— Приказано ждать.
Народ ропщет, но быстро находит выход из положения: кто-то направился в магазин, кто-то на базар. Придется «отметить» прибытие.
Местечко, до которого им осталось около десяти километров пути, называется Пристанью. Там и размещалась пристрелочная станция. А родной дом еще в трех километрах — деревня Михайловка. Коренное население — украинцы и русские. Бог весть, когда поселились здесь жители. Со столыпинских времен, не иначе. Добротные дома, плотные деревянные заборы, высокие «крепостные» ворота. Почти все жители — торпедисты, а теперь еще и потомственные: Горбачевы, Черногоры, Жарковы, Сидельниковы, Сурковы, Фомины, Гайдуковы, Марковы, Дзюбы. Опередим наших героев, они уже не спешат, они почти дома. Двинемся на пристань самостоятельно. Перед въездом в поселок — мемориал у могилы Пржевальского, великого русского путешественника и разведчика. Не предполагал он, что его могилу в центре Азии наиболее часто будут посещать торпедисты с флотов, конструкторы и испытатели подводного морского оружия, отдыхающие из окрестных санаториев «Тамга» и «Джеты-Огуз» и альпинисты перед штурмом гор, среди которых величественный и таинственный «Хан-Тенгри», на границе с загадочным Китаем. Вот куда забрели российские торпедисты по стопам своего соотечественника. Не мог он предполагать и того, что народная молва сделает его отцом вождя всех времен и народов Иосифа Сталина из-за поразительной внешней схожести. Местная легенда не исторического, а самодеятельного характера утверждает, что где-то когда-то пересеклись пути Пржевальского с матерью Сталина и родила она от него это революционное чудо. Посетители мемориала внимательно вглядываются в бронзовый лик путешественника, уточняют на огромной могильной плите даты его рождения и смерти, вспоминают другие даты и, если не верят всему этому, то и не спорят. Мало ли что в жизни бывает, не от сапожника же произошел этот злой гений. Очередной аргумент в пользу славной легенды: райское место не может быть без легенд…
С тех пор Иссык-Куль обмелел и ушел от могилы, которая когда-то была на самом берегу. Полюбовавшись озером и помянув отца вождя и его сыночка, посетители могут спуститься по крутому обрыву к поселку. Здесь путь им преграждает небольшая речушка Карасуйка, точнее Кара-Су, что значит в переводе с киргизского «Черная вода» Здесь этих черных вод, как в России Черных речек. С обеих сторон Карасуйки у моста разместилось местное Сити: тройка магазинов, почта, сберкасса, Союзпечать и столовая. Здесь за умеренную плату пышная хохлушка отвалит вам полную тарелку киргизского лагмана, что-то вроде лапши с мясом. Правда, лапша ручной выделки треугольной формы, а в качестве мяса — исключительно баранина. Лагман можно запить горячим зеленым чаем по-киргизски — с молоком — и двинуться в поселок. Да, если вы книголюб, то загляните в книжный магазин — здесь можно купить дефициты Фрунзенского книжного издательства. Пройдя немного по поселку, мы упремся в шлагбаум, делящий его на вольную и служебную части. Здесь конечная остановка автобуса из Пржевальска, и поэтому народ, не имеющий отношения к пристрелке торпед, далее допущен не будет. Всех, имеющих право на проход, постовой знает не только в лицо, но и по имени или имени-отчеству в зависимости от служебного положения. Чуть подальше — еще шлагбаум, отделяющий поселок от завода. Далее режимная территория. Вот и прибыли мы, дорогой читатель, туда, где завершается строительство отечественных тепловых торпед. Филиал Алма-Атинского торпедного завода на киргизской территории. И здесь не без легенды: обиделось какого киргизское руководство города Пржевальска, что мало средств дает им в бюджет города пристрелочная станция. Последовала бумажная карусель: Пржевальск-Фрунзе-Алма-Ата-Москва на тему: кто и когда разрешил строить пристрелочную станцию на жемчужине Киргизии, озере Иссык-Куль. И крутилась бы эта карусель очень долго, пока не обнаружили бы в ней небольшой листочек серого от времени цвета под названием: «Распоряжение №… 1943 год» и подпись — И. Сталин. И хотя на дворе давно были семидесятые годы, распоряжение возымело действие. Потому, мол, городское руководство зауважало предприятие, о котором, оказывается, знал лично сам вождь. Стоит директору пристрелочной станции намекнуть городским властям, что приезжает на Иссык-Куль большая комиссия во главе с самим адмиралом Павлом Григорьевичем Котовым, как мигом в живописном предгорье разворачивалась киргизская юрта ослепительно белого цвета и соответствующее начальство предстояло перед его очами, замирая в полупоклоне. И хотя на Иссык-Куле тогда проводилось много опытно-конструкторских работ по морской тематике, такие посещения не нарушали уникального феодально-патриархального быта, царившего здесь. Летом вкрапливалась в него суета и вольница командированной научной братии, включающей редкие рыбалки и валящие с ног парилки. И как без этого, если процесс работы почти непрерывен, стрельба торпедами — немедленно по готовности, анализ результатов — до бесконечности. А что касается бытовых ежедневных радостей, то это исключительно пончики в заводской столовой изготовления Раисы Ивановны, старейшей буфетчицы. Мастерит она их классно, пальчики оближешь. Командированные берут их на завтрак по несколько порций в зависимости от кондиций, кто с повидлом, кто со сметаной. Ну а на ужин — иссык-кульская уха, если рыбалка была удачной. Рыба в озере из отряда карповых — чебак с чебачком. Чебачок помельче и питается водорослями. Чебак покрупнее, начинающий хищник. Предпочитает личинок и моллюсков. Но это уже рыбацкие детали…
А вот и автобус с нашими торпедистами и бригадой спецов Леонида Михаиловича Жукова. Веселые и поющие. День прибытия не в счет, даже у финансистов.
Это они о своей торпеде ДСТ. Пройдет время и для нее не станет хватать размеров озера на прямой ход и научат ее выписывать «коробочки», накручивая на винты километры. А что касается наших торпедистов, прибывших из Севастополя, то им следует поторопиться. Их уже ждут великие дела…
Виктор Костюченко возвратился из Севастополя на третий день после приезда своей бригады. Не заходя домой, он завернул на службу. Руководитель военной приемки Юрий Павлович Головань поджидал его с нетерпением. Костюченко доложил:
— Все, Юрий Павлович. Стрельба торпедами 53–65К со всех классов надводных кораблей завершена без замечаний. Мне бы пару дней..
— Молодец, Виктор Николаевич! Родина тебя не забудет. Срочно собирайся на Север, в Мурманск. Есть шифровка из УПВ. Нужно приготовить две-три торпеды 53–65К для проведения испытаний на подрыв льда. Будет учение с фактической стрельбой. Схемные изменения подработаны и согласованы с промышленностью. На, познакомься.
— Юрий Павлович! Да я еще дома не был. А бригаде необходимо картошку убрать.
— Убрали уже, не беспокойся. Комсомольцы помогли. — А я?
— Что ты? Продпаек на двадцать рублей получаешь? Получаешь. А картошку Галина Степановна уберет. Мы ей поможем.
— Пусть Олег Анатольевич Чабаненко слетает. Засиделся, небось.
— Олег с бригадой давно во Владивостоке. Готовит торпеды 65–73 для госиспытаний подводных лодок.
— Ну, Иван Константинович Рябинин пусть выручит.
— Иван улетел с бригадой специалистов на Балтику. Костюченко махнул рукой и вышел из кабинета:
— Пойду готовиться. «Нужно не забыть захватить с собой бутылочку местного бальзама „Арошан“. Обещал привезти Володе Терехову. Да еще нужно не забыть облепихового масла Володе Пономареву. Или масло просили на Балтике? Толя Кукушкин? Нужно посмотреть в записной книжке». Через трое суток торпедисты из киргизской деревни Михайловки готовили торпеды на Северном флоте в Полярном:
— Мужики, надо поторопиться. Скоро нам мед качать. День год кормит.
Сказ удобнее начать с конца. Это позволит сразу познакомиться с главным действующим лицом повествования. Иначе будет много посторонних лиц и всяких ненужностей.
Итак, в начале 80-х годов Владимир Николаевич Чернавин был Командующим СФ, а Семен Моисеевич Маневич — где-то на пути к должности начальника лаборатории имитационного и физико-математического моделирования процессов самонаведения торпед ЦНИИ «Гидроприбор». Прямо скажем: разные весовые категории. Семен чтил высокое начальство, да и оно его уважало за способность к глубокому анализу торпедных стрельб и оригинальность предлагаемых решений. Многие помнят его длительную беседу с Президентом академии наук Анатолием Петровичем Александровым при посещении «высокой наукой» ЦНИИ «Гидроприбор». Все попытки оторвать высокого гостя от этой беседы для торжественного обеда в «кают-компании» у директора не удавались. Анатолий Петрович только отмахивался, а в конце беседы, похлопав Семена по плечу, сказал сопровождавшему его Радию Васильевичу Исакову:
— А этот парень не зря получает у вас зарплату.
— Других не держим, — пошутил Исаков.
Такая фраза в устах Президента АН СССР была высшей похвалой.
Надо сразу оговориться, что за ужином в обитой красным бархатом кают-компании тяжелого подводного крейсера 941-го проекта В. Н. Чернавин с С. М. Маневичем отдельных бесед не вели, но Семен понимал, что сам факт приглашения его в общество Командующего флотом и Генерального конструктора Сергея Никитича Ковалева был свидетельством благодарности за выполнение сложной и ответственной работы в процессе приемки в состав ВМФ атомного стратегического ракетоносца. Семен Моисеевич Маневич действительно сделал много. Из числа невозможного. Вообще он человек основательный, даже в мелочах. Как-то во время командировки его в УПВ ВМФ для анализа стрельб на СФ он работал за столом отсутствовавшего начальника торпедного отдела Гранта Миграновича Акопова. А тут начались телефонные звонки. Семен на телефонные звонки решил отвечать и делать соответствующие записи. Вернулось начальство:
— Ну, как порулил, Семен? Кто звонил? Чего просил?
— Было шесть звонков. Четыре из Армении. Все — по поводу результатов вступительных экзаменов в ВУЗы: Сурена — в ЛКИ, Бабкена — в МВТУ…
— Ладно, ладно. А по делу звонки были? — Акопов сменил игривый тон на озабоченный.
— Да, были. Из ЛКИ и МВТУ по поводу задержки финансирования НИР…
— Хорошо, спасибо.
Это было сказано уже совсем сухо.
Когда в октябре 1981-го года Семен получил задание срочно выехать на Север, там уже была почти зима. Ему выдали полагающиеся командировочные и соответствующую экипировку: меховую куртку на три размера больше, меховые рукавицы и шапку, соизмеримую с крышкой верхнего рубочного люка подводной лодки. С большим усилием разместившись в кресле самолета, выполняющего рейс Ленинград-Архангельск, он предался приятным размышлениям о вчерашнем важном событии: наконец-то строительство его гаража было полностью обеспечено кирпичом. И все благодаря Радию Васильевичу Исакову, который позвонил ему и сообщил, что возле его дома у ресторана «Околица» лежит большая груда кирпичей, привезенных для каких-то давних работ, которые выполнены не были. Эти «забытые» кирпичи Семен вместе с Радием Васильевичем и его сыном Сашей загрузил в багажник и перевез. Но командировка отодвинула начало стройки. Семен надеялся быстро справиться с заданием и вернуться к этому важному делу. Но не тут-то было…
События начали разворачиваться, когда до начала Государственных испытаний тяжелого ракетного подводного крейсера стратегического назначения 941-го проекта оставалось около полугода, а торпеды УСЭТ–80 еще не были готовы к совместным проверкам в составе комплекса ТРВ. Противолодочные ракеты успешно «общались» с бортовой аппаратурой подводной лодки через специальный электроразъем ввода данных АЭРВД–100, а торпедисты упорно лепили свой собственный канал связи предстартовой подготовки торпед — УСППТ. За АЭРВД–100 были простота, опыт эксплуатации и серийное производство. За УСППТ… были наука и кто-то еще…
В лаборатории устройств ввода информации и предстартовой подготовки торпед ЦНИИ «Гидроприбор» кипела работа. В отрезке кормовой части торпедного аппарата ПЛ было размещено кормовое отделение торпеды УСЭТ–80 с макетом устройства ввода данных. Устройство напоминало башмак, который после выполнения задачи должен был отстреливаться от торпеды. В рабочем состоянии он был прижат к трубе ТА и воспринимал электромагнитные излучения от задающего устройства. По принципу работы устройство представляло собой трансформатор, состоящий из двух половинок. В лабораторных условиях при комнатной температуре и нормальной относительной влажности, отсутствии электрических помех устройство работало вполне сносно. Сбои, конечно, бывали. Но стоило научному работнику, а еще лучше кандидату наук поплотнее прижать к трубе башмачок или поводить им влево-вправо, вперед-назад, как диалог между цифровым автоматом торпеды и БИУСом ПЛ восстанавливался. Начальник отдела разработки цифрового автомата торпеды Владимир Степанович Кожин особых недовольств не высказывал, и гнев не посещал его лица, похожего на лицо известного киноартиста Жерара Филиппа, особенно, когда он улыбался. Эти работы с переменной эффективностью шли уже несколько лет. За это время первые кандидаты наук стали маститыми учеными, а маститые ученые ушли на пенсию… В общем-то в описываемые времена все или почти все делалось в полном соответствии с плановым заданием по сетевому графику или без графика в сроки по «Вашему указанию». Если для выполнения работ нужен был месяц, то планировали поболее. Потом, при необходимости, брали встречный план, повышенные обязательства или, на худой конец, перевыполняли план на 101 % при некотором видимом его недовыполнении. Но всякая корректировка плана практически исключалась, так как его утверждали на самом высоком уровне.
Со строительством корабля было посложнее. Хочешь — не хочешь, а докажи к 31-му декабря, что он умеет плавать и стрелять. Ладно там покраска, размагничивание, доработки по перечням 1,2,3, водолазный осмотр — это успеют и в базе. Неважно, что придется командировать специалистов и платить лишние деньги. Кто их считает? Они все наши. Из одного кармана берем, в другой складываем. «Наверх» выходим только с хорошими вестями, а если что не так — всегда поможет жареный петух. Сам по себе жареный петух — птица бестелесная, нематериальная, а вот место, куда он норовит клюнуть, известно всем с самого раннего детства. Время появления этой птицы — в полном соответствии с известным учением: вчера еще рано, завтра уже поздно, а что будет послезавтра — страшно подумать.
В лаборатории устройств ввода информации и предстартовой подготовки торпед жареным петухом запахло 26-го июня 1981-го года. Запахло сразу и невыносимо сильно. За несколько дней до этого испытания на подводной лодке системы УСППТ закончились полным провалом. Цифровой автомат торпеды не запоминал информацию, поступающую через УСППТ. И как ни крутили «башмак» научные сотрудники института и даже кандидаты технических наук, но сдвинуть с места влево-вправо и вперед-назад тяжеленную торпеду они, конечно, не могли. Сбои шли за сбоями. Лицо Владимира Кожина уже не напоминало физиономию Жерара Филиппа, так как на нем надолго поселилась мировая скорбь. Скандал был грандиозным. Удар на себя принял Радомир Павлович Тихомиров как полномочный представитель руководства ЦНИИ «Гидроприбор». Выйдя из кабинета после совещания, которое проводил Министр Судпрома, он позвонил в Ленинград:
— Радий Васильевич! Тут требуют вас лично, но вы не приезжайте. Здесь можно войти в кабинет директором, а выйти самым младшим научным сотрудником.
— Может, нам следует потребовать, чтобы корабелы соблюдали необходимую точность сопряжения торпеды с торпедным аппаратом? Я дал команду определить допустимые зазоры и смещения. Они всех собак вешают на нас. Засунули торпеду кое-как в трубу — и сразу стреляй!
— Уже ничего этого не нужно. Нам дали один месяц, чтобы обеспечить единый с ракетчиками ввод данных через АЭРВД–100. Торпеду приказано доработать. Я сказал, что это не реально. Ну, а мне дали ясно понять, что если при нынешнем руководстве это не реально, придется его сменить.
— А как отделить ракетную информацию от нашей?
— «Малахиту» дали на это тоже один месяц и месяц электромонтажникам на изготовление блока. Те не возражали.
— Все понял. Спасибо. Возвращайтесь.
Итак, 26-го июня 1981-го года Исаков собрал у себя в кабинете специалистов, которые, по его мнению, способны решить поставленную Министром задачу. Определять таких специалистов он умел. Он начал без предисловий:
— Анатолий Трофимович. Немедленно Тихомирова в Свердловск, а лучше сразу в Казань. Без десятка разъемов АЭРВД–100 не возвращаться. У него особые отношения и с Люльевым и с Тизяковым. Думаю, что они нам помогут. Необходимо новое устройство ввода информации. Срочно конструкцию, изготовление, стендовые испытания, прокачки, продувки в ЦАГИ… К Логвиновичу Георгию Владимировичу. Я ему позвоню.
— Вам, Владимир Степанович, все лишнее с цифрового автомата — долой, подготовить его к работе через АЭРВД. Все необходимые вам творческие и лошадиные силы для работы — в ваше распоряжение. Анатолий Трофимович Скоробогатов подготовит необходимое указание. А теперь обсудим детали…
И ведь сделали! Не за месяц, конечно, за два. Может, чуть больше. Но уже в октябре торпеда «заговорила» с БИУСом. Что-то запоминала, что-то «просила» повторить. Главный конструктор подводной лодки Сергей Никитович Ковалев сначала не поверил прыти торпедистов, но, убедившись, что от них даже пар идет, стал решительно им помогать:
— Дайте-ка торпедистам нашу французскую ЦВМ провести анализ кодограммы обмена информацией между ЦА торпеды и БИУСом. Не жмитесь. И специалистов лучших выделите.
Как всегда, короткая схватка. ЦА — это творение Минсудпрома, БИУС — родом из АГАТа. За БИУСом — авторитет фирмы. За ЦА — Владимир Степанович Кожин… И здесь Кожин просит у Исакова прислать ему в помощь для борьбы с АГАТом Семена Маневича. Эта мысль была для Кожина В. С. и всего коллектива строителей лодки большой удачей. В короткий срок Семен обнаружил в стрельбовых алгоритмах БИУС и массивах ввода информации от БИУС в ЦА торпеды УСЭТ–80 более сорока ошибок, большинство из которых приводили к невозможности поражения подводных и надводных целей. Победа над АГАТом была полной. Некоторое время торпедисты купались в лучах славы, а специалисты АГАТа непрерывно пробивались вверх и вниз через рубочный люк с тяжелыми блоками БИУСа для внесения в них изменений в соответствии с замечаниями Семена Маневича. Но обстановка была сверхнапряженной, и что-то должно было еще произойти. И произошло. Вновь в период ввода данных в торпеду стало зажигаться табло «Отказ». Отдохнет система — все работает. А два раза подряд не может. Шуточки пошли разные. А торпедисты натащили в первый отсек измерительных приборов, схем, таблиц… Все перемерили — все в норме. Несмотря на наличие массы «оправдательных» документов вскрыли, все-таки, один соединительный ящик:
— Смотрите, у провода подплавлена изоляция! Значит, это не проводник, а печка!
Стали мерить сечение провода, уточнять по схеме. Так и есть! Сечение провода по чертежу 10 квадрат, а в натуре раз в десять меньше!