Нам сегодня многого не хватает, того нет, другого... Но пуще всего не хватает нам гордости и достоинства. Да, мы бедны. Но только не надо винить в том наших стариков. Не надо их топтать. Мне не стыдно, когда мой батя, приняв 9 мая чарку за Победу, марширует на месте и поет: "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Он всю войну жег из пушек немецкие танки - четыре ранения, шесть орденов... Нельзя терять морального права смотреть им в глаза - живым и мертвым. Да, я беден, но я горд. И мне не стыдно смотреть в глаза своему внуку Славке. Ему шесть лет. На парадах мы вместе обходим на катере корабли. Он стоит со мной рядом в форменке с гюйсом, в бескозырке и отдает честь нашему флоту. И как бы не ругали нынешнюю молодежь, она идет нам на смену, и в ней есть свои Сергеи Преминины, свои неизвестные нам пока - до трудного часа - герои. Надо только смотреть, кому ты сдаешь свой пост.
* * *
Вся тяжесть ядерного противостояния сверхдержав легла на плечи прежде всего экипажей атомных ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. Это явствует и из самого названия этих кораблей, и из сути их боевой службы - быть в постоянной готовности к ракетному залпу, где бы они не находились.
Поэт из моряков-подводников Борис Орлов сказал об этом так:
За нашей подлодкой - невидимый след.
Не будет ни криков, ни шума.
Возможно, вернемся, а, может быть, нет...
Но лучше об этом не думать!
Двадцать пять раз именно так уходил в моря адмирал Вячеслав Попов.
25 "автономок".
25 разлук.
25 затаенных прощаний с миром живых навсегда.
25 неведомых миру побед... И в общей сложности - восемь лет под водой.
Года не прошло, как он принял Северный флот. И вот такой удар на пике карьеры, на вершине всей долгой, честной и опасной службы...
Еду в штаб Северного флота. Понимаю, что Попову сейчас не до меня, не до бесед. Да и журналисты всех мастей допекли так, что газетный лист вызывает у него тошноту. Тем не менее адъютант командующего приглашает в кабинет. С трудом узнаю осунувшееся, резко постаревшее лицо, глаза красны от застарелой бессонницы. Адъютант забирает со стола пепельницу, полную окурков. В окне кабинета как всегда - корабли у причалов, авианосец на рейдовых бочках да нависший над морем в отлив острый нос мемориальной подводной лодки К-21 - "катюше" фронтовых времен... Но наш разговор о другой "катюше" - о К-141, о "Курске".
- Вячеслав Алексеевич, как вы узнали о том, что случилось с "Курском"?
- Я находился здесь, в своем кабинете в штабе флота, когда мне доложили, что "Курск" не вышел на контрольный сеанс связи. До того он должен был донести о проведении торпедной стрельбы. Обычной стрельбы практической торпедой. Никаких экспериментов с этой лодкой не проводилось...
Стрельба была запланирована на 11.30. В этот момент мы находились на "Петре Великом" в 30 милях севернее этого района, обеспечивая другую АПЛ.
Донесение от Лячина не поступило. Это насторожило, встревожило... Ну, ладно. На полигоне всякое бывает: ну не вышел на позицию стрельбы, не успел определить главную цель, неисправность практической торпеды... Короче, сам факт несостоявшейся атаки еще не давал повода предполагать самое плохое. В моей командирской практике тоже бывали случаи, когда я по тем или иным причинам не мог передать в эфир сообщение...
Капитан 1-го ранга Лячин должен был выйти на контрольный сеанс связи со штабом флота в 23 часа ноль-ноль минут и донести, как положено: "всплыл, оставил район боевой подготовки". Но он не вышел... Я хорошо знал командира "Курска" - таких нарушений по связи у него быть не могло.
Вот тогда-то - в 23 часа 30 минут - я и объявил по флоту аварийную тревогу. Сам же вылетел вертолетом на крейсер "Петр Великий", где пробыл потом две недели...
Хочу заметить, что время объявления аварийной тревоги считается началом спасательной операции. В этом плане мы не потеряли ни одной минуты. "Курск" был найден через четыре с половиной часа. Его нашли с помощью эхолотов "Петра Великого" в точке с координатами: широта 69 градусов 37 минут северная, долгота 37 градусов 35 минут восточная.
- Когда вы прибыли в район аварии, были ли слышны какие-либо сигналы с затонувшей подлодки?
- Были. Акустики докладывали о стуках из отсеков. Они были приняты трактом шумопеленгования гидроакустического комплекса "Полином". Но быстро прекратились. Мы надеялись, что услышав наши винты, подводники поняли, что их нашли, и теперь экономят силы.
Однако сейчас, после тщательного инструментального изучения зафиксированных звуков, после спектрального анализа в лаборатории СФ, возникли большие сомнения, что эти стуки исходили от нашей подводной лодки... И вот почему. Сигналы "SOS" подавались механическим излучателем. Таких приборов на наши подводные лодки не ставят. По всей вероятности, эти сигналы подавались с иностранной подводной лодки, которая находилась неподалеку от "Курска".
Когда мне доложили результаты предварительного осмотра корпуса "Курска" - о том, что огромная пробоина находится на стыке носового и второго отсеков, я понял, что большая часть экипажа погибла.
- Почему же об этом сразу не было объявлено?
- Зачем? Что бы это изменило? Не приехали родственники? Они бы все равно приехали, даже если бы мы объявили, что в отсеках нет ни одной живой души. Не поверили бы. И правильно сделали бы. Потому что знать, подчеркиваю - не предполагать, а знать этого было не дано никому. В кормовых отсеках по всем прикидкам должны были оставаться живые люди. Другое дело, сколько они протянули в тех немыслимых условиях...
- Но ведь затянувшаяся спасательная операция, напрасное ожидание перенапрягали нервы не только родственников, но и всех, кто следил за ходом операции...
- По нервам людей били те телевизионные шоумены, которые раскрутили нашу трагедию по всем канонам крутого боевика с непредсказуемым финалом. Родственники погибших, сами того не ожидая, сделались участниками жестокого действа, когда им каждый день внушали с телеэкрана, что их сыновей и мужей не торопятся спасать.
Отец капитан-лейтенанта Бориса Гелетина, оставшегося в отсеках "Курска", капитан 1-го ранга Владимир Иванович Гелетин, служит у нас в штабе Северного флота. Когда разворачивалась спасательная операция, он сам, как оператор, находился на посту контроля. За месяц до гибели сына он пережил смерть внука. Это очень мужественный человек. Когда развернулась бешеная, другого слова я не нахожу, травля нашего флота по известным телеканалам, Гелетин сам рвался на телевидение: "Дайте мне сказать все, как было..." Не дали...
- А как все было? Что он хотел сказать?
- Я думаю, он еще скажет все, что хотел сказать. А как все было довольно честно показал телерепортер РТР Аркадий Мамонтов. Хочу лишь сказать, что нашим спасателям была поставлена задача на порядок труднее, чем норвежским водолазам. Нашим акванавтам надо было обеспечить герметичный вход в лодку через кормовой аварийно-спасательный люк, что оказалось невозможным не по причине плохой техники или малоопытности спасателей, а из-за глубокой трещины на комингс-площадке. Чего никто не ожидал. Норвежцам же предстояло лишь открыть крышку люка. Они это сделали спустя сутки с помощью манипуляторов подводного робота.
- Один из главных упреков - почему так поздно пригласили иностранцев, и даже почему препятствовали им в работе.
- Последнее обвинение полная чушь! Все, что им от нас требовалось, мы предоставляли немедленно. Единственное ограничение было - работать только в корме. И то по просьбе норвежцев мы пустили их водолазов к шестому реакторному - отсеку, где они сделали замеры радиоактивности. Их приборы показали: "Ноль. Точка. Ноль". После чего они могли погружаться без опаски "схватить дозу".
Почему не пустили их в нос? Потому что никаких дел для спасателей там не было. Тем более что норвежские водолазы были вовсе не спасателями, а монтажниками подводных нефтяных конструкций. Не забывайте, что подводные крейсера, подобные "Курску", по-прежнему находятся на вооружении нашего флота и уже в силу этого являются режимными объектами. Даже в полуразрушенном виде он остается носителем некоторых военных секретов. Поэтому обследовать его должны были только наши специалисты. Ведь осмотреть носовую оконечность ставшего на ремонт в Бергене "Мемфиса" американцы не позволили даже своим союзникам по блоку НАТО. Все недоумения, почему норвежские водолазы, равно как и британская спасательная субмарина, не получили полной свободы действий - просто не корректны.
Что касается "опоздания в приглашении"... На первом этапе спасательных работ никакие иностранцы нам были не нужны. Мы пришли в район не с голыми руками. Нам было чем спасать, и были шансы на успех. И лишь когда стало ясно, что все попытки состыковать аппарат обречены на провал, вот тогда на месте спасательных работ и появились норвежские глубоководники. На этом, втором этапе, когда мы убедились, что живых в корме уже нет, люк можно было открывать любым способом...
Я глубоко признателен норвежским морякам и водолазам за то, что в трудную минуту они оказались рядом.
- Один из московских журналов утверждает: "Отсутствием должной подготовки может объясняться и то, что экипаж "Курска" не воспользовался никакими спасательными средствами"...
- Не знаю, чего больше в этом утверждении - кощунства или глупости... Разве можно упрекать погибших людей в том, что им не хватило умения воспользоваться спасательными средствами? Если речь идет о тех, кто мог оставаться в корме, то им для спасения надо было открыть аварийный люк. Но то, что им не удалось это сделать, вовсе не говорит об их выучке. Это судьба.
- Ваша версия случившегося?
- Представьте себе, что вам, следователю, сообщают: в джунглях погиб человек. Рядом находились трое недружественных к нему охотников. Возможно, человек нечаянно застрелил себя сам, возможно, его случайно подстрелили другие. Вот и вся информация. Осмотреть тело погибшего крайне сложно. Охотники с места гибели быстро удалились, причем один из них сразу же обратился в ближайшую больницу. На просьбу следователя предъявить свое оружие для экспертизы отказывается... Вот и думай что хочешь.
Из всех рассматриваемых сегодня версий наиболее логичной считаю столкновение с иностранной подводной лодкой. Удар мог деформировать переднюю часть торпедного аппарата, инициировать взрыв торпеды или иную аварию в носовом отсеке "Курска", из-за которой подводный крейсер уткнулся в грунт и произошел второй - главный - взрыв сдетонировавшего боезапаса.
Как бы там ни было, но вопрос еще и в том, почему на нашем полигоне оказались сразу три иностранные подводные лодки: две американские и одна английская?
В 1987 году, когда группа советских атомных подводных лодок, отклонившись от обычного маршрута, только вошла в западную часть Атлантики, в американском парламенте начались истерические запросы по поводу того, куда смотрит Пентагон и зачем русские подлодки идут к берегам Америки. Замечу, что до тех берегов были еще тысячи миль. А здесь международная группировка из трех атомоходов рыскает у самой кромки морской госграницы России, да еще на полигоне, где проводятся учения со стрельбой.
А если бы я направил к берегам Америки три атомные подводные лодки с разведывательной целью и в районе их действия погиб по непонятным причинам американский подводный крейсер? И тут же одна из российских подлодок срочно встала на ремонт где-нибудь на Кубе и на все предложения предъявить к осмотру ее носовую часть ответил бы категорическим отказом. Какие бы версии стали выдвигать американские журналисты?
Существует международное соглашение о взаимном уведомлении насчет проведения военных учений и маневров. Российская сторона никогда не отказывала американским наблюдателям в их международном праве присутствовать на учениях наших войск или флотов. И в этот раз нашлось бы место на мостике "Петра Великого" американскому адмиралу, если бы тот того пожелал. Зачем же надо было тайно пробираться в район учений Северного флота, создавая предпосылки к аварийно-навигационным происшествиям, навлекая на себя подозрения, осложняя и без того непростые российско-американские отношения?
- Против версии столкновения есть вот какое возражение - цитирую популярное издание: "АПЛ К-141 (то есть "Курск". - Н.Ч.) имела подводное водоизмещение более 23 тысяч тонн. У американских АПЛ типа "Лос-Анджелес" и "Сивулф", ведущих наблюдение за российскими подводными лодками, подводное водоизмещение составляет 7-8 тысяч тонн, а запас плавучести вдвое меньше, чем у "Курска". В результате столкновения наиболее тяжелые повреждения получила бы субмарина, имеющая меньшее водоизмещение (для наглядности следует представить столкновение "газели" с "КамАЗом").
- Говорят, все сравнения хромают. А это в особенности. Расспросите любого инспектора ГИБДД, и он расскажет вам из своей практики множество случаев, которые никак не укладываются в эту схему: "большая машина - малая машина". И потом, не надо забывать, что "газель", которая столкнулась с нашим "КамАЗом", обладала прочностью бронетранспортера. Но не в этом дело. Ведь все зависит от угла встречи, взаимного положения кораблей, их скоростей. Безусловно, и вторая лодка получила серьезные повреждения, но не летальные. Она могла уйти с места происшествия своим ходом, как до сих пор уходили и "Батон Руж", и "Грейлинг"... Я не сомневаюсь в прочностных характеристиках "Курска", но ведь и небольшой Давид уложил огромного Голиафа камнем, выпущенным из пращи. Главное - куда пришелся удар. У 949-го проекта, к которому принадлежал "Курск", немаловажная в этом плане особенность - все его пусковые ракетные установки расположены вне прочного корпуса и потому легко уязвимы при любом таране.