Я увлеклась размышлениями о целях Витора и придумыванием способов ему помешать и не показать наши с сестрой… особенности в полной мере, поэтому не сразу заметила одну странность.
Эли сильно волновалась. У нее неплохо получалось держать себя в руках: воплощения страха и тревоги вышли небольшими, и ей даже удалось с ними справиться самостоятельно. Помогли положительные эмоции, а именно симпатия. Она чем-то напоминала алую бабочку-любовь и розовую птичку-нежность. Выглядела миниатюрной птахой с длинным хохолком и крыльями огневки, бабочки, появляющейся осенью. Мы как раз подошли к двери Салливана, услышали приглушенные голоса доктора и Берты, когда я поняла, кому именно симпатизирует сестра и за кого боится.
За того, на кого напал бандит (я не стала волновать Элизу, озвучила официальную версию). За Кевина. За полного… аристократа. За нашу единственную надежду выбраться из передряги.
— Эли? — Я оттащила сестру от двери за руку. Мы остановились у ниши с большой восточной вазой почти в мой рост. Пока с Салливаном доктор, серый гость Алистера в комнату не сунется. А вот узнать, что и почему себе нафантазировала сестра, нужно немедленно. Пока ее настроенная на романтику дамскими книжками головка чего-нибудь не придумала. — Ты мне ничего не хочешь сказать? — Я кивком показала на дверь в покои Кевина. — Пожалуйста, скажи, что мне показалось.
Элиза смущенно потупилась, судорожно сжала ручку сумочки и покраснела как переспелый помидор. Судя по ее реакции, все намного серьезней, чем я предполагала.
— Эли? Но как же так? — Я смотрела на сестру и не верила. Как можно за три дня увлечься тем, кто ни во что тебя не ставит?
Эли закусила губу.
— Он ведь постоянно хамит и считает нас вторым сортом? — напомнила о неприглядной действительности.
— Это все его мать. Она его таким воспитала. На самом деле он другой, — возразила Эли, поднимая сияющие радостью глаза.
В любом другом случае я была бы счастлива: воплощения развеялись сами, не выдержав напора растущей симпатии. Но сейчас меня смущал не столько объект чувства, сколько алое пятнышко над головой сестры, пока еще размытое. Зарождающееся чувство должно быть сильным, раз оно воплощается в реальность. Как можно влюбиться за три дня?! Влюбиться в такого… такого… Кевина?
— На самом деле Кевин другой. — Кажется, слишком сильно скривилась, и Элиза решила меня переубедить: — Он галантный, обходительный, внимательный. Да, он бывает иногда резким. Но только когда того требует ситуация, не более! Ты просто не успела этого понять.
— Эли, а ты точно говоришь об этом Кевине? — Было подозрение, что мы с ней успели пообщаться с двумя совершенно разными Кевинами.
— Да!
— Но ты же сама говорила, как тебя достали он и его мать, пока я спала? — предприняла попытку вернуть с небес на бренную землю жертву женских романов.
— Они были резки, но ведь так делали не только они? — неуверенно пожала плечами Элиза.
— Стадное чувство сработало?
— Не знаю…
А она не совсем утратила способность здраво мыслить. Только вот рядом с ней явно угадывается силуэт боли и ярости.
Прости меня, сестричка! Если бы я заметила хоть один намек на то, что Кевин небезнадежен, сделала бы все, чтобы алая бабочка не только воплотилась в наш мир, но и обзавелась соседкой, парящей рядом с двэйном.
Тебя невозможно не полюбить, Эли. Но именно этот мужчина никогда не даст тебе того, на что ты надеешься: семьи. А участь игрушки, любовницы окончательно сломает тебя, моя мечтательная половинка. Знаю, мастера теней редко заводят фавориток, но мне кажется, Салливан как раз и является исключением.
— Эли, ты для него не больше чем симпатичная мордашка.
Элиза гневно вспыхнула, на глаза навернулись слезы.
— Неправда! Я не ребенок, я вижу, как он на меня смотрит!
— Как?
— Как на женщину!
— Как на временное развлечение, — поправила я.
Сестра замотала головой. Боль и ярость почти проявились.
— Эли, он целовал меня и предлагал подумать о… сотрудничестве, — тихо произнесла я. Неужели сказала это вслух? — Чтобы ему не пришлось выкидывать меня на улицу, предлагал… объединиться.
Если промолчу, Эли не поверит. А сейчас мне было больно смотреть на сестру и противно от своего поступка.
— Он не такой, — упрямо повторила она.
— Увы, такой. Ты правильно заметила: он действует, как того требует ситуация. И сейчас он не хочет упускать деньги брата. И даже согласен объединиться с его вдовой, свалившейся на его голову неизвестно откуда. Прости, я не хотела тебе говорить.
— Ты неправильно его поняла. — Глаза Эли опасно полыхнули белым.
Бесполезно. Она меня не слышит! А это нехорошо. Это очень нехорошо!
Я судорожно вспоминала, как вендиго относятся к себе подобным и существам, связанным с сородичами. Выходило, что не трогают. Придется рискнуть — к Кевину я Элизу не подпущу!
Пусть что хочет думает! Что я влюбилась в Кевина, что ревную, что угодно, но Эли слишком светлая девушка для него. Даже сейчас. Она не сможет ему лгать. Или он сам поймет, что с ней не все так просто. И тогда все будет кончено.
Эли заметила мои метания, нахмурилась, придвинулась вплотную и прошептала в самое ухо:
— А какое отношение имеет к Кевину моя… проблема? Я не настолько глупая, чтобы говорить ему сразу.
— Как ты?..
Элиза пожала плечами.
Видимо, моя попытка взять ее чувства под контроль, направить их в безопасное русло вытряхнула Элизу из привычной апатии. Хорошо. Отлично! Плохо другое: придется рассказать о вендиго. Мы близнецы, сестра почувствует ложь. Я могу недоговаривать, но врать я ей никогда не умела. Но есть еще один вариант, почти правды…
— Пусть я неправильно его поняла. Пусть его поступок был… ошибкой и у него слишком много гордыни, чтобы извиниться. Возможно… Но ты уверена, что, если будешь рядом с Кевином, он ничего не заметит?.. — Я вытащила из сумочки зеркальце, протянула сестре.
Увидев в отражении периодически возникающие и пропадающие белые всполохи в своих глазах, Эли потерла веки кулаками. Но это не помогло избавиться от предательского света. Сестра зло посмотрела на меня, алая кошка-ярость тут же немного подросла. Боль от нее не отставала. Еще немного, и придется их развоплощать.
— Ты права, — наконец согласилась Элиза, — мне лучше держаться от него подальше. Я точно тебе сейчас не нужна? — последние слова она произнесла вялым и безжизненным голосом.
Однако предательское пламя в ее глазах не погасло. Эли скрыла его в тени ресниц.
Мне придется отправить ее обратно в комнату. И надеяться, что слухи о том, что вендиго не трогают тех, кто так или иначе имеет отношение к их виду, правдивы.
— Думаю, ты права, тебе лучше вернуться обратно. Запрись в комнате и никому, кроме меня, не открывай.
— Ты что-то недоговариваешь. — Сестра обняла меня за шею и, глядя в глаза, спросила: — Кто на самом деле ранил Кевина?
— Бандит.
— Ты лжешь. — Объятие превратилось в весьма болезненную хватку, кожу несильно оцарапали острые коготки. — Кто на него напал? Габи! Прекрати меня опекать! Я не настолько слабая! Я справлюсь, позволь мне помочь!
Судя по тому, что у меня вот-вот затрещат ребра, совсем не слабая.
— Габи?!
Видят духи, я этого не хотела! Я зажмурилась и, уткнувшись в шею сестры лицом, едва слышно выдохнула одно слово:
— Вендиго.
Эли испуганно охнула, отпустила меня, удивленно посмотрела на свои руки. Прижала их к груди, будто пытаясь защититься.
— Габи… это ведь не?..
— Нет, это другой зверь, — поторопилась успокоить сестру.
На лице Эли промелькнул целый калейдоскоп эмоций: облегчение, радость, страх, беспокойство, догадка и понимание.
— Думаешь, он здесь? В поместье? В особняке? И снова нападет на Кевина?
Я нехотя кивнула.
— Тогда я с тобой! Меня он не тронет! — снова обняв меня, в этот раз нежно и осторожно, жарко зашептала Эли. — Я только сбегаю за вуалью. Я тебе помогу! Я ведь тоже… почти…
— Ты человек! — сердито перебила я. — Была, есть и будешь! У нас все получится. Никаких «почти», запомни! Никаких! Просто все стало несколько сложней, чем мы думали.
Элиза согласно закивала. А я поняла, что ее мысли занимает отнюдь не собственное спасение.
Мало мне Витора с его безумным планом избавиться от неугодных родственников! Я вспомнила наши с ним пикировки, поцелуй. К счастью, я не Эли и не верю, что любовь и симпатия способны перевоспитать мужчину.
Правда, радости от осознания этого факта не ощущала. Мне стало тоскливо. Алистер был первым мужчиной, которому понравилась я настоящая, а не копия моей примерной сестры. Видимо, права была мама, когда говорила, что, если не стану во всем равняться на сестру, останусь одна. Без друзей, без семьи.
Я дала себе мысленную оплеуху. Не раскисай! У меня есть цель. Зарядить накопители, помочь Элизе. Помешать Алистеру уничтожить родственников. Как? Для начала оказываться рядом с теми, кто первый в списке.
Благо Витор подсказал, к кому он испытывает повышенный интерес! Кевин, его мать и отец. А еще пара троюродных кузенов.
На данный момент самый вероятный кандидат — Салливан. Алистеру важно, чтобы его не заподозрили. Он обставляет происшествия как несчастные случаи. И, судя по всему, о его истинных целях никто не знает, даже доктор и его супруга. Хотя они точно в курсе того, что Витор жив. Но почему-то не задают вопрос: зачем ему этот глупый розыгрыш?
Впрочем, вспомним репутацию Алистера: самый молодой мастер, склонный к авантюрам.
Меня тоже вполне устраивало объяснение с проверкой на вшивость родственников, пока не увидела Витора на той стене… и исчезающего вендиго, которого даже не пытались схватить. Недопокойный супруг висел на стене и ждал, когда раскрывший себя дух уйдет.
— Я быстро! — Элиза сжала мои пальцы, заглянула в глаза: — Я верю, что у нас все получится… просто… Просто иногда мне кажется… Но я все равно верю! Правда!
Эли убежала за вуалью.
Я, постучав в дверь и дождавшись разрешения войти, отправилась выяснять, как обстоят дела у Кевина.
В гостиной Берта устроила филиал кабинета доктора. Везде были разложены приготовленные биксы с инструментами, расставлены пузырьки с зельями и коробки с перевязочным материалом. Дверь в спальню Кевина была распахнута. Кровать разобрана до досок, которые застелили простыней. На ней лежал пострадавший, над ним колдовал доктор.
— Как он? — взяв протянутый Бертой бикс, спросила я.
— Зачарованная сталь, яд, больше сотни ран — плохо. — Берта, уставшая и запыхавшаяся, жестом попросила отнести бикс мужу.
Приблизившись к доктору, я незаметно бросила взгляд на грудь бледного как смерть Кевина. Раны действительно были нанесены острым прямым клинком, а не загнутыми когтями. С каких пор вендиго пользуется оружием? Глупый вопрос. С тех самых, как дух служит мастеру теней, которому нужно списать смерти родственников на случайности!
— Поставьте туда. — Эрл показал на придвинутую к кровати тумбу. И, не отрываясь от больного: — Я ждал двэйну Салливан. Но и ваша помощь пригодится. Кевин запретил звать прислугу и настоял, чтобы мы перетащили его сюда.
Я понимала Салливана. Он не хотел пригласить в помощники доктору вендиго. Тварь вполне могла незаметно подменить зелье на яд. А что касается комнаты — тут я чувствовала себя хуже, чем в остальном доме, значит, стоит какая-то дополнительная защита. Когда он только успел? Сразу как понял, что брат завел шашни с духом? Или раньше, когда выслеживал вендиго у деревни?
Не стала мешать доктору, вернулась к Берте.
— Он приходил в себя?
— Дважды. — Женщина протянула мне саквояж. — Расставь их по видам, там есть пометки: заживляющие, кровоостанавливающие… Это запас на всякий случай. Первый раз — когда мы с тобой только ушли. Запретил слуг звать и сюда сказал нести, потом пытался что-то прошептать и потерял сознание. Второй раз — уже тут. Сразу магичить начал. Мой его чуть за это не прибил! Еле дышит, а туда же! Защиту укреплять!
Понятно: Витора, конечно, тут тогда уже не было. Кевин понял, что его пропавший кузен жив, связан с духом и попытается убить его снова. И укрепил защиту. Но достаточно ли, чтобы остановить вендиго?
— Ты чего такая смурная? — нахмурилась Берта, заметив, что я замерла с пузырьком в руке. — Поймали бандита уже! Поймали! Кевин выживет! И не с такими ранами вытягивали!
Она искренне радовалась и беспокоилась за Салливана. А я думала: какой же Витор лицемер! Доктор и его жена Алистера на самом деле любят. И его кузена. Всю высокомерную семейку. Иначе бы Берта не искала оправданий матери Кевина, до сих пор не явившейся к сыну.
— Наверняка опять мужа ищет! — Берта вручила Эли поднос с приготовленными бинтами. Стоило сестре появиться на пороге, как женщина моментально подключила ее к лечению Салливана. — Хороший он мужик. Но до баб охоч, аки кот по весне. Батюшка его на нашей Софи и женил, думал, такая бойкая жена в ежовых рукавицах держать будет. А он, как уж, из колючек выскользнул! Да и не может она ему запретить, чтобы или — или!.. Было дело в молодости…
Женщина загадочно покачала головой и отправилась помогать мужу.
Я лишь пожала плечами: не понимаю двэйну Софи! Твой ребенок при смерти, а ты гоняешься за неверным мужем. Пусть хоть десять дам себе заведет, это ведь его не убьет, правда? А сын — один.
Остаток ночи мы с Эли провели между гостиной и спальней Кевина. Помочь доктору не могли, поэтому Берта определила нас на подхват. Отец никогда не выгонял из лавки, так что зелья мы знали назубок. С инструментами оказалось сложнее. Ничего, сориентировалась.
К утру доктору удалось нейтрализовать яд. Целительские чары и повязки, пропитанные зельями, должны были помочь ранам закрыться.
Берта отправила измотанного мужа спать. Мы с Эли вызвались помочь ей убрать лишнее. Элиза под любым предлогом забегала в спальню Кевина. Пришлось напомнить наш разговор и что она вообще-то приличная элтина. Сестра поморщилась и на целых пять минут прекратила свои забеги. Потом все повторилось сначала.
Я не знала, что делать. Как достучаться до сестры.
Берта следила за нами с плохо скрываемой улыбкой.
— Из них получится хорошая пара.
Я чуть не выронила пузырек, который собиралась положить в саквояж, и удивленно посмотрела на женщину, собирающую грязные бинты.
— С Кевином только так и надо: мягко, но настойчиво, — устало пояснила она. — Вы бы с ним не поладили. Даже если бы он не вел себя как мальчишка.
— Вы ошибаетесь, Эли ему не подходит. Он ее сломает. А она не сможет быть временной игрушкой, — тихо возразила я, убедившись, что Элиза опять застряла у кровати Кевина.
— Поверь моему опыту! Твою сестренку не так просто сломать! — хмыкнула Берта.
Верю. Но ее романтическая натура не выдержит цинизма Кевина.
Женщина окинула меня долгим взглядом, с прищуром, внимательно, словно пыталась увидеть что-то невидимое глазу. Потом задорно хмыкнула и, снова взявшись за уборку, ответила:
— Вы обе сильные! Но такие разные… Ты как ветер на горной вершине: можешь притвориться легким ветерком, а можешь, набрав силу, стать ураганом. А Эли — вода. Она принимает любую форму и разрушает любую преграду. Мальчикам повезло. Кевину не понять тебя, но ему не зря приглянулась твоя сестра. А Витор… вы с ним похожи… уверена, предки направили его к тебе, а тебя к нему. Они знали, что рядом с вами Кевин и Эли. И они нужны друг другу.
Настала моя очередь хмыкать. Вышло нервно: возможное внимание недоубитого мужа после увиденного на стене пугало.
— Не веришь? — шепотом спросила Берта, подходя ближе и с заговорщицким видом протягивая сжатую в кулак ладонь.
— Нет, — я отрицательно покачала головой, — наши предки давно переродились, а призракам без памяти до нас нет дела.
Берта загадочно приподняла брови, потянула меня на диван.
— Ты права, предки тут ни при чем. Просто я вижу любовь. Зарождающуюся или угасающую.
Удерживать недоверчивое выражение лица с каждым словом женщины становилось сложнее.
Неужели она такая же, как я? Это было невероятно. И непонятно. Почему она решила мне открыться? Ведь наших способностей нет ни в одном трактате по магии.
Берта воровато посмотрела на распахнутую дверь спальни, потом кивнула своим мыслям и решилась.
— Роб, конечно, не одобрит. Но ты такая светлая, я верю, что ты не расскажешь о моей маленькой тайне.
Уверенно кивнула.
Хранить тайны я умею.
Женщина тепло улыбнулась и раскрыла ладонь. На ее пальцах заплясал маленький вихрь.
— Разве это тайна? — устало улыбнулась я в ответ. — Вы маг. Можете управлять воздухом. В этом нет ничего необычного, стихийные способности не такая уж редкость.
— Ничего, кроме того, что когда-то я могла перемещаться со скоростью ветра.
Я нервно закашлялась. Сердце бешено заколотилось в груди, сжалось от радостного предчувствия. Наконец-то хоть кто-то сможет объяснить, что со мной происходит. Затем вспомнила о Виторе. О том, что доктор и его жена ему помогают. Он их использует вслепую, в этом я была уверена. Но кто знает, не поделится ли Берта с Алистером моей тайной? Не со злости. Попытается помочь нам сблизиться. Если она увидела что-то похожее на любовь. Насколько я поняла по ее намекам. А потому…
— Но ведь это невозможно? Двигаться с такой скоростью? — Пауза и догадка: — Это вы принесли Кевина к особняку. А почему не позвали мужа? Устали? Или побоялись, что Кевин вас видел?
— Нет, это сделала не я. Я потеряла способности много лет назад. Почти выгорела. Осталось немного магии воздуха. И любовь. Я даже сестер не чувствую. — Глаза женщины подернулись пеленой грусти.
Я окончательно запуталась. Были способности — их нет. Выгорела. Лишилась способностей? Почему? Маги не выгорают. Хотя уровень магии может изменяться в зависимости от физического здоровья и морального состояния оного. Не видит сестер — каких еще сестер? Или она сказала «не чувствует»?
— Видишь ли, моя бабка была эфирией, — ошарашила Берта. — Да, они до сих пор периодически появляются в нашем мире. Они с братом прожили долгую и счастливую жизнь. Оба нашли свою судьбу. Не понимаешь?
— Нет. Я слышала, их уничтожали, поэтому они прекратили… — я замешкалась, подбирая слово, — воплощаться в нашем мире.
— Не перестали, их стало меньше.
— Зачем вы мне это говорите? — отстраненно разглядывая свои пальцы, спросила я.
— Потому что Кевина спас… Не человек или нелюдь. Это была либо эфирия, либо подменыш.
Я поперхнулась воздухом, закашлялась. В голове царила звонкая пустота. Я знала, что не могу быть эфирией, я дочь своих родителей. Сестра Элизы, а не какой-то там воплощенный дух ветра. Мысли о подменыше показались куда реальней. И страшней.
— А почему вы так решили? Оборотни ведь очень сильные и быстрые? — справившись с приступом, просипела я.
— Следов не осталось, и она вытащила Кевина прямо из лап… — женщина закашлялась — ага, врать непросто, — бандита. Это или чистокровная эфирия, или сильная полукровка, или подменыш, который побоялся разоблачения. Если он много лет скрывался под видом кого-то из деревни… и ему показалось, что Кевин его видел и понял, что он такое, вполне мог его вытащить и сюда оттащить, чтоб выиграть время. Если бы его убили там, законники всех бы допрашивали, возможно… привлекли бы еще какую-нибудь службу… Во избежание неожиданностей. А так, пока мы тут разбираемся, его уже и след простыл. Как раз один из деревенских пропал.
Однако Кевина вытащил не пропавший житель деревни, которого вряд ли бы пропустила охрана поместья.
Я мысленно прошлась по семейному древу матушки. Ничего подозрительного. Одни люди. А у батюшки что? Тут еще проще. Люди, люди и еще раз люди. Хотя деда по отцовской линии мы никогда в глаза не видели. Говорили, он был залетным офицером. Соблазнил бабку и улетел.
Так что, возможно, во мне есть кровь эфирий?
— А как эфирии сюда попадают? — решила сразу разобраться с дырами в собственной родословной. — Я читала, что им не нужна сила и плоть живых, как воплощенным духам и подменышам.
Про занятые тела я умолчала. Не к лицу девушке говорить о таких страстях. Достаточно размытой формулировки о силе и крови с плотью.
— Они почти как подменыши.
«Подменыши», — я поморщилась. Иногда духи нападали на детей, заменяя их копиями. Кровожадный младенец с умом взрослого мог долго водить родных за нос. Поэтому детей привозили в храм в первые дни после рождения.
— Но они не убивают, — поспешила заверить Берта. — Они появляются там, где умирает новорожденный младенец. Эфирии связывают себя с душой ребенка, делая его сильнее, и эта связь позволяет им пройти в наш мир и получить тело. Почти такое же, как у малыша.
Ох! Не верю! Элиза родилась здоровым ребенком! Это я вечно болела! Скорее поверю в деда-эфирию! Или в то, что у мамы были близнецы, и я… одного из них… я подменыш?
— Раньше их принимали за злых духов и уничтожали. Сейчас об эфириях сообщают мастерам, и только. — Женщина поморщилась. — Но об этом знает не так много людей и нелюдей. Эфирии — редкость, а подменыши — наша страшная реальность. Нельзя давать матерям пустую надежду. Пусть лучше думают, что все духи подлежат уничтожению, потому что опасны.
Наверное, это правильно. Иначе женщины будут надеяться, что именно их ребенок — эфирия. Начнут скрывать младенцев от храма. Впрочем, если бы мой малыш начал вести себя странно, я бы тоже его без боя не отдала. Попыталась помочь. Сохранить ему жизнь. Защитить окружающих, найти альтернативу. Попробовать сделать так, чтобы он не причинял другим вреда.
Вот еще один довод в пользу того, что я не могу быть эфирией или подменышем. Мама слишком правильная, чтобы рискнуть! Сейчас она молчит только потому, что Элиза — до сих пор Элиза. Хоть и с кучей проблем и странностей. Если бы что-то подобное случилось в день нашего рождения, мама без колебаний отдала бы меня храму.
— А эфирии, ставшие близнецами умирающих малышей… Эти девочки совершенно безобидны. Они не помнят прошлой жизни, как правило, не владеют какой-либо особой магией. Она может проявиться у их детей или внуков. Но не в полном объеме, — продолжала вслух размышлять Берта.
— Вы сказали «девочки»? — стройная теория о беглом деде стремительно рушилась, но я все же предприняла попытку поставить на место падающие кирпичики. Лучше быть эфирией, чем подменышем!
— Конечно, девочки. Эфирии — женские духи. И в нашем мире они могут стать только младенцами женского пола, — улыбнулась женщина. — Интересно?
— Да. Всегда считала, что духи в нашем мире только злые, — смущенно солгала я, иначе Берта может заподозрить, что спрашиваю не из праздного любопытства.
— Не все. Всегда есть исключения.
Это я поняла.
— Вы сказали, о них сообщают мастерам? А зачем? — не смогла промолчать.
Вдруг за мной уже давно наблюдают? Захотелось поежиться и боязливо оглядеться; сдержалась. Вернулась к прерванной укладке флаконов в саквояж. Простые движения успокаивали.
— Им нужно знать. Это их работа. — Берта снова придирчиво вгляделась в мое лицо. И уныло вздохнула — очевидно, она ждала другой реакции.
То есть, чисто теоретически, обо мне могут не знать? Чушь! Что знать-то? Я не эфирия. И, судя по всему, даже не полукровка. И не подменыш. Мама в любом случае сдала бы храму и изменившегося малыша, и неожиданно свалившуюся на голову копию собственного ребенка. А если во мне и есть кровь духов, то какие-то капли. И в Эли тоже. Теперь понятно, как ей удается держаться так долго. Просто в нас способности предка проявились по-разному.
Я мысленно сделала себе пометку, какой именно теме в спрятанном в обложке дамского романа трактате нужно уделить внимание. Первым на повестке дня стоял вендиго, вдруг найду что-то новое. Вторым — подменыши и эфирии.
— Давайте заканчивать, — подвела черту под нашим разговором Берта. — Потом я принесу нам всем бодрящего чая. Мне — сидеть с Кевином, вам — идти на завтрак. Вы ведь хозяйка дома.
Я тихо фыркнула. Хозяйка на две недели!
— Хозяйка-хозяйка! — хмыкнула Берта. Шепотом: — И поверь старой женщине, ты занимаешь в сердце Витора много больше места, чем обычный контракт. А он… — не морщи носик! — в твоем!
Я равнодушно пожала плечами. Занимал Витор место в моем сердце или нет, сложно сказать. А вот мысли были исключительно о нем. Длительное отсутствие супруга я могла истолковать как подготовку к очередному несчастному случаю. Хотелось обежать гостей и проверить, не раздавил ли кого упавший балдахин кровати. Не поперхнулся ли кто вином. Не напали ли на кого бандиты.
Не прошло и часа, как гости — кстати, вполне живые и здоровые, кроме супруга двэйны Софи, сбежавшего из особняка искать любви и ласки, — отошли на второй план: у меня возникла неожиданная проблема. Выпив чай, принесенный Бертой, Элиза, бледнея и кусая губы, наотрез отказалась оставлять Кевина в обществе жены доктора. Попытка Берты помочь выглядела откровенной халтурой. Покивав согласно и повторив пару моих фраз о приличных элтинах, она поспешно сбежала отпаивать мужа чаем. Обещала быстро вернуться. Я не поверила — слишком довольный взгляд Берта бросила на Эли, когда выходила из гостиной Салливана, где я воевала с сестрой.
— Эли, представь, что подумают гости? — в очередной раз попыталась достучаться до Элизы, в которую, казалось, вселилась я сама.
Сестра сняла вуаль и, сузив глаза, ставшие нормальными, сердито посмотрела на меня. Я словно видела свое отражение: упрямое, уверенное в правоте. А я-то считала, что мы не похожи. Да мы практически копии друг друга! Значит, спорить бесполезно; можно только убедить.
— Послушай, ты боишься за него, я понимаю. Но, чтобы отпугнуть зверя, достаточно Берты. Его смерть хотят выставить как несчастный случай. Иначе бы его не стали резать кинжалом… — Я нахмурилась, поняв, что насторожило меня в ивняке.
Я действительно видела в лапе вендиго кинжал! Пришлось медленно выдохнуть: неприятно. Стоит признаться, что я надеялась на невиновность Витора. Где-то глубоко в душе теплилась… розовым огоньком симпатия. И теперь она умирала, причиняя почти физическую боль.
Мне до последнего казалось, что моя догадка окажется ошибочной. И Витор не заключил сделку с духом для избавления от родственников. Но это так, увы!
— Как ты не понимаешь?! — сбивчивый шепот сестры, придвинувшейся вплотную и приникшей к моему уху, заставил вздрогнуть от неожиданности. — Там, в парке, тогда, на почтовой станции! Тот воплотившийся дух! Он был совсем рядом, я не ошиблась! Нет! Он был в шаге от нас! А потом увидел, что я не совсем человек, и перенесся! Понимаешь?! Перенесся! Он меня испугался, Габи! Представляешь?!
— Это я его перенесла, — если не скажу, Эли додумается выйти один на один с серым гостем Алистера.
— Ты? — Эли часто заморгала, нервно потерла пальцами лоб. — Шутишь?
— Нет.
— А как?.. Ты ведь только эмоции видишь, ну и убираешь их…
Мне бы тоже хотелось знать, почему я начала видеть эмоции и двигаться со скоростью ветра. Ведь я не эфирия. Во мне нет их крови. Про подменышей старалась не думать.
— Не знаю. Так получилось.
— Может, это из-за меня? — Эли плюхнулась на диван и утащила меня за собой.
— Не уверена.
Когда я принесла домой сестру, раненную вендиго, совершенно растерянная, ничего не понимающая, мы с отцом решили: стресс спровоцировал скрытые резервы организма. Спящие способности, доставшиеся от предков. Сейчас, узнав об эфириях и задумавшись о подменышах, я в этом не была уверена. А что, если я была такой с самого начала?
Но ведь есть мама — она бы не согласилась скрывать лишнего ребенка?
С Эли мы ее долго уговаривали. Зелье отца стало решающим фактором. Матушка согласилась, что у нас есть надежда.
Вдруг восемнадцать лет назад она тоже согласилась?
Почему тогда они не сказали, что за мной наблюдают мастера теней? Зачем я им вообще?
Или родители смогли скрыть мою истинную суть от храма? Как?
Но ведь мы почти год не даем Эли превратиться в монстра. Зелье не только помогает бороться с чарами вендиго, оно маскирует.
А я была крайне болезненным ребенком. Меня все время лечили…
Нужно больше сведений об эфириях! Иначе скоро приду к выводу, что действительно являюсь эфирией. Но ведь это бред!
Скорее поверю, что мама нам не родная, а нашей с Эли родительницей была именно эфирия. Иногда жены принимали детей со стороны. Совсем редко выдавали за своих отпрысков.
Но папа души не чает в маме! Он не мог ей изменить. Случайная слабость? Цинично, однако вполне может быть.
Или я вообще подменыш? И родители вначале не догадывались, что со мной что-то не так? А потом привыкли и не смогли выдать?
Жутко, но пока это самое логичное объяснение.
Возможно, во время моего… появления что-то случилось, и я осталась без воспоминаний духа. Поэтому спокойно жила, росла. А когда родители заметили необычные способности — решили, что это шутка природы. Не захотели делать из меня лишенку. И воспоминания полета, которые иногда всплывают в памяти. Это прошлое духа.
Но ведь подменыши убивают?
На моей совести, кроме пары убитых тапочком пауков, никаких жертв не числилось.
Я потомок эфирии?
— Габи, а когда ты стала быстро бегать? — осторожно спросила Эли.
— Несколько недель назад. — Решила не пугать сестру рассказом о тайне моей амнезии, оказавшейся или обычным блоком, или чем-то непонятным. И не совсем обычным. С чем нужно обязательно разобраться!
— А больше ничего с тобой не происходит? — обеспокоилась сестра.
— Я вижу положительные эмоции, не полностью, не всегда понимаю, что это, но вижу. — Смысл скрывать? Элиза знает, как именно я ей помогаю. Пришлось рассказать, чтобы не пугать сестру приступами оцепенения. Так что новая грань моего дара ее не удивит.
— Правда? — Глаза Эли хитро блеснули, она задумчиво пожевала нижнюю губу.
Хитрюга!
— Эли, я не могу посмотреть, что Кевин чувствует к тебе. Это не так просто.
— Вредина! — обиделась сестра.
— Он без сознания. К тому же я не всегда понимаю, кто стал причиной чувств.
Эли старалась выглядеть равнодушной, попыталась натянуть привычную маску приличной элтины. У нее получилось, но я прекрасно поняла: сестра расстроена.
— Вы еще здесь? — В гостиную заглянула Берта.
— Мы уже уходим, — посмотрев на часы, я потянула Эли за руку; сестра уперлась:
— Я останусь!
— Эли? Мы же уже говорили на эту тему… — раздраженно начала я.
— Я останусь с Кевином, — твердо заявила моя проблема.
— Ой, как хорошо! — обрадовалась Берта. Предательница! — Я тогда отнесу двэйне Софи успокоительные капли!
И натуральным образом сбежала, подмигнув Эли.
Это заговор!
— Хорошо, — сдалась я.
Элиза просияла радостной улыбкой, чмокнула меня в щеку и упорхнула в спальню Кевина. Заглянув внутрь, я увидела сестру, сидящую на придвинутом к кровати кресле. Она не отрываясь смотрела на спящего мужчину. В ее глазах была нежность. Она же парила над головой на розовых крыльях. А рядом трепетали алые крылышки пока еще маленькой любви.
Если Кевин обидит Эли, не знаю, что с ним сделаю.
Ожидаемо, в свои комнаты я шла в весьма мрачном расположении духа. В одном из коридоров столкнулась с Майлзом. Управляющий выглядел откровенно озабоченным. Поприветствовав, он рассеянно поцеловал часы на моем запястье.
— Часы тоже рады видеть вас в столь ранний час! — разглядывая свою руку, улыбнулась я.
— Простите, — Майлз взлохматил пальцами волосы, виновато улыбнулся, — надеюсь, ваши часы не обиделись? Столько проблем навалилось. Нападение на Кевина, ночная… прогулка его отца… всю ночь объезжали с двэйной Салливан… окрестности.
Он тактично заменил побег отца Кевина к любовнице на прогулку, даму сомнительного поведения — на более широкое понятие. А двэйна Софи — упрямая особа. Или у нее есть повод для беспокойства?
— Надеюсь, ничего серьезного? Вы просто разминулись с грэди Салливаном?
Майлз согласно закивал.
— Грэди Салливан оставил супруге записку, но она почему-то разволновалась.
М-да, двэйне осталось только посочувствовать. Гнать надо мужа, предупреждающего о походе к любовнице! Видимо, она сильно его любит, раз терпит такое. Или сильно зависит от него.
Управляющий извинился за то, что не будет присутствовать на завтраке. Двэйна Софи все еще жаждала найти мужа. Причем по неизвестной Майлзу причине поиски должен был проводить именно он.
Посочувствовала мужчине и свернула на лестницу, где едва не налетела на дядю. Он флегматично сообщил, что мама мое письмо получила, и усадьба теперь больше напоминает приграничный форт. И мама настаивает, чтобы я не задерживалась в поместье Алистеров больше, чем требуют приличия.
Дядя ее не понял, побурчал, что я теперь тут хозяйка и сестра не права. Я согласно покивала, мысленно радуясь, что мама решила подождать. Вполне могла сообщить мастерам теней, кем именно является сестра супруги Алистера.
У нас есть всего десять дней, чтобы наполнить накопители и не дать зверю муженька расправиться с гостями.
Пока плескалась в душе, одевалась в чистое черное платье, крепила платок к прическе — размышляла о том, зачем Витору смерть родных. Не каких-то там, а именно самых близких. Что за вендетта? Родители Алистера погибли. Трагическая случайность. Он винит в их смерти родных?
Но ведь это равносильно тому, что я начну истреблять тех, кто был на выпускном. Так как, глядя на их веселье, задержалась. Не поехала с тетей. И теперь вынуждена помогать сестре. Или папа с мамой начали бы мстить мне.
Витор точно больной!
Я криво усмехнулась, глядя на отражение в зеркале.
Нет, он слишком логичен для болезни. Тут что-то другое.
Фиктивный брак, фиктивная жена, фиктивная смерть.
Невидимый окружающим провожатый, исчезающий без предупреждения. Боль, идущая рядом с ним. Боль, которую я развоплотила, но она вернулась. Что невозможно.
Вендиго.
Проверка охраны поместья на мне. Зачем?
Снова серый зверь.
Покушение.
Вендиго с кинжалом.
Его встреча с Витором. Витор не пытался его остановить.
Незадолго до этого Алистер не мог принять материальную форму…
Я пытаюсь найти ему оправдание?
Какая связь между всеми этими точками? С чего все началось?
С шутки.
Той, что не шутка.
Невеселые размышления прервал тихий женский вскрик. В нем было столько страха и безысходности, что я отбросила так и не закрепленный платок и высунулась в окно по пояс.
Солнце только выглянуло из-за горизонта, и парк казался темным и унылым. Но мне хватило света заметить между ветками куста серую шерсть. Над зарослями парил огромный еж страха. На кого бы ни напала тварь, сейчас он и пальцем шевельнуть не может. Наверняка в оцепенении смотрит на приближающуюся смерть.
Юбку заткнуть за пояс, туфли скинуть.
Можно поступить проще: закричать. Однако, пока прибегут слуги, спасать будет некого. И вендиго, расправившись с жертвой, спокойно примет человеческий облик.
Прыжок на дерево вышел неудачным, я больно ударилась рукой. Не обращая внимания на наливающийся синяк, спустилась вниз. Быстрее, еще быстрее!
Ветер всколыхнул ветки кустарника, выдавая мое присутствие. Но я уже вылетела на мощенную камнем площадку, где лежала ничком двэйна Софи. Я бросилась к женщине. Живая. Над мертвыми не парят воплощенные эмоции! Не добежала пары шагов до нее, краем глаза заметила нечто серое за спиной, круто развернулась.
Острые клыки, серая шерсть…
Меня толкнули; отлетев спиной в куст, я быстро подскочила на ноги, готовая, схватив двэйну, бежать.
— Теперь точно не выживешь! — прорычал в лицо Витору вендиго.
Вырвал из груди Алистера длинный кинжал и шагнул в мою сторону.
— Не смей! — откуда-то сверху спрыгнула Элиза.
Выставив руку с длинными серебристыми когтями, она загородила собой меня и Витора, осевшего на землю.
Вендиго оскалился. Эли зарычала в ответ. Два сияющих серебром взгляда встретились. Зверь повел ушами. Издал звук, напоминающий сиплый смех, и ушел тенью.
— Дорогая супруга! Простите, дорогая моя вдова! Я безумно рад лицезреть вас и вашу сестрицу! Какого духа вы обе выперлись в сад?! Вас что, не учили: если кто-то вопит благим матом, надо звать на помощь?! Или хотя бы чем-то вооружаться! — прохрипел Витор, прижимая руку к теряющей материальную форму груди, быстро превращающейся в тень. Покосившись на Эли: — Не когтями, элтина, которые вы толком выпустить не можете! А хотя бы арбалетом со стены! Надо было внести в наш контракт пункт: мужу не обижаться, профессионально создаю проблемы! В комплекте — сестра!
Элиза не пыталась скрыть свою нечеловеческую суть. Она вглядывалась в полумрак парка, принюхивалась, хотя когти на ее руках стали заметно короче.
Я искренне завидовала лежащей в глубоком обмороке двэйне Софи. Что делать? Эли спасла нас, но раскрыла себя. Мастеру теней. Тому, кто должен ее уничтожить.
Единственное, что радовало: кажется, я ошиблась, и вендиго сам по себе. Иначе зачем Витору подставляться под удар? Отвести подозрения?
Какая теперь разница!
Мы в полной его власти.
Эли, покусанная вендиго полгода назад. Эли, борющаяся с захватчиком своего тела. И я, предположительно, полукровка, или эфирия, или хуже того — подменыш.
— Габи! — позвал Витор.
Я, настороженно косясь на полупрозрачного супруга, придвинулась к нему.
— Похоже, вы станете мой вдовой на самом деле, — криво усмехнулся он. — Мой вам совет: сразу после моих похорон уезжайте, — бросил полный сожаления взгляд на Эли. — Как можно дальше. И поищите в архивах сведения об эфире и его связи с эфириями, живущими в нашем мире. Вы сможете ее спасти, уверен. А еще лучше — спросите у Берты и ничего не бойтесь.
Больше похоже на прощание. Я окончательно убедилась, что ошиблась. Однако предпочла перестраховаться. Склонившись к прозрачному уху Алистера, тихо спросила:
— Скажите, вы не могли причинить вред вендиго там, на стене, у вас не хватило сил?
— А вы все же выглянули в окно? Как вы его открыли?
Я пожала плечами.
— Никак. Если высунуться из окна спальни, все прекрасно видно.
— Так вы решили, что я его отпустил? Хорошего же вы обо мне мнения. — Витор поморщился, глядя на свои ноги, уже непрозрачные, плоские и почти потерявшиеся в утреннем полумраке. Сидящая рядом с ним боль заметно подросла.
— Жестокая шутка, странные исчезновения, нападения, которые вы скрывали, — какое я должна была составить о вас мнение? — сердито проворчала в ответ, прикидывая, что нужно вспомнить, чтобы развоплотить боль одним махом.
— Что у меня отвратительное чувство юмора. — Витор накрыл ладонью мои пальцы; прикосновение почти не ощущалось. — Не стоит. Мою боль вам не убрать.
— Что с вами?
Ответа я не дождалась — Алистер потерял сознание. Пока прикидывала, стоит ли оставить двэйну под присмотром Эли — дотащить обоих у меня не выйдет при всем желании, — к нам буквально выбежал доктор, сонный, помятый, с саквояжем.
Элт сориентировался мгновенно. Его не смутило то, что Эли прячет взгляд в тени растрепавшихся волос и убирает руки за спину. А я не отрываясь смотрю на пустое место: на боль.
— Элиза, смените Берту у Кевина. Быстро! Габи, что б вы там ни видели, не трогайте его.
Я удивленно переглянулась с Элизой. Сестра согласно кивнула и, подобрав юбку, исчезла в тени. Надеюсь, это обратимо. Думать о том, что я потеряла Эли, себе запретила.
— Слишком много яда… — пробормотал доктор. Потер блестящую от пота лысину, озадаченно потеребил куцый хвостик на затылке. — Мне не справиться.
Вытащил из саквояжа пузырек и, сбрызнув платок бесцветной жидкостью, зачем-то отер лицо обморочной двэйны. Женщина плавно перешла из обморока в глубокий сон. Захрапела тонко и со вкусом. Хоть кому-то сейчас хорошо!
Вернувшись к Витору, все больше растворяющемуся в тенях, элт громко кашлянул и севшим от волнения голосом предложил:
— Габриэлла, а вы бы не хотели стать женой Витора на самом деле?
— Что? — Я непонимающе развела руками. — Зачем? Как? Он ведь почти… пропал и без сознания…
Я старалась не замечать, что у меня горят уши и щеки.
Доктор огляделся по сторонам, придвинулся вплотную, заставив поморщиться от аптечного запаха.
— Жены мастеров теней — их якорь, не дающий раствориться в тени, когда телу нанесены серьезные повреждения. Витор был тяжело ранен, мне пришлось стать его якорем. Но это другое. Моих сил попросту не хватает, чтобы вытащить его оттуда. Слишком много яда. Если до этого он медленно умирал, теперь он почти агонизирует.
Я покосилась на боль. Серая псина выглядела унылой и едва различалась. У мертвых нет эмоций. Никаких.
— Что нужно сделать? — решительно посмотрела на доктора.
— Поцелуйте его. — Доктор закопался в саквояж.
— И все? — скепсис в голосе скрыть не удалось — вспомнились слова Витора о детях, появляющихся от поцелуев. Я не сдержала истеричный смешок.
— Пока этого достаточно. Вашей симпатии должно хватить, чтобы вытащить его. Я сразу займусь ядом. — Видимо, элт до конца не верил жене, утверждавшей, что у нас с супругом что-то большее. Я была с ним согласна.
Лишь бы моей симпатии, почти убитой подозрениями, хватило.
Склонившись к Витору, я зажмурилась, чтобы не видеть траву сквозь прозрачное лицо мужа. Его губы были холодными, дыхание едва ощущалось. Поцелуй скорее напоминал прощальное лобзание — именно так жрецы провождали покойных.
«Зря вы, мой супруг, шутили о прощальном поцелуе!»
— Прошу, продолжайте! — громким радостным шепотом попросил доктор.
Я осторожно приоткрыла глаза. Получается?
— Давайте! — махнул на меня рукой доктор, колдующий над грудью Алистера, все еще прозрачной, но постепенно приобретающей материальную форму.
И тут в голову закралась предательская мысль: а надо ли спасать Витора? Он знает, кто такая Эли. Он обязан ее убить. А все эти отговорки об эфириях и шансе — попытка выглядеть на смертном одре благородно.
— Габи, немедленно прекратите сомневаться! Иначе, клянусь, я сам сдам вашу сестру мастерам теней! — слова доктора ударили не хуже пощечины.
— Вы мне угрожаете? — отстранившись от Алистера, я уставилась на доктора.
В вершинах деревьев обеспокоенно зашумел ветер.
— Нет. Мне нужно было вас встряхнуть. Чтобы вы поняли, этот мальчишка мне как сын. — Мужчина потер ладонями виски. — Я работал с его отцом. Вы готовы на все ради сестры? Так вот, я тоже сделаю что угодно для его спасения.
— Плохой из тебя психолог! — Берта подбежала к нам. Строго посмотрела на смутившегося мужа, потом, с осуждением — на меня. — Что смотришь? Вытаскивай этого барана упертого, раз начала! И не бойся, сестру мы тоже вытащим. — И шепотом: — Если у меня вышло, у тебя и подавно получится. А что до силы, так от нее одни неприятности. Или тебе сила важнее?
— Нет! — Я снова склонилась к губам Витора.
Старалась, целовала. И злилась. Возвращался из тени Алистер медленно. Но возвращался! Казалось, он еще и размышляет, надо ли ему обратно в наш мир!
— Оригинально! — ехидный голос, прозвучавший из тени, и Кевин, шагнувший к нам оттуда же, стали для всех сюрпризом.
Минутная немая сцена — и команда Салливана, подозрительно бодрого для умирающего:
— Доктор, отодвиньтесь. Габи, я безумно рад, что вы «отыскали» вашего пропавшего супруга и решили привязать к себе; отпустите его пока. Продолжите в более удобном месте. Доктор, Берта, в мои покои. Ее сестру не пускать.
Не успела подумать, что последнее уточнение прозвучало странно, как меня вместе с мужем затащили в тень. Руки у Кевина были заняты кузеном, пришлось вцепиться в его локоть. И подавить желание взобраться на мастера, как на дерево. Боль посмотрела на меня с осуждением. Ей проще, она тут, видимо, частая гостья!
Мы шли в редком черном тумане, по темной тропинке. Она виляла, расширялась, сужалась. Справа и слева, словно отражение друг друга, были два мира. Или все же один?
С одной стороны проносились обычные деревья, стены особняка, сквозь которые мы буквально пронырнули. С другой — то же самое… и не то. Странные существа ползали по стенам, грелись в солнечных лучах. Кажется, я видела призрака, сизой дымкой скользящего между веток деревьев.
Но что самое странное: меня влекло не в реальный мир, а в эфир. Протяни руку — и…
— Ай! — Потерла запястье, по которому меня не сильно, но вполне чувствительно стукнул Кевин.
— Еще успеете, когда сестру будете спасать, — снизошел до объяснений Салливан. — А вы ее будете спасать, не сомневайтесь. Потому что я не собираюсь прощать ей… гм… ее вольность.
Мне стало нехорошо: что там выкинула Эли?
У стены покоев Кевина натолкнулись на прозрачную пленку защиты. Мастер провел по ней кончиками пальцев, и мы вышли из тени у кровати. Салливан сгрузил прозрачного, но целого кузена и упал в кресло.
— Целуй, раз начала! — Он потянулся за одним из пузырьков, которыми был заставлен столик.
Хотела огрызнуться, посмотрела на Витора и послушно отправилась выполнять приказ.
Я как раз уловила слабый отклик, когда в комнату вошли Берта с доктором. А из-за двери донесся возмущенный вопль Эли.
— Пустите! Я тоже хочу помочь!
— Кевин? — Берта вопросительно посмотрела на мастера.
Салливан скривился и, пошатываясь, вышел.
Я оторвалась от почти нормального, в смысле, материального мужа, чтобы перевести дух.
— Куда это он?
— Занимать твою сестру, — со странной улыбкой пояснила Берта.
— Занимать? — Я внутренне разрывалась между желанием запустить чем-нибудь в женщину, побежать к сестре и загнать ее в комнату, посадив под замок, и пониманием, что не смогу этого сделать, пока Витор не стал человеком. — Ты хоть представляешь, что она себе навыдумывает?! — Я тоже перешла на «ты». Раз уж все мне тыкают, смысл разводить реверансы?
— Что он к ней неравнодушен, — сипло ответил Витор, морщась. Почти материальный, он совсем немного просвечивал. Зеленое постельное белье придавало его лицу пикантный оттенок спелого яблока. — Что недалеко от правды. Мой кузен всерьез увлечен твоей сестрой. Так что это мне нужно опасаться за его жизнь.
Шутку я не оценила. Наклонилась к говорливому покойнику и заткнула его поцелуем. Закрыла глаза — зеленушный оттенок от простыни и наволочки наводил на мысли о чем-то не совсем живом.
Сейчас я не просто касалась его губ. Мне отвечали. Пытались перехватить инициативу, но сил не хватало даже на это. Пришлось стараться. И надо признать, мне нравилось целовать Витора.
И это злило.
Весь план полетел коту под хвост, а я готова растечься по груди супруга, как тот пресловутый студень, с которым когда-то сравнивала Алистера. И признать, что — да, мне нравится быть его якорем. Особенно сам процесс возвращения.
— Эм? Неожиданно, — хмыкнул Витор, когда я оторвалась от него.
Поняла, что за нами все это время наблюдали доктор с супругой, и покраснела. Долго смущаться не дали, Алистер тихо скомандовал:
— Габи, Роб, Берта, вам придется меня похоронить.
Дружное молчание и написанное на лицах сомнение в адекватности мастера стали ему ответом.
— Роб, подлатай меня. Чтоб я смог закрыться тенями и исчезнуть. Потом скажешь Кевину. Он молодец, сообразил. Берта, когда пойдешь за лекарствами, постарайся выглядеть мрачной. Габи, не говори сестре, что я жив.
— Опять?! — сердито пробурчала Берта.
— Ты справишься? Придется тебе побыть якорем, пока я лечу его. — Доктор кивнул на меня. — Это ведь не любовь. А яд я не смогу вывести полностью. Это будет всего лишь временная отсрочка.
— Почему я не могу сказать Эли?! — Я ничего не понимала. Мозг фиксировал отдельные слова.
Не любовь. Яд. Отсрочка.
Витор шумно выдохнул. Доктор зачем-то вытащил из саквояжа успокаивающее зелье. В руках Берты появился носовой платок.
— Габи, ты еще не поняла? — Витор поморщился, бледный до синевы, вполне нормальный, совсем не прозрачный.
Зачем ему якорь?
— Не поняла. О чем ты? — Я отрицательно покачала головой.
— Элиза связана с вендиго, напавшим на Кевина.