Я была так заинтригована, что хвостиком бежала за графом — не оторвать, даже если захочет. Хотя три последних года моей жизни научили меня, что любая тайна это опасность, но все еще сильны были уроки папы: любая тайна — это информация, а информация — это власть.
После того как граф открыл тяжелую двустворчатую дверь, выглядевшую неприступно, как врата в гномье царство, путь все время вел вниз. Лестницы становились круче, коридоры сумрачнее, кладка стен грубее. Украшения и картины исчезли, лишь магические светильники вспыхивали под низкими сводами, освещая грубо выбитые на камне орнаменты, и гасли, стоило пройти под ними.
Мы углублялись в запретную часть замка. Воздух здесь был сухой и теплый, и мне казалось, откуда-то доносится гул и лязг, как от огромного цеха с работающими машинами. Граф замолчал, прислушиваясь к гулу, но меня снедало жгучее любопытство.
— Милорд, а почему Тиррина так поступила с башней? За что она мстила?
— Я отказался жениться на ней. Она была еще ребенком. Маленьким, кошмарным, безумно прекрасным чудовищем.
Мне показалось, что он произнес это с горечью. То есть, если бы не характер, он купился бы на красивенькое личико? Самое невероятное за этот безумный день, — я почувствовала укол ревности. Да ну, не может быть! Это не я. Это кто-то из моих девочек, точно.
— Но вы же потом согласились жениться!
Мы спускались по крутой лестнице, и я удерживала подол платья одной рукой, а другой цеплялась за перила.
— Только потому, что Тиррина полностью лишилась магии и навредить уже не могла. И только по приказу короля. Я тоже хотел отомстить. — Шедший впереди некромант резко остановился и развернулся, и я оказалась на пару ступенек выше его, мои глаза встретились с острым, как кинжал, стальным взглядом. Мне даже явственно послышался лязг оружия. — Я хотел запереть Тиррину в Безумной башне. Я хотел, чтобы она каждой частицей когда-то прекрасного тела почувствовала, что натворила. И чтобы ее черное сердце дрогнуло и раскаялось.
Я содрогнулась. Безумная башня — очень точное название. Светлые Небеса, как хорошо, что я сбежала! Разве он стал бы разбираться, что в теле его невесты — другой человек? Я бы с ума сошла в такой тюрьме.
— Но я… но вы же со мной такого не сделаете, милорд? — непроизвольным умоляющим жестом я сложила ладони лодочкой.
— Вы — не Тиррина, — дрогнули в улыбке его губы. — Хотя, признаюсь, в первый день я с трудом удерживался, чтобы не поселить вас в Безумной башне. Но, к моему изумлению, вас приняло сердце Орияр-Дерта, вас приняли люди, маги и полукровки Орияр-Дерта, и это настолько расходилось с моими подозрениями, что я не мог не заинтересоваться феноменом. С Лаори-Эрлем не спорит даже его хозяин.
Он продолжил путь со словами:
— Ну вот, мы почти пришли.
А я, все еще ошеломленная его намерением, пусть неосуществленным, сунуть меня в кошмарную башню, сделала шаг вперед, забыв и о подоле, и о перилах. И, конечно, по закону подлости наступила на край платья и свалилась, ударившись правым виском о перила.
Если бы не «вьюнок», в тот момент все мои проблемы закончились бы вместе с жизнью. Но мне показалось, мое невидимое украшение выставило все листики, лапки, или что там у него было, и создало амортизационную подушку, не дав моей голове коснуться металла. Но треск явственно послышался, и висок взорвался болью.
— Осторожно! Почему с вами вечно что-нибудь случается, мэйс? — рыкнул некромант и, подхватив меня на руки, пронес по лестнице, прислонил к стене и, ухватив пальцами за подбородок, приподнял голову. — Сильно ударились? Вроде цела…
Мою голову покрутили вправо-влево. Граф нахмурился:
— Плохо. Блок треснул!
— Какой блок?
— Который я ставил Тиррине, когда Зим разбудила ее сущность айэ.
Я вспомнила разговор между некромантом и менталистом: «На ней два замка, запирающих друг друга. Две силы, переплетенные, как борцы на ринге. И напряжение такое, что если снять один замок, второй ее сразу уничтожит. Они уравновешивают и блокируют силу друг друга».
Что ж они такие хрупкие замки ставят?!
— И что теперь будет? — спросила я. — Я умру?
— Кто из вас? — фыркнул Ворон. — В вас оказалось даже не две, а три силы, мэйс. И третья, появившаяся недавно, подтачивала мой блок, пока он не стал хрупким. Это наверняка сила айэ Тайры. Я не мог ее учесть, как вы понимаете. Стойте спокойно, я попытаюсь укрепить.
Он наклонил мою голову так, что она уперлась в его плечо, а обе ладони положил на волосы, чтобы крепко удерживать затылок и массировать большими пальцами мои виски, словно ввинчивая в них что-то невидимое.
— Что-то не сходится, — нахмурилась я, чувствуя себя все более странно. — Если две силы были в Тиррине, одна в Тайре, то как же я?
— Не разговаривайте, мэйс, вы мне мешаете.
Но меня что-то тянуло за язык:
— А почему вы за последнюю пару часов ни разу не назвали меня по имени?
— Потому что я не знаю, с кем последнюю пару часов разговариваю.
— Я сошла с ума? Да?
— Нет, такое раздвоение сил и даже сознаний случается у магов, особенно у менталистов, но меня вы сейчас точно с ума сведете, если не замолчите.
— Я почему-то не могу молчать. Мне кажется, если я замолчу, то забуду ваш язык. Я его три года учила, старалась, когда попала в ваш мир и изображала потерю памяти. На самом деле моя память никогда не терялась. Только Тайра пыталась ее заменить своей. Ведь личность — это и есть память, так ведь? А вы можете называть меня Тамара. Это мое настоящее имя. Или Тома.
В страхе, что чертов блок треснул и меня опять захлестнет чужая воля и память, сметая и стирая мою личность, мою жизнь, я говорила и говорила, захлебываясь словами и чувствами.
О том, как очнулась от жуткой боли в чужом мире, чужом доме, чужом теле; о том, как боялась, что сошла с ума; как задыхалась от отчаяния и бессилия что-либо изменить, от невозможности вернуться домой.
О том, как до истерики боялась магов, как ненавидела опекуна, барона Гинбиса, его сальные взгляды, его потные руки на своем плече и горле, его мамашу, топтавшую мое достоинство и гордость каждый день.
И о том, как каждую ночь просыпалась от кошмара, что настоящая хозяйка этого тела Тиррина Барренс пришла, чтобы вытряхнуть из него мою душу, как мусор из корзины. О том, как ненавидела чужое лицо в зеркале и понимала, что ничего, ничего не исправить и никому невозможно рассказать и тысячной доли того, что я пережила за эти годы.
А теперь еще Тайра Вирт, как будто мало мне леди Тиррины.
Рассказывая, я не заметила, что лорд давно обнял меня и прижал к своему плечу, а второй рукой просто поглаживал мои волосы, успокаивая.
Наконец я устала говорить, отстранилась от такого твердого, надежного, располагающего к рыданиям плеча, нашарила в кармане платок, вытерла слезы и высморкалась.
— Простите, милорд. Я не лгала вам, я действительно не графиня. Но получается, моя душа каким-то образом вселилась в ее тело, и меня теперь казнят.
— Если узнают.
Я подняла на него глаза и попятилась бы, если б не стена, оказавшаяся за спиной. Его лицо было смертельно бледным, глаза — грозовыми, почти черными, а желваки на скулах ходили ходуном. Но это была не ярость, а какая-то сумасшедшая боль, словно ему хотелось крикнуть, но он не мог.
— Вы мне верите, милорд?
Он прикрыл глаза, глухо выдавил:
— Да. Верю.
Некромант, отступив назад, вдруг сел прямо на каменный пол, не боясь испачкать роскошный графский наряд, и оперся спиной о стену. Потом вытянул руку, и под его ладонью образовалось темное облачко, уплотнявшееся с каждым мгновением, пока не превратилось в шелковую диванную подушку с кисточками по углам.
— Присядьте. Мне нужно подумать, да и вам прийти в себя, прежде чем мы попадемся кому-то на глаза… Вы ни в чем не виноваты, Тома. Это я. Только я виноват. Судя по вашему рассказу, это я убил Тиррину.
И тут я окончательно успокоилась, хотя, наоборот, бежать надо подальше от маньяка!
— Я слышала, Тиррина задохнулась при пожаре, как и вся ее семья, — сказала я. — Разве это вы подожгли дом?
Он сцепил длинные пальцы на колене согнутой ноги, а вторую расслабленно вытянул. Похоже, разговор будет долгим.
— Нет, не я. Но тело без души — это труп. А если есть труп, есть и преступление.
— Даже если это самоубийство?
— Это не было самоубийством. Когда я ставил Тирре блок, она была еще жива, и она была Тиррой. Душа покинула ее тело либо во время моего плетения, либо после. Она потеряла сознание, а пришла в себя уже в лечебнице. Я присутствовал в тот момент, но вы не помните, наверное. Зато помню я. Уже тогда было слышно два магических эха. Но я счел, что это две замкнутые друг на друга силы мага и айэ.
— То есть она не выгорела, как мне говорили, а это вы лишили ее магии?
Он прикрыл глаза.
— Да. Магии. И, получается, жизни.
— Милорд, я, конечно, не маг и ничего в ней не понимаю. Но айэни Зим говорила мне: магия — это душа. Но если бы душа Тиррины исчезла из моего… из ее тела, то блок разрушился бы сразу? И ваш блок, или, как вы говорили, двойной щит, — я коснулась своего правого виска, — мне кажется, он не мог бы защищать то, чего нет, если он настроен на магию, а значит, на душу Тиррины. Может быть, она не мертва, и ее душа еще здесь, но заблокирована?
Некромант в задумчивости погладил подбородок.
— В этом есть резон, но проверить я могу, только сняв блок. Но это опасно для вас. Как на это отреагирует Лаори-Эрль, нетрудно предсказать: он попытается выкинуть Тиррину. А покидать замок вам запретил король. Что ж, придется получить от него разрешение.
Я струхнула, честно скажу.
— Но вы говорили, что никто не узнает!
— Мэйс, — укоризненно протянул лорд. — Никто, кроме короля. Я обязан ему рассказать о своем преступлении. До сего дня Артан думал, что я виновен лишь в том, что лишил магии преступницу.
— Преступницу? Но меня не содержали под стражей!
— Вы были под домашним арестом, но мягким. Вашему опекуну запрещено было говорить об этом, лишь наблюдать и ограничивать ваши передвижения. Тиррина Барренс обвиняется в том, что это она подожгла загородный особняк отца и убила свою семью и два десятка слуг. Возможно, случайно. Но так как считалось, что она потеряла память, то есть по сути личность, казнить ее невозможно. Потому она была оставлена под наблюдением.
Хорошо, что я успела сесть на подушку. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Со мной происходило что-то жуткое, словно кто-то рвался изнутри, выворачивал наизнанку, пытался взорвать мозги. И у этого «кто-то» было имя.
— Вам плохо? — встревожился некромант. Подтянул к себе мою подушку, и я, не удержавшись, свалилась ему на колени. На лоб и затылок легли большие прохладные ладони, и сразу стало легче. А его голос стал мягким, обволакивающим не хуже бинтов: — Полежите так, Тома. Я не целитель, но тут он и не нужен. Сейчас вам станет лучше. Вот так.
Его ладони становились прохладнее с каждым мгновением, и это была божественная прохлада лесного ручья, омывавшего невидимыми струями и уносившего боль.
— Я укрепил блок. И мне все больше кажется, что вы правы: именно этот блок запер не только магию, но и душу Тиррины. И тогда у нас появится возможность допросить ее и установить степень вины. То, что она виновна, не подлежит сомнению: нашим менталистам удалось снять слепки памяти у трех свидетелей, прежде чем они умерли. И есть еще моя память свидетеля, хотя я опоздал остановить обезумевшую девчонку.
Как ни плохо мне было, но я сумела вычленить самое важное для себя:
— Но если вы снимете блок и вернете душу хозяйки этого тела, я… я исчезну?
Он задумался на минуту, но вынужден был признать:
— Да. Вы исчезнете. Из этого тела точно. Но я не уверен, что вы вернетесь туда, откуда была выдернута ваша душа. Это, кстати, отдельное дело для разбирательства. Я уверен, что тут еще одно преступление… Так вот, такой уверенности, что вы окажетесь в своем мире и в своем теле, живой и здоровой, у меня нет. Очень высока вероятность, что ваша душа развеется в небытии или не сможет найти путь через Небеса и вы умрете, Тамара. И это будет убийство. А на это я никогда не соглашусь. И без меня блок никто не снимет. Вам легче?
— Спасибо, значительно.
Я поднялась, опираясь на его руку. Он тоже встал, окутал себя на миг туманным облачком, забравшим с его одежды пыль и каменные крошки. Такую же процедуру проделал со мной.
— Тогда я все-таки покажу вам то, что намеревался. Или можно перенести на завтра.
— Нет уж, давайте сейчас. Я что, зря мучилась и откровенничала?
Улыбнувшись и придерживая за локоть, некромант провел меня дальше по коридору, завершавшемуся, на первый взгляд, тупиком.
— Наденьте повязку. — Некромант провел рукой по боковой стене и открыл нишу, в которой на полке стояла корзина с плотными повязками. А я-то думала, зачем эти тряпки закупаются в мастерских по изготовлению артефактов храма Светлых Небес? Протянув мне эластичную повязку, сам Ворон ничего не взял, а в ответ на мой подозрительный взгляд сказал: — Я маг, и я привычен к тому, что вам откроется.
Повязка оказалась странной. На вид плотная, а словно чулок на голову натянула: все видно, только в черной дымке.
— За стеной — крупный артефакт, — пояснил граф. — Приготовьтесь к тому, что зрелище будет яркое и необычное. Все вещи и существа проявят свою тайную сторону.
— Это как тот золотой амулет, который вы на меня надевали, когда проверяли на наличие демонической сущности? — догадалась я.
— Верно.
— И это тоже будет проверка? — припомнила я слова короля, подслушанные мной. «Причем, Дэйтар, твоя кандидатура должна быть проверена так же тщательно, как предыдущие, — твердо сказал король. — Ни капли демонической крови!»
Сердце почему-то екнуло.
— И это верно, — подтвердил Ворон мои догадки. — Через артефакт проводят всех моих вассалов, слуг и невест. Готовы?
— Подождите, милорд. Тогда в чем же тайна, если о ней многие знают?
— Но вы-то не знаете. И я обычно не сопровождаю никого, кроме… невест. Вы увидите мою тайную сущность.
— А… — Я на миг растерялась. И стало грустно. Значит, он, несмотря ни на что, все еще рассматривает Тирру как свою невесту. Эк его приспичило с женитьбой! — Спорим, что это будет Ворон?
Сероглазый лорд неожиданно рассмеялся:
— Вы мне нравитесь, Тома. Не знаю, какова ваша внешность, но ваша душа мне нравится. Вы интересны.
С этими словами Ворон коснулся стены, преграждавшей коридор, и из-под его пальцев заструилась светящаяся вязь узора.
А я даже обиделась. «Вы интересны» всего лишь. Как необычная зверушка. Нет чтобы сказать «вы прекрасны». Или хотя бы «вы умны».
В следующий миг мне стало не до глупостей: стена растворилась, и лорд, подхватив меня под локоть, шагнул в огромный, ослепительно светлый зал. Если бы не повязка, я бы осталась без глаз.
В центре высоченного зала с исчезавшими в перламутровой дымке сводами парил необъятный прозрачный кристалл бриллиантовой огранки. Его грани переливались невозможными цветами и оттенками, отражая то ли себя, то ли лившиеся откуда-то солнечные, закатные и звездные потоки света.
Он был невероятно прекрасен. Так, что у меня захватило дух и брызнули слезы от его невозможной, феерической красоты. Я знала, Лаори-Эрль, что ты именно такой. А твоя оправа — это то, что наверху. Весь замок, весь Орияр-Дерт.
Как завороженная, я обошла хрустальное сердце, вспыхивающее всевозможными цветами, а потом мой взгляд опустился, и я увидела Ворона.
Это был словно удар под дых. Я забыла дышать, а сердце биться.
Нельзя быть таким. Вот нельзя — и все. Это бесчестно по отношению к несчастным смертным девушкам, совсем не богиням.
Забудьте все, что я говорила об изысканной утонченной красоте и харизме Леголаса-Артана. И если я восхищалась силой и мужественностью генерала Шармеля, то лишь по неведению. Мне не с кем было сравнивать.
Сейчас на меня взирало божество.
Освещенный ярчайшим светом, Ворон казался совершенной скульптурой, вылепленной из белоснежного мрамора и ярко-черного антрацита. Если кто-то возразит, что черный цвет не бывает ярким, это нонсенс, тот не видел блистающих распахнутых крыльев Дэйтара Орияра. Они источали мрак. Они ослепляли. Они казались острее бритвы и смертоносней урагана.
Если Тиррина хоть раз видела Дэйтара таким, я понимаю, почему она свихнулась от любви. До того, как я увидела Ворона, я не понимала, что такое мощь, заключенная в совершенное мужское тело. И что такое мужская красота.
Особенно когда эта красота взирает не с ожидаемой снисходительностью, а с немым восхищением на такую невзрачную, скромную и совсем небожественную экономку.
Но чем больше я восторгалась, нарезая круги вокруг замершего лорда, тем сильнее он хмурился, а сияние его глаз омрачалось.
— Послушайте, мэйс, — не выдержал он наконец. — Я не чучело, чтобы смотреть на меня с таким выражением, словно собираетесь ощипать. И даже не боевой петух.
Очень даже боевой.
— Вы лучше, — кивнула я, пытаясь потрогать опасное перо в потрясающем крыле.
Оно судорожно отдернулось, а на пальце остался легкий порез, хотя я могла поклясться, что между ним и пером оставалось еще сантиметров десять.
— Осторожно! — запоздало предупредил Ворон. — Их нельзя трогать. Ну вот, порезалась!
И статуя пришла в движение, заиграв каждой искрой на перьях. Сильная рука перехватила мою и осторожно поднесла к губам. Ласковый язык слизал алую капельку, а в серебряных глазах мелькнула алая искра. Царапина мгновенно затянулась, а мягкие губы поцеловали исцеленный палец. Боже, почему только какой-то палец! Я хочу попробовать его губы на вкус. Я хочу почувствовать под ладонью его литые мышцы и…
С трудом отведя глаза от его вспыхнувших, словно он читал мои глупые мысли, очей, я попыталась отойти, но Ворон не пустил. Я решительно высвободила руку.
— Я вам неприятен, Тома?
Крылья слегка поникли.
— Вы волшебны, милорд. Но у меня… — чуть не сказала привычное «обет», но вовремя спохватилась. — Я не признаю мезальянсов. Вы — второе лицо в королевстве и сильный маг. Я — простая девушка с Земли. Даже не маг. У вас есть все, у меня — ничего, даже тела. Вы сейчас поцеловали мою руку, но это не моя рука, а Тиррины. Сама мысль об этом меня ужасает, если вы можете это понять.
— Причина вашей холодности только в этом? Вас не пугает мой вид?
— Восхищает, — честно призналась я, слегка удивляясь, с чего бы такому шикарному мужику напрашиваться на комплименты.
И Ворон весь как-то сразу потускнел.
— Это в вас душа Тиррины говорит, — поморщился он. — Только ее приводили в восторг безобразные когти и ужасные смертоносные крылья. А еще шлем в виде клюва, когда я надеваю боевые латы.
Ногти действительно слегка длинноваты, но только на больших пальцах, и это еще не когти. Когтями неудобно меч держать, а клинок висит у Ворона на поясе. И почему мне не показали клюв? И получается, лорд Дэйтар уже приводил сюда Тиррину. А так как она не вассал и не служанка, привести он ее мог только в качестве невесты.
И еще получается, что, какую бы истину ни показывал Лаори-Эрль, каждый все равно увидит только то, что сможет или захочет увидеть?
— Вы поэтому отказались на ней жениться, что увидели ее сущность?
Лорд кивнул, рассыпав по плечам черные перья волос.
— Да. И позвольте мне не рассказывать, что я увидел за ее прекрасным лицом. Но Безумная башня — отражение ее сущности.
Что ж, понятно. После этого отказа девчонка и сорвалась. Гордость не выдержала.
— Но ведь ей еще не было пятнадцати!
— Это был предварительный сговор. У магов считается, чем раньше произойдет наречение, тем лучше для адаптации магии.
— Но я не вижу ни клюва, ни когтей, — призналась я. — Крылья действительно смертоносны, но я всегда любила холодное оружие. У папы целая коллекция старинных мечей, и на некоторых есть похожие рисунки, как на ваших стальных перьях.
— Они не стальные. Я не смог бы взлететь с такой тяжестью, — усмехнулся Ворон. — Нам пора возвращаться, мэйс Тома. И пусть для других пока все останется по-прежнему. Вы — Тайра Вирт, экономка и любительница боевых петухов.
И, похоже, боевых воронов.
— А какой вы увидели меня? — осмелилась спросить я, когда мы уже вышли из зала и начали подниматься по лестнице, той самой, где меня свалил приступ откровения.
— Я обязательно вам расскажу все в подробностях. Потом. А пока признаюсь: это было завораживающе, и я готов смотреть на вас вечность, — ответил граф, и голос его улыбался, и мне почему-то стало так тепло, что я перестала бояться завтрашнего дня, королевского суда и расселения душ из нашего коммунального тела.