштейне. Я и мечтать не мог о том, что однажды смогу прикоснуться к реальному металлу "Императрицы Марии". Однако вот он передо мной!
Как странно - давным-давно нет корабля, но голос его можно услышать и ныне.
- Бам-мм... - Многопудовая рында гудит чуть надтреснуто. Край колокола рассекала трещина - след памятного взрыва, чье эхо и по сию пору отзывается болью в каждом русском сердце.
Москва - Севастополь
ВЗРЫВ КОРАБЛЯ
Одиссея мичмана Домерщикова
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Ленинград. 1938 год
Главный врач ленинградской психиатрической больницы "6-я верста" знал не только латынь, но и английский язык, поэтому он без труда перевел выцветшие строчки старого письма:
"Порт-Саид. 1916 г.
Милая Колди!
Теперь, когда ты читаешь это письмо и знаешь, что я жив - добавлю: и абсолютно невредим, - я вправе рассказать тебе о нашей катастрофе. Случилось то, чего я втайне опасался все четыре месяца нашего безумного плавания: мы взорвались. В десяти милях от Порт-Саида наш "Пересвет" взлетел на воздух. Сдетонировал носовой артпогреб, и наш старик, не продержавшись на плаву и четверти часа, ушел на дно. Вместе со всеми я принял "холодную ванну", но твои любезные соотечественники с конвоировавшего нас шлюпа "Дези" протянули мне руку помощи и приняли на борт вместе с другими моими соплавателями. И вот теперь мы снова в Порт-Саиде, в этой немыслимой дыре. Из Сахары дуют зимние песчаные ветры. Летучий песок шуршит по брезенту палаток, в которых мы живем, навевая тоску невообразимую.
Союзники обещают прислать за нами транспорт и переправить в Европу. Думаю, самые тяжкие испытания позади, и я обниму тебя в Петрограде с началом весны... Без тебя твой - Михаил".
Это письмо и небольшую фотографию моряка с погонами старшего лейтенанта российского флота принесли и положили на стол доктора вместе со свидетельством о смерти больной Антонины Н. - на подпись.
Из всех историй болезни, хранившихся в районном доме скорби, история душевного недуга тридцатипятилетней красавицы была самой романтичной. В начале двадцатых годов деревенская девушка Тоня Н. - статная, необыкновенно привлекательная - приехала в Петроград на заработки. Почти неграмотная, не знавшая ни одного городского ремесла, она нанялась домработницей в семью капитана дальнего плавания. Красавец-капитан был женат на англичанке, которая, как гласила молва, увезла однажды в Англию военные секреты, за что муж ее пошел под суд и был сослан на десять лет в Сибирь. Тогда Тоня, уверенная в невиновности своего хозяина, отправилась в Москву добиваться справедливости. Неискушенная в судебных делах, едва умевшая вывести свою подпись печатными буквами, она ходила из приемной в приемную, из наркомата в наркомат и в конце концов сумела облегчить участь капитана. Его перевели на работу по специальности, и он стал водить баржи по Енисею. То был сущий подвиг женского сердца во имя справедливости и любви, ибо Тоня, на беду свою, любила капитана со всей силой первого чувства. Любила страстно, затаенно и безнадежно, сознавая всю пропасть, разделявшую ее, "необразованную" крестьянку из глухой деревни, простую домработницу, и его, бывшего дворянина, в прошлом блестящего морского офицера, а в советское время капитана большого парохода, совершавшего рейсы из Ленинграда в Лондон, человека в два раза старшего по возрасту, прошедшего три войны русско-японскую, германскую и гражданскую... И только бегство жены-англичанки, прихватившей с собой и семилетнего сына - Тоня души в нем не чаяла, перенося на него всю неистраченную любовь к его отцу, - это бегство и последовавшая за ним житейская катастрофа капитана, сбросившая его с недосягаемых вершин на дно жизни, когда она, по-старому "прислуга", а по-новому "домработница", вдруг оказалась выше его по положению, - все это внушило Тониному сердцу какие-то надежды. Сначала она посылала ему теплые вещи и домашнюю снедь. Ведь капитан был совершенно одинок: родители умерли, единственный брат пропал неизвестно где, а друзья, даже те, что не верили в пособничество капитана английской шпионке, писем все же ему не писали, и Тонины посылки, да тетрадные листки, испещренные большими печатными буквами, кой-где подплывшими от слез, связывали его с родным городом единственной спасительной нитью.
Узнав, что капитану вышло послабление и живет он вроде как вольный, Тоня собрала свои немудреные пожитки, закрыла на все замки и запоры хозяйскую квартиру, которую долгие годы сберегала в неприкосновенности, и отправилась в Новосибирск, по великому жертвенному пути, накатанному еще декабристскими женами. Впрочем, вряд ли она знала о них что-нибудь, да если бы и знала, ведь не в подражание же кому-либо выбрала она свою судьбу-дорогу...
А капитан и в самом деле жил почти вольной жизнью. Он даже женился на подруге по несчастью, бывшей петербургской аристократке, женщине яркой, красивой, образованной... Удар был столь велик, что Тоня повредилась умом и, вернувшись в Ленинград, угодила в больницу, где и окончила свои дни через несколько лет по причине черной меланхолии.
Медицина бывает бессильной не только против смерти, но и против любви. Констатировав эту невеселую истину, главврач подписал свидетельство о смерти, а письмо и фотографию, с которыми несчастная не расставалась даже в палате, предал огню.
На дворе стоял тридцать восьмой год, и осторожный главврач не хотел хранить письма бывших офицеров.
Каково же было его удивление, когда наутро он увидел у больничных ворот того самого человека, чье фото он сжег! Постаревший, поседевший, в темно-синем кителе, он шел за скромным крашеным гробом.
Тоня все-таки дождалась своего капитана...
В далеком Порт-Саиде, там, где начинается знаменитый Суэцкий канал, стоит под сенью пальм обелиск из серого камня. На обелиске выбиты слова: "Русским морякам, погибшим на боевом посту в январе 1917 года. Сооружен Министерством обороны СССР в 1955 г.".
Это памятник экипажу крейсера "Пересвет".
Самое страшное из того, что может случиться на военном корабле, взрыв артиллерийских погребов. Именно так погиб крейсер "Паллада" в октябре 1914 года: торпеда с германской подлодки U-26 сдетонировала погреба, и огромный корабль затонул почти мгновенно. Из пятисот восьмидесяти четырех человек экипажа не спасся никто. Всплыла лишь одна судовая икона - образ Спаса Нерукотворного... Именно так - от взрыва погребов носовой башни погиб спустя два года новейший русский дредноут "Императрица Мария". Именно так погиб и крейсер "Пересвет" в конце шестнадцатого по старому стилю, в начале семнадцатого - по новому...
Две первые катастрофы потрясли всю Россию, о них много писали и пишут до сих пор, а вот на гибель "Пересвета" русская пресса почти не отозвалась. То ли потому, что подобные взрывы уже перестали быть сенсацией, то ли потому, что крейсер погиб слишком далеко от родных берегов, а может быть, и потому, что февральский взрыв самодержавия затмил огненный столб над палубой старого - порт-артурского еще - эскадренного броненосца, переименованного по нуждам войны в линейный корабль, но линкором так и не ставшего...
Поход "Пересвета" повторял в миниатюре скорбный путь эскадр Рожественского и Небогатова в географически зеркальном отражении: не с запада на восток, а с востока на запад. "Пересвет" был последней морской катастрофой царской России. Символической катастрофой. Вслед за крейсером пошел ко дну и государственный корабль царизма.
Причины гибели "Пересвета" до конца не выяснены. Тогда, когда это можно было еще сделать, разразились события одно грандиознее другого: Октябрьская революция, Гражданская война... Теперь же и вовсе не докопаться до истины. Средиземное море, Порт-Саид и зарубежные архивы хранят эту тайну. И все-таки...
Глава первая
ПРИСТАНИЩЕ БЕГЛЫХ ФЛОТОВ
Бизерта. Сентябрь 1974 года
Плавбаза "Федор Видяев" в сопровождении сторожевика и подводной лодки, на которой я служил, входила на рейд Бизерты с визитом дружбы. В знак уважения к советскому флагу нас поставили не в аванпорте, а в военной гавани Сиди-Абдаллах - в той самой, как выяснилось, что стала последним причалом для черноморских кораблей, уведенных Врангелем из Севастополя. Здесь же укрывались и испанская эскадра, угнанная мятежниками из республиканской Картахены в 1939 году, и остатки французского флота после падения Парижа в сороковом.
Бизерта, Бизерта, пристанище беглых флотов...
Я оглядывался по сторонам - не увижу ли где призатопленный корпус русского эсминца, не мелькнет ли где ржавая мачта корабля-земляка... Но гладь Бизертского озера была пустынна, если не считать трех буев, ограждавших район подводных препятствий. Что это за препятствия, ни лоция, ни карта не уточняли, так что оставалось предполагать, что именно там, неподалеку от свалки грунта, и покоятся в донном иле соленого озера остатки и останки "бизертской эскадры".
Утром объявили сход на берег. Видавший виды плавбазовский баркас, тарахтя мотором, шел вдоль озерного берега, держа курс на бизертские минареты.
Красноватая всхолмленная земля с клочковатой зеленью. Под редкими пальмами паслись верблюды. Так странно было их видеть поверх белых матросских бескозырок!
А впереди наплывала Бизерта - кроны пальм и купола мечетей, белые купола и зеленые кроны. Африканское солнце жгло нещадно. Кроме белого цвета стен и одежд в Бизерте любили голубой. В голубой были выкрашены двери и жалюзи, решетки балконов и навесы витрин. Если у городов есть глаза, то Бизерта голубоглаза.
Мы высадились недалеко от паромного причала и вышли на Русскую улицу. Это было приятно, как будто названа она была именно в нашу честь. Правда, через квартал мы попали на Бельгийскую улицу, а потом пересекли Турецкую, Алжирскую, Греческую, Испанскую... По приморскому бульвару мы дошли до древней завязи города - бухточки Вьё-Пор, раздвигающей старинные испанские кварталы Бизерты, словно извив реки, едва начавшейся и тут же оборванной. То была не просто лагуна, а как бы еще одна городская площадь, мощенная не камнем, а легкой морской рябью. Вьё-Пор - Старый Порт - кишел рыбацкими лодками, заваленными непросохшими сетями, корзинами с серебристой макрелью, сардинами, лангустами... На мачтах болтались рыбьи хвосты, подвязанные для доброго лова, а на бортах и транцах утлых суденышек пестрели знаки от дурного глаза - око, начертанное посреди растопыренной пятерни. Кое-где ржавели прибитые к рубкам "счастливые" подковы. Видно, нелегко доставалась рыбацкая добыча, если приходилось надеяться на помощь стольких амулетов...
Кричали муэдзины с белых минаретов, пытаясь наполнить уши правоверных мудростью пророка через воронки радиорупоров.
Аллах акбар! Велик базар... Плывут малиновые фески, чалмы, бурнусы... Велик торговый карнавал! Пестрые попоны мулов, яркая эмаль мопедов, сияющая медь кувшинов на смуглых плечах водоносов, пунцовые связки перца, разноцветная рябь фиников, миндаля, маслин, бобов...
На приступах, в нишах, подворотнях, подвальчиках кипела своя жизнь. Под ногами у прохожих старик бербер невозмутимо раздувал угли жаровни с медными кофейниками. Его сосед, примостившийся рядом, седобровый, темноликий, по виду не то Омар Хайям, не то старик Хоттабыч, равнодушно пластал немецким кортиком припудренный рахат-лукум. Разбаш, наш офицер, тут же приценился к кортику, но старец не удостоил его ответом. Он продавал сладости, а не оружие.
Закутанные в белое женщины сновали бесшумно, как привидения. Порой из складок накрученных одеяний выскользнет гибкая кофейная рука, обтянутая нейлоном французской кофточки, или высунется носок изящной туфельки. В толпе не увидишь старушечьих лиц - они занавешены чадрой, и потому кажется, что город полон молодых хорошеньких женщин. Но это одна из иллюзий Востока.
У ворот испанской крепости Касбах к нам подбежала девушка европейской внешности, но с сильным местным загаром. Безошибочно определив в Разбаше старшего, она принялась его о чем-то упрашивать, обращаясь за поддержкой то ко мне, то к Симбирцеву. Из потока французских слов, обрушенных на нас, мы поняли, что она внучка кого-то из здешних русских, что ее гранд-папа, бывший морской офицер, тяжело болен и очень хотел бы поговорить с соотечественниками, дом рядом - в двух шагах от крепости.
Мы переглянулись.