Вскинул Лобус к глазам бинокль и увидел: два вражеских солдата перебегают к небольшому бугру, что виднелся метрах в трехстах.
- Чего это они? - обратился офицер к солдату.
- Шут их знает... Вот уже неделю по ночам они возятся у этого холмика. Мне приказано не стрелять, но глядеть в оба...
Посмотрел Лобус на свою схему: "В том направлении должен быть танк! А что, если этот бугор!..."
Старший лейтенант не ошибся. Там действительно был наш КВ. Танк почти по башню провалился в яму. Немцы потом навалили несколько бревен, присыпали башню землей и хотели устроить там наблюдательный пункт-укрытие...
О том, что было дальше, можно только догадываться, так как Лобус, не отличавшийся красноречием вообще, и на этот раз был более чем лаконичен: попросили, мол, пехоту поддержать в случае чего, подползли, выкурили из ямы немцев (трое их было), сдали танк под охрану разведчиков...
А ведь произошла целая ночная баталия: в ход были пущены гранаты и автоматы, минометы... Лобус лично уничтожил фашистов, находившихся в укрытии, а потом вместе с Ванешковым (Михайлов был убит в самом начале боя) отбивался от группы немецких солдат, пытавшихся выручить наблюдателей.
Старший лейтенант Лобус свою задачу выполнил. Теперь дело было за эвакуаторами. Причем следовало спешить, чтоб немцы не уничтожили или снова не захватили танк. Лобус рассказал: лаз в яму со стороны противника; люки на башне и в днище закрыты; до люка механика-водителя и к корме танка подобраться не удалось- засыпаны; свободного места под танком примерно половина его длины...
Эвакуация танка в таких условиях - это, без преувеличения, целая операция, требующая и тщательного планирования, и обеспечения. План, составленный командиром батальона, заключался в следующем: под прикрытием отвлекающего огня артиллерии и минометов эвакуаторы и саперы расчищают подходы к корме танка и делают траншейку для буксирных тросов (основных и дублирующих) и полиспастов. На это отводилась одна ночь. А в следующую ночь, во время огневых налетов нашей артиллерии, выхватить танк до берега. Вопросы связи и взаимодействия возлагались на старшего лейтенанта Лобуса. Тросовое "хозяйство", как всегда, было на попечении капитана 2 ранга Захарова. Мне с ремонтниками Ставницким и Комаровым была поставлена задача застропить танк, открыть люки и по возможности рычагами поворота поддерживать направление движения танка во время буксировки. На двигатель мы не рассчитывали - ведь неизвестно, в каком он состоянии, да и шуметь не было смысла.
До танка добрались без осложнений - обстрела не было.
Саперы занялись своим делом, а мы - своим. Прежде всего надо было попытаться расчистить подход к корме, чтобы освободить захваты для тросов. Но сделать это без риска обнаружить себя было очень трудно. Осветительные ракеты противника висели почти постоянно. Решили добираться до кормы из-под днища танка. Поочередно, лежа, руками отгребали землю на плащ-палатку, а затем вытаскивали ее через лаз наружу, разбрасывая по сторонам, чтобы противник никаких изменений на местности не обнаружил. Потратили мы на это не менее трех часов, но полностью добраться до крюков не удалось - уткнулись в бревно. Дальше снизу сделать что-либо для того, чтобы выйти из-под танка со стороны кормы, было невозможно. У саперов сверху тоже ничего не получилось: было мало сил, да и неудобно лежа растаскивать бревна. Времени до рассвета оставалось совсем немного. Поэтому решили возвращаться. Было досадно, что за ночь не удалось выполнить поставленную задачу.
Еще две ночи пришлось потратить на то, чтобы, растащив буксирным тросом бревна, добраться до кормовых крюков, скопать стенку ямы, открыть люк механика-водителя и надежно закрепить буксирные тросы. Все это делалось скрытно от противника и буквально у него под носом.
И вот можно было докладывать командиру:
- Машина к эвакуации готова. За рычагами Ставницкий. Комаров рядом с танком в укрытии...
Подал условный сигнал. Над позициями немцев вспыхнули разрывы снарядов нашей артиллерии, натянулись тросы и...
- Пошел! - радостно выдохнули все, кто мог увидеть двинувшийся силуэт танка.
Перед рассветом KB был уже на берегу, в специально подготовленном котловане.
* * *
Подходили к концу дни тяжелой блокады. Для каждого ленинградца, где бы он ни был: на переднем крае, у станка завода, у больничной койки, в научно-исследовательском институте, - эти дни были днями величайшего мужества.
Защитники города становились крепче, увереннее. Их настроение особенно поднялось, когда поступило сообщение об окружении под Сталинградом 330-тысячной армии гитлеровцев. "Значит, - так все думали, - и здесь, у стен города Ленина, противник скоро будет разгромлен".
Конечно, в то время мы не знали замысла Ставки Верховного Главнокомандования, однако по всему чувствовали, что приближаются решающие события.
В наш район каждый день подходили все новые части, занимали указанные рубежи, готовились к бою. И вот наступил день, когда начался прорыв блокады. 12 января 1943 года помнит каждый человек, переживший эти страшные месяцы во вражеском кольце.
Готовился к наступлению и наш 118-й отдельный танковый батальон. В ночь на 12 января подошла свежая пехота, которая должна была действовать вместе с нами. Прогревались двигатели танков. Уточнялись карты. Встречались для организации взаимодействия командиры. Шли последние приготовления к предстоящему наступлению, которое с таким нетерпением ждали.
У Невы с высокими и крутыми берегами, сплошь усеянными воронками от снарядов, был тот рубеж, от которого войска должны были сделать стремительный рывок вперед.
К этому рубежу подтягивались и танковые части. Фронт усилил 67-ю армию 152, 220 и 61-й танковыми бригадами. В состав армии влились 86-й и наш 118-й отдельные танковые батальоны. Всего войска имели 224 танка - 84 средних и 140 легких. От Шлиссельбурга до Невской Дубровки сосредоточивались войска.
Подготовка велась серьезная. Особенно у наших соседей - в 61-й танковой бригаде под командованием полковника В. В. Хрустицкого. Дело в том, что лед на реке был тонким. Он не выдержал бы тяжелых танков. Усиливать же на виду у противника лед - значило раскрыть свои карты. Поэтому и была создана 61-я танковая бригада только из легких танков. В стороне от Шлиссельбурга, в районе, который не просматривался противником, испытали переправу боевых машин по льду. Помнится, незадолго до прорыва командиру батальона и мне было приказано прибыть на Неву в район Новосаратовской колонии. Когда мы подошли к реке, неожиданно появилась большая группа старших командиров. Среди них я сразу узнал К. Е. Ворошилова. Как потом выяснилось, перед прорывом блокады он был назначен на Ленинградский фронт представителем Ставки Верховного Главнокомандования.
Вместе с К. Е. Ворошиловым находились Л. А. Говоров и А. А. Кузнецов. Среди генералов и офицеров я также узнал командующего бронетанковыми войсками генерала В. И. Баранова. Он что-то докладывал К. Е. Ворошилову, показывая рукой на реку.
Вскоре на лед вышли два танка Т-60. Все обошлось хорошо. Тут же рядом на подготовленную переправу пустили средний танк Т-34 с открытым люком механика-водителя.
Вслед за танком пошли К. Е. Ворошилов, Л. А. Говоров и В. И. Баранов.
С берега нам было видно, как метров через сто пятьдесят - двести лед раскололся и тридцатьчетверка пошла ко дну. В образовавшейся полынье показалсь голова механика-водителя. Его тут же подхватывают понтонеры, Донесся голос командира 220-й танковой бригады полковника И. Б. Шпиллера:
- Сержант Иванов, бегом в землянку!
Нам потом сказали, что К. Е. Ворошилов наградил сержанта Иванова.
Начальство уехало, и понтонеры, как муравьи, начали копошиться на переправе в поисках допущенной ошибки. Оказалось, что переправа была подготовлена правильно, но лед еще не успел скрепиться с настилом. Словом, поспешили с испытанием льда. Всего лишь за несколько минут до испытания саперы закончили работу.
Командир батальона майор Воякин рассказал всем офицерам о том, что произошло на переправе, указал, что надо сделать, чтобы этого не случилось у нас. Наш 118-й отдельный танковый батальон должен был переправляться правее Шлиссельбурга совместно с 86-м танковым батальоном.
152-я и 220-я танковые бригады, укомплектованные тяжелыми и средними танками, находились в глубине. Они могли форсировать реку лишь после того, как переправы будут по-настоящему усилены.
... Никто из нас точно не знал, когда начнется прорыв блокады. Но все говорили: вот-вот начнется! И готовились, готовились... Некоторые командиры и политработники подразделений начали даже сдерживать людей, беспокоились об их отдыхе - ведь порой с ног валились. Но кто же мог отдыхать, когда сказано: прорыву скоро быть...
Казалось, все делалось и с точки зрения морально-политической подготовки. Партийная и комсомольская организации мобилизовали личный состав па отличное освоение материальной части танков, оружия, радио-средств, изучение района возможных боевых действий батальона. Выпускались стенные газеты и боевые листки. -Лучшие специалисты прикреплялись к более слабым. Но майор Колибердин не успокаивался и требовал от активистов "наращивать" партполитработу. Он одобрил инициативу комсорга батальона - пригласить сюда, на передний край, ленинградцев и организовать, так сказать, предбоевую встречу. Комбат тоже поддержал эту идею, но решил посоветоваться с командованием.
Не знаю почему, но в армии его звонок был воспринят неверно: направляем, мол, комиссию для оказания помощи... Такого оборота никто не ожидал. Колибердин попытался было еще раз переговорить со знакомым инструктором политотдела, а тот ответил, что уже получил приказание выехать в батальон, сделать доклад о текущем моменте и ознакомиться с состоянием партийно-политической работы.
Рано утром следующего дня позвонил командующий БТ и MB фронта генерал Баранов. О чем он говорил комбату, мы не знали. Но, видимо, не очень приятным был этот разговор, потому что Воякин сказал Колибердину: "Ну, замполит, заварили кашу на свою голову!..." И вскоре выехал на развилку дорог у Манушкино для встречи... фронтовой комиссии!
Часа через два приехали сразу две комиссии - армейская и фронтовая. По всему чувствовалось, что они получили строжайший инструктаж - проверить досконально каждого солдата, каждый танк, их состояние и готовность к боевым действиям. И, как всегда в таких случаях бывает, недостатки посыпались со всех сторон: оказались экипажи, которые теперь не могли четко доложить о маршрутах движения; расчеты, нетвердо знающие правила стрельбы; слабо заряженные аккумуляторы; не везде успели провести политинформации по последнему номеру газеты и т. д. и т. п.
Мы пытались объяснить, что сами об этих недостатках знаем, работаем... Ответ во всех случаях был примерно один: "Хорошо, что вы знаете о них, но плохо, что они еще не устранены".
Трое суток шла проверка. То, что мы устраняли, члены комиссии тут же снова проверяли. Старшие групп к концу каждого дня докладывали своему начальству о том, какую они оказали нам помощь, комбат и замполит посылали свои донесения о проделанной работе... Наконец было назначено время разбора. Приехал командующий БТ и MB армии генерал-майор Н. Ф. Жуков. В присутствии всего офицерского состава батальона он приказал старшим групп доложить об итогах работы. Получалось, что в целом личный состав батальона правильно понимает свои задачи, моральный дух высокий, батальон сколочен и может выполнять поставленные задачи. Но когда перешли к частностям, то было перечислено столько недостатков, что это ставило под сомнение общие выводы.
Генерал, внимательно выслушав доклады, объявил перерыв и приказал всем командирам подразделений разойтись по своим местам. В землянке остались командование батальона и старшие групп по проверке. Генерал, к нашему удивлению, спросил майора Колибердина:
- Когда личный состав смотрел кинофильм?
- С прибытием в Дубровку ни разу не смотрел, товарищ командующий. Не попадают они к нам, да и условий нет...
- Плохо, что не создали эти условия. - Генерал помолчал и продолжал: Встречу с ленинградцами надо заслужить... И вы не обижайтесь, товарищи, что наши специалисты приехали проверить, как идет подготовка к решающему сражению. А недостатки... Пойдемте посмотрим эти недостатки, а потом уже решим, что и как, - заключил генерал.
Пошли в расположение 1-й танковой роты, которой командовал капитан М. Д. Кононов. Экипажи работали возле боевых машин. Жуков подошел к танку лейтенанта Фролова, осмотрел машину, задал несколько вопросов членам экипажа и попросил собрать всю роту. Лейтенант юркнул в землянку и вынес генералу самодельную табуретку.
- Благодарю, - ответил Жуков. Осмотрелся и, увидя самого малорослого, протискивающегося вперед танкиста, сказал: "Вот, пожалуй, ему мы и предложим эту табуретку".
Все засмеялись, так как этот танкист - рядовой Комаров был нашим признанным весельчаком. Не растерялся он и сейчас, представился по всей форме и добавил: