* * *
Он кружится ветром на подступах к ночи Он падает в руки последним листом Эффектом присутствия мягко и точно Обводит мой путь тихим сумрачным днем Бесшумная осень немых ощущений Неверная радость придуманный свет И в чистом тепле этих странных мгновений Бессмысленна фраза: его с нами нет
***
Ожерелья звезд во мраке Час причудливых созвездий Ночь нашептывает сказки О прощеньи и забвеньи
Каждый раз приходит осень В дымке горькой расставанья Хризантем живые слезы Лепестками рассыпая
Не поверить и не вспомнить Как восходит солнце в мае Полусон остывших комнат Тихо двери закрывает
Лес
ОСЕННИЙ ВИЗИТ С.Лукьяненко
Плащ ляжет в угол, повиснет клинок на стене, Арфе одной лишь молчать по ночам не дано... Грустная сказка под вечер заглянет ко мне, В кресле устроится. Ветер стучится в окно. И под назойливый, но озорной перестук Снова польется рассказ об измене и лжи. Смерть размыкает пожатие дружеских рук. Миром владеть будет тот, кто останется жить. Свет и Добро, не смущаясь, по трупам пройдут. (О, дивный мир, что для нас приготовят они!) Раз мы способны поверить лишь в добрую Тьму Значит, нам выбор без выбора вновь предстоит. Нету геройства в убийстве ребенка - так что ж, Нам не обещано было геройских наград... Миром и так будут править насилье и ложь Собственный, нами самими построенный ад. Кровь и жестокость. Победа в руках подлецов. (Стань самым подлым устроит победы цена?) Честь умирает. И рядом погибнет любовь. А милосердие слепо, забыв, что такое вина. Голос умолкнет. Лишь ветер стучится в окно. Я прошепчу в пустоту: "Значит, выхода нет?" Но, из стакана граненого выпив вино, Сказка устало и горько смеется в ответ: "Будь же доволен, что ты не на грани сейчас, И не тебе суждено из двух зол выбирать. Снегом прикроет осеннюю слякоть и грязь Мне ж и на миг не позволено глаз закрывать. Ты же счастливчик ведь руки твои не в крови..." Сяду за стол, и пока я еще не устал, Вновь буду лгать о Добре, Красоте и Любви, Грустную сказку кроя под счастливый финал.
***
А ветер несет к их извечной судьбе Пожухшие листья. И бог, как всегда, равнодушен к мольбе Совсем обленился. С реки потянуло опять холодком Промозгло-колюче. Октябрь в своем праве. Извечный закон Все ветротекуче. Напрасно закат, что желаньем томим, Надменно янтарен. Ведь я не влюблен, и в ответ - не любим, А лишь уважаем.
* * *
Я не помню закатный луч, Осиявший священным светом Безмятежно спокойный лик В золотом окладе волос. Я не помню. Сломался ключ От шкатулки с ушедшим летом. Остановленный чудом миг Вместе с пылью ветер унес. Я не помню - ведь забывать Так естественно, так обычно, И бесследно канут во тьму Час за часом в слепой полет. "Я не помню," - себе солгать, Вот что трудно. Другим? Привычней. ...Неподвластное ничему, Безмятежно лицо твое.
Юрий Ломов
стр.5 В унисон с моим настроением
Я летать так и не научилась. Все мечты мои канули в Лету. В переулках ночных заблудилась, А в кармане моем ни монеты. И, по улочкам тихо блуждая, Собираю листву на подошвах В небе бледные звезды считая. Сколько можно так жить? Сколько ж можно?!? Я летать так и не научилась. Только падать умею, но это Совершенно не то. Что случилось? Все вопросы мои без ответа. Сонный город баюкает ветром. А луна, как и звезды, немая. Я блуждаю и только вослед мне Что-то шепчет листва, умирая. Я летать так и не научилась. Но на детских качелях бесстрашно, Не прося у небес Божью милость, Я все выше взлетаю: Так важно Мне хоть раз от земли оторваться! Все на свете отдать я готова! Буду падать и вновь подниматься: Сотни: тысячи раз: снова: снова:
***
Я люблю, когда капает дождь, Когда листья шуршат под ногами. Ты, наверное, сразу поймешь, Что хотела сказать я словами. Да, я осень люблю. Только в ней Нахожу я спокойствия силу. Растворяюсь в потоке дней, Наслаждаясь дождя текилой. И осеннее небо таинственное В унисон с моим настроением: Знаю, я на земле не единственная, Находящая в этом забвение:
Ирина Коршунова
ОДИНОЧЕСТВО
Я еду в никуда в пустом трамвае, Окоченев, без мыслей в голове, Я ничего вокруг не понимаю, И грустно так, что хочется реветь. Ночная чернь в слепом дверном проеме, Клочки помады на моих губах, Изогнутых в скептическом изломе, И тяжесть дня на сгорбленных плечах. А где-то далеко кипит веселье, Там кто-то чьей-то нежностью согрет. А у меня - нелепое похмелье Без повода, вина и сигарет. Я не мечтаю ни о чем хорошем, Оцепенев в предчувствии беды. Мой плач надрывный снегом припорошен, Овеян светом гаснущей звезды: Зима бушует холодна и люта, Придирчивая к мелочи любой. Как хочется мне ласки и уюта! Но где же ты, воскресный отдых мой? Закрыть глаза и опуститься в бездну! Лишь волосы струятся по щеке. Горит осколок счастья бесполезный В до боли крепко сжатом кулаке: Я ничего вокруг не понимаю. И здесь, быть может, не моя вина. Я еду в никуда в пустом трамвае И никому на свете не нужна.
***
Целой вечностью стали мгновения, Дни летят, равновесием маются: Гениальные в боли рождаются Только в горе творят гении.
Юлия Домникова
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ РЕАЛЬНОСТИ ВИРТУАЛЬНОЙ?
За хороший компьютер отдам я деревья и небо, Дыбом вставшие мысли курсором - аж блеск! причешу, Вместо жизни реальной познав нереальную небыль, Я в аллеях графических древ сам себя пропишу. Мне компьютер подарит дисплейные файлы и сиглы, Я в "азартные" игры играть у него научусь Если только освою смертельно разящие иглы, Если только кого-то я очень убить захочу... А не выйдет компьютер сменю я на хавчик и мебель, И гусиным пером я стихи про любовь сочиню, И в траву упаду, и увижу деревья и небо... И стихи про любовь на дискете тебе сохраню.
СОНЕТ
С компьютером общаясь, словно с братом, Ему вчера поведал я секрет: В моей душе, бессмысленной стократно, Родился вдруг осмысленный сюжет. Своей рукой нажал я на "reset", Чтоб запустить обратные процессы, Чтоб снять усталость, выжатость и стрессы, Чтоб засиял в душе надежды свет. В модели этой: ты и ребятишки, Вокруг - игрушки, одежонка, книжки, ПК, хранящий байтов тьмы и тьмы; Твое лицо, что я беру в ладони, Мои глаза в них не найдешь иронии, И губы, что в ночи целуем мы...
Теодор Драйвер
стр. 6 молятся кому попало...
БОЛОТНАЯ ЛИХОРАДКА
Было чисто. Леший кормил огонь одинаковыми крепкими полешками, разрубленными на четыре, и улыбался огню, а тот время от времени высовывал из языков пламени острые красные морды с голубыми глазами. Эти морды отпускали ужимки и плясали, плевали незлыми искрами, хихикали. - Счастливый, - сказала Лихорадка. - Делать ему больше нечего. - Да и тебе делать нечего, - ответил Леший. - Сиди, грейся. Он был белесый - и брови, и ресницы, и коротко остриженные волосы, зачесанные налево. Круглое лицо он чисто брил и не носил даже усов, за что подвергался осмеянию - равно как за чистоплотность и порядок в своем жилище. - Давеча заманил дровосека, - рассказывал Леший, бережно расщепляя деревяшку на лучины. - Вот спрашивается, зачем? Заманил. Он и сгинул, конечно. Закружился, забоялся - да и повесился под утро. - Сам же повесился... - Конечно, сам. - Леший протянул огню еще одно маленькое полено и тут же отдернул, опять протянул и опять отдернул; огонь сердито кусал полено, затем тоненько взвыл и цапнул так, что сухое дерево заполыхало, а Леший заболтал в воздухе обожженными пальцами. - Доигрался, - усмехнулась Лихорадка. Хлопнула дверь, и с холодком болотной тины ворвалась растрепанная кикимора - одна из опытных, умудренных веками разбойного веселья. Она была пьяна, лицо в синих пятнах, и мокрые волосы налипли ей на глаз. - Радуйся! - выпалила она и прислонилась к косяку. - Ух, задохнулась, во бежала! Радуйся, Лихорадушка, дело тебе привалило. Какие-то ратоборцы встали табором - ну, прямо на бережку, любо-дорого, ходить никуда не надо! - Много их? - тоскливо спросила лихорадка. Она не глядела на кикимору, зябко водила плечами, зубы у нее начинали стучать. - Тьма-тьмущая! Ты с ними и за неделю не расквитаешься. Пойдем, пойдем, скорее, чего сидишь? Рассиделась без дела, обленилась ты, девка... - Иди, - сказал Леший. - Раз надо.... - Кикимора еще что-то тараторила, обдавая перегаром. - Надо - оно и есть надо, раз такое дело... Лихорадка неохотно поднялась и стянула на груди концы черно-зеленого шевелящегося платка - водоросли, комары, мелкие гады и бесы добровольно сплелись в этот платок, чтобы обогревать тощие плечи своей повелительницы. И вслед за кикиморой, склонив русо-зеленую голову, побрела Лихорадка по родному болоту, и в ночной тьме сочувственно чавкала топкая жижа и обескровленно кричала птица. Да еще филин разухался и выползла луна - стало совсем уж мертвенно, а кикимора впереди бодро шлепала своими чунями и напевала под нос. Неподалеку от болота, на более-менее сухом месте, богатом каменными выступами и худосочными соснами, по правде расположилось немалое войско. Там жгли костры и ели кашу; ветер доносил смех и обрывки разговоров, звяканье железа, изредка лошадиное ржанье. - Вон их сколько! - радостно прошипела кикимора. - Каждый по сто жизней нахлебаемся, а то и поболе! Иди! Сотнями безобидных светлячков Лихорадка слетела на лагерь. Кикимора толстой мухой кружилась рядом и советовала: - Сразу бей наповал, сразу в кровь иди, а то вдруг они с утра уйдут? Нам-то ничего ни достанется, если они по дороге подохнут. А рослые могучие воины ничего не подозревали, отмахивались от комаров и мошек, смеялись, говорили о предстоящей битве. Часовые бродили по краям лагеря, зорко высматривали во тьме врага, но подлинного, смертельного врага не видели и видеть не могли. Только один - то ли воевода, то ли облаченный в доспехи волхв - вертел головой и хмурился, и втолковывал лежащему на плаще важному сотоварищу: - Не нравится мне это место. Гиблое оно. - Все-то ты преувеличиваешь, - басил сотоварищ полусонно. - У тебя от большого ума видения... На этих двоих - да еще на две трети засыпающих воинов - Лихорадке не хватило яду, и она вернулась на болото. Завернутая в свой живой платок, она до рассвета продрожала на кровати у Лешего, а тот отпаивал, утешал, жег одну за другой лучины и грустно, невыразимо печально смотрел в огонь. Когда небо расчистилось от предутренних облаков, и солнце заглянуло в гиблые заболоченные дебри, наведался старый Упырь - он давно уже никого не сосал и растерял зубы, и зла в нем почти не осталось. - Полегли, - сообщил он Лешему. - Остальные забегали, молятся кому попало... Как ты, Лихорадушка? - Ничего, - ответила Лихорадка. - Где моя гребенка? Леший протянул ей гребенку. Лихорадка долго раздирала волосы, пальцы у нее тряслись, и так было тошно, а тут еще Упырь вонял тухлятиной и нес околесицу, и добрый вежливый Леший не мог его выгнать. - Ты не расстраивайся, - сказал Леший, когда Упырь наконец ушел. - Я вот тоже давеча дровосека заманил... - Ах, оставь, - прервала его Лихорадка. - Хватит этих разговоров. - Нежить мы, - вздохнул Леший. - Существуем чужими смертями, ничего тут не поделаешь... Днем тоже пойдешь?
стр. 7 от этого еще хуже
- Да я что тебе - бездонная? - Ну, не сердись, я ведь только спрашиваю. - А ты не спрашивай! Мудрец нашелся. - Лихорадка замолчала, потому что почувствовала - кто-то из укушенных ею умер. И сразу жизнь его начали жадно растаскивать. Кикиморы ссорились и рвали куски побольше, и над болотом пошло гудение и хруст. К вечеру кикиморы объелись и уснули, а Лихорадка опять полетела на промысел. Войско уже не могло идти в поход - стонали и бредили больные, падали кони, на окраине стоянки полыхал огромный погребальный костер. В сутолоке Лихорадка не сразу отыскала давешнего волхва-воеводу: он пользовал страждущих, только усилия его были напрасны, и он сам это понимал. Лихорадка явилась ему воочию. - Уходи отсюда, - сказала она. - И уводи всех, кто еще здоров. Иначе я всех вас поубиваю. - А ты не убивай, - ответил волхв. Он будто и не удивился: может, потому, что устал и был возбужден - тревогой, страхом и горем. - Я не могу иначе. Я должна. Уходите. - Лихорадка поняла, что сейчас расплачется, и исчезла, и бросилась прочь, кусая всех без разбора, прямо на землю роняя тягучий яд. И к следующему вечеру уже бредил, бормотал и умирал весь лагерь. Лихорадка не тронула одного волхва, и он мотался между телами, несчастный и поседевший за одну ночь, и посылал Лихорадке такие проклятия, что она не могла от них избавиться даже в добротной горнице у Лешего. - Бедная ты моя, - говорил Леший сострадательно. - Да не жалей ты меня! - выкрикнула Лихорадка из-под кучи одеял. - Мне от этого еще хуже! - Да полно, полно, тебе хуже не от этого. Зря ты черную водицу не хочешь пить. Сразу полегчало бы. - Мне и так скоро полегчает, - мрачно пообещала Лихорадка. По мере того, как умирали воины, ее покидая озноб, прибывали силы. Вскоре, притихшая и потеплевшая, она сидела рядом с Лешим, они по очереди курили каменную трубку, набитую девятью разными мхами, и Леший озабоченно спрашивал: - Зачем ты волхва оставила? 3едь он когда-нибудь тебя победит. - Пускай, - отвечала Лихорадка. - Только вряд ли...не доживет. - Он тебе что - понравился? - Вот еще! Думай, что говоришь. - Да вот я и думаю. - Он ушел? - Ушел. Уехал. - Леший сосредоточенно смотрел в очаг. - И с ним еще сколько-то народу.. то ли ты их пропустила, то ли выжили... - Ладно, - оказала Лихорадка. - Что-то я устала. - Поспи. - Да не засну. Я от всего устала, жить не хочется. Зачем только я нужна. - Затем же, зачем и я. - А ты зачем? - Лесу хозяин нужен. - Да какой ты хозяин! Это медведь в лесу хозяин, а ты - так, пугало. Вроде меня. Леший ласковым взглядом одарил Лихорадку и сказал: - Не мучайся. Какие есть - такие есть. Как на роду написано - так и живем. Хотя бы и пугало. Без нас-то как? - Без нас никак, - согласилась Лихорадка. И вечно пьяные кикиморы, и обеззубевшие упыри, и весь выморочный болотный мир на какой-то миг показались ей родными, но лишь на миг, а затем тоска по другой судьбе вновь схватила и сдавила за горло. Но Леший подал водички и погладил по руке - тоска отступила, и то лучше, то хуже, то невыносимо, то изредка радостно потянулось то, что написано на роду.
Л.Л.Семенова
ФИШКА
В Новосибирске появилась новая еженедельная газета "СТЕНА" и сразу объявила конкурс на лучшее стихотворение и рассказ, которые повторно будут изданы в литературном альманахе. Редакция обещает опубликовать в порядке очереди все произведения, что будут ей присланы. Есть ограничение - 8000 знаков. Произведения большего объема не войдут на газетную полосу. В газете есть купон бесплатного объявления. И еще - Ваше произведение НЕ БУДЕТ опубликовано, если Вы не пришлете свои ответы на анкету, приведенную ниже. Анкета "СТЕНЫ" 1. Как Вас называть? 2. Как давно вы начали писать (рассказы, стихи) и почему? 3. Ваш возраст? 4. Чем вы занимаетесь и чем хотели бы заниматься? 5. Ваш любимый фильм? 6. Ваша любимая музыкальная группа (исполнитель)? 7. Ваша любимая книга? 8. Ваше пожелание газете "СТЕНА" и ее читателям? ********* АДРЕС РЕДАКЦИИ Газеты "СТЕНА" для визитов: ул Плахотного, 10, к 134
для писем: 630108, НОВОСИБИРСК, а/я 387, а также 630057, НОВОСИБИРСК, а/я 121.
стр. 8 Докричаться до Вашего неба,
КАРТОЧНЫЙ ДОМИК
Отвратительней нет Искривленного в вечной улыбке лица, И поэтому мне Не удастся сыграть эту роль до конца. Мне хотелось уйти Без упреков, без слез, без обиды и лжи. Попытайся простить И почти умоляю: меня не держи. Видишь, складки у рта Изогнулись, как змеи в смертельном броске. Нам пора перестать Строить карточный домик на зыбком песке, на песке. Руки помнят еще Холодок и покатость податливых плеч, Только это - не в счет, Понимаешь, почти невозможно сберечь Ту же радость в душе, Хоть на миг отдаляя агонию чувств. Я все чаще уже Ухожу, и когда-нибудь я не вернусь. И все ближе черта, За которой есть место слезам и тоске Нам пора перестать Строить карточный домик на зыбком песке, на песке. Губы верят губам, но потом в темноте мы все чаще молчим. Я жалею тебя, Как жалеют жильцов, потерявших ключи, А за окнами - жизнь, А за окнами дни продолжают свой бег. Нас вели миражи Мы хотели им верить и лгали себе. Это наша мечта Умирает синицей, зажатой в руке. Нам пора перестать Строить карточный домик на зыбком песке, на песке.
СИНВАНМУ*
Я выпускаю серебряных птиц, Крылья, как молнии Чертят вечернее небо, как лист чертит перо. И среди всех запрокинутых лиц, Глаз, удивления полных, Вижу, как взгляд твой пронзительно чист И осенен добром. Помню, как бились одна за другой Волны прибрежные, Грустную деву у призрачных вод С лютней в руках. Птицам волшебным неведом покой, Даже надежда, что Крылья прогонят все ветры невзгод Призрачна и легка. Вспомню на волнах далеких зарниц Алые лилии. Что суждено мне, с улыбкой приму И без обид. Я выпускаю серебряных птиц, Стань же их крыльями Той, что любима тобой и тому, Кто мной был забыт.
* Синванму - царица неба с веером, отгоняющим ветры невзгод. (Китай)
***
Под ногами Земля? Небо ли? Стали острее грани хрустальные. Это даже мечтой - не было. Это даже прошлым не станет. Но об этом ли думать хочется Таким беспечным радостным вечером, Что украден у одиночества И подарен тебе доверчиво? А чему я так глупо радуюсь Знают (и тайна иным не доверена) Только тающий луч радуги Да последний листок на дереве.
***
И с каждым часом ты все дальше от меня. Не знаю, есть ли этому предел и мера. И долго ль нам еще достанет сил и веры Любить сегодня, о прошедшем не скорбя. Нет, все в порядке, просто заедает быт. Нет вечно времени, а вот забот хватает. Друг другу старые обиды вспоминая, Мы забываем то, чего нельзя забыть. Слабеет некогда нервущаяся нить, И норны ножницы из рук не выпускают. И мы должны на что-нибудь решиться сами, Пока еще мы можем что-то изменить.
***